Форум » Ваши Фанфы по НРК » Познать что-то важное. - Альтернатива, мелодрама, Пейринг: Катя/Андрей Автор: SV-вагончик » Ответить
Познать что-то важное. - Альтернатива, мелодрама, Пейринг: Катя/Андрей Автор: SV-вагончик
SV-вагончик: ПОНЯТЬ ЧТО-ТО ВАЖНОЕ Рейтинг: не знаю Пейринг: Катя/Андрей Жанр: альтернатива, мелодрама Герои: Все те же Сюжет: Вчера на DVD посмотрела серию с «Лиссабоном», и сильно прониклась, подумала, а если бы Катя поехала после ресторана с Андреем куда-нибудь, а самое главное не «сдала» его Совету Директоров, но он ведь тогда еще не знал, что «…любит»….. - Кать, Катя, послушай, прости меня, прости, я все делаю не так, - Андрей быстро схватил Катю за локоть, но она вырвалась. Заученным движением поправил очки. Он всегда когда нервничал и не находил слов поправлял очки. «Я ничего не понимаю… Что мне делать… Она уходит… Вот Ромка, он бы нашелся, что сказать, сделать… Почему, почему она так со мной поступает… » - Я совершено запутался, я не понимаю что делаю. Ну, Катя, пожалуйста…., - Жданов пытался, практически из последних сил убедить себя, нет Катерину, а вот в чем он пока и сам не знал… - Мне кажется, что мы можем все вернуть, все начать с начала, Катенька… Катерина горестно усмехнулась. «Что же вернуть ты собираешься? Ты же так алкоголиком со мной станешь, у тебя же без спиртного со мной, ну никак… Не бойся же, чего же ты так боишься… Да не нужна мне твоя фирма…И ты мне не нужен… Не могу я больше… Так - не могу…» - Кать, послушайте меня… - Нет. Катя посмотрела на Андрея, ей очень хотелось увидеть его глаза, надежно спрятанные за стеклами дорогих очков, и понять мотивы, не те, которые изложены в инструкции, настоящие, она чувствовала, что есть что-то еще, очень важное, именно из-за этого они и толкутся тут, на морозе перед входом в ресторан «Лиссабон». Очень хотелось, что бы это выдуманное что-то, все-таки было, и не только ее Катиной выдумкой. «А в глазах твоих пустота…Ты боишься… Господи как же ты боишься… Меня, себя, людей, которые вездесуще тебя окружают. Ты же погряз в этом общественном мнении, ты же уже не живешь, а так существуешь, тобой управляет ком условностей, правил, догм, с которыми и жить не возможно, и отказаться тяжело… Ну не смотри же ты так, пожалуйста, ведь я как глупая Снегурочка, сейчас таять начну, а ты врешь… О, как же изысканно ты умеешь притворяться… Просто талант… Если бы не знала какой ты …. Поверила бы, растаяла, превратилась в пар или растворилась… В тебе только в тебе…Ты мой единственный хмельной и сладкий грех… » «Последний мой аргумент, против которого ты не сможешь устоять… Я знаю… Я и сам не могу перед тобой устоять… Как полный идиот хочу…обнять, поцеловать, любить, тебя мою маленькую девочку, только мою… Ты ведь только моя, Кать, ведь правда? А Зорькин – это так, понарошку, чтобы меня позлить… А зачем ей меня злить…. » Андрей обнял худенькие, плечи, потянулся к Катиным губам, а она отвернулась, и как-то устало вырвалась. «Как от жабы какой-то от меня отворачиваешься… Я что неприятен тебе, Кать?». - Ты с ума сошел… - Да, я сошел с ума, Кать. Это правда. Я сошел с ума от тебя… Я сошел с ума от ревности…. Ты, что убить меня хочешь, Кать… - Нет, это ты сам, слышишь, ты сам себя убиваешь, а я так больше не могу, мне надоело, я не хочу тебя больше видеть, - Катя кричала, выплеснуть хотела, всю боль, обиду, усталость. «Я ухожу… Все… Я действительно не могу его больше видеть, слышать, чувствовать его прикосновения…. Не потому, что не хочу, а потому, что еще чуть-чуть и мне уже будет все равно врет он или нет, играет пьеску в постановке Малиновского или действительно что-то испытывает…Ко мне... Ну почему же я дура такая… - Зачем, ты врешь, Катя.. «Что…И это ты меня во лжи обвиняешь…Ах, ты…Правды захотел, только она тебе не понравится… » - Я не вру, я никогда не вру, меня не так воспитали, а если ты хочешь знать правду… Я скажу. Да, я люблю вас обоих, но только с одним я сплю при свете, а с другим в кромешной тьме и с бутылкой виски….Вот и вся разница….. «Вот теперь действительно все… Плакать нельзя, при нем… Дома… Я уже больше его не увижу…Начнется новая жизнь…Отчет, у меня на столе в каморке, а как приложение - инструкция… Там же заявление об уходе, все что могла я для него сделала, трудовую потом заберу, через девочек…» - Катя! Андрей догнал, схватил в охапку, почти насильно начал целовать, Катя сначала вырывалась, потом сдалась, ответила на поцелуй. «Все-таки дура, даже уйти не могу достойно… Ну почему когда он меня касается начинается это сумасшествие…Голова совершенно перестает работать… Ведь нельзя, он же врет… Это игра… А он притворщик…» «Никуда я тебя вот так не отпущу… Просто не могу я тебя отпустить… И дело тут не в Малиновском с его инструкцией… Я и сам не пойму в чем…Ты как наркотическая зависимость, нет хуже… Я обречен на тебя, как на казнь, вся моя жизнь теперь зависит от тебя, и только ли в Зималетто дело? Я не знаю… Помоги мне Катенька, ты же всегда мне помогаешь, мне кажется, что я что-то понять должен… Что-то очень важное… Вот ты поможешь мне и кончится эта зависимость, я избегу казни… Вот сейчас еще раз поцелую и в голове проясниться…». Казалось целовались вечность, истошно, жадно, согревая дыханием замершие губы, щеки, лбы. «Только поцелуями наши сердца что-то не отогреваются, Андрей Палыч, погрязли во лжи, а она как леденящий ветер в руках Снежной Королевы». Катя больше не вырывалась, было тяжело дышать, невозможно думать, глупо говорить. - Спасибо, Андрей Палыч… - Катя, прости меня, прости меня пожалуйста, я прошу не уходи, я не могу без тебя, мы должны быть вместе, сегодня, мне это очень нужно….Нет, не так, нам это очень нужно… Мы должны понять что-то очень важное, Кать, а по отдельности мы ничего не поймем, только вместе… Пожалуйста, Катя, поехали со мной, я прошу…. «Это в последний раз… Как же я хочу согласиться…Завтра я уезжаю с Юлианой, куда не знаю, да и не хочу знать, все равно куда, лишь бы подальше отсюда. А он остается… С липовым отчетом, президентским креслом, ревнивой невестой, вездесущим Малиновским, непреклонным Советом Директоров… Он остается сам, без меня… Ославить его перед всеми в некомпетентности и обличить во вранье я не смогла, хоть и обещала Кольке… Я его люблю, все еще люблю…Все что он хочет понять для меня уже не новость… Почему же мне так хочется чтобы он все-таки понял это что-то…. Ну что ж, даже если вы не поймете ничего, Андрей Палыч, я этого не узнаю… А вы не поймете, для вас женщины как детальки в конструкторе – взаимозаменяемы, эта подходит больще, эта меньше, ну и что тут такого! А Катя Пушкарева вообще не подходит, с ней общаться можно только если создать определенные условия… Виски, зажигалка с красоткой, выключенный свет, ну и конечно глаза закрыть поплотнее, чтобы даже на миг, не видеть чудовище…» - Я поеду с вами, Андрей Павлович… Вы только виски с собой возьмите побольше.. - Это еще зачем, Катя? - Да так, холодно очень, смотрите как замерзли, простудитесь еще, а у вас показ и Совет Директоров на носу. Хлопнете бутылочку коньячка и жизнь покажется прекрасной. Как в мультике про Шрека – принцесса Фиона только ночью превращается в тролиху, а в остальное время прекрасна как мечта. - Не хочу я пить, Катенька, я совсем другого хочу…. Ну, вы сами прекрасно знаете чего я хочу, поехали? Катя не говоря ни слова двинулась к машине президента компании Зималетто. «Даже смешно как-то. Он еще не знает, что свободен от меня, ему уже не нужно притворяться, целовать, приглашать на сеанс любви, наступая себе на горло. Отчет готов, заявление об уходе написано, доверенность на управление Никамодой выписана на имя Малиновского и заверена юристами. Только эта ночь, только один раз я его использую в своих целях, а завтра он будет сокрушаться, как тяжело было делать с ней «это», а необходимости уже не было….» Сигнализация пикнула, приглашая в автомобиль. Катя сама рванула дверь на себя, усаживаясь в салон, Андрей просто не успел поухаживать за ней. Молча включил радио, решительность познать «что-то» странным образом начала улетучиваться. «Господи ну почему у нее вид такой как будто ее на заклание ведут… Когда она такая, я совсем не знаю как подступиться к ней, и хочу ли я к ней подступаться, этого я тоже не знаю…» - Ваши предложения, Катенька…Куда мы едем? - К вам домой, Андрей Палыч, вы же поговорить хотели, что-то понять, а квартира самое подходящее место для общения. Глава 2 Ехать к себе домой Андрей не хотел, туда могла нагрянуть Кира с проверкой, да и неловко было перед консъержкой за Катин внешний вид, к нему обычно дамы другого типа ходили. «Совершенно другие…Не такие как она… До жути между собой похожие…Девушки с журналов, клонированные в одной из модных лабораторий Москвы, вмонтированные в показы, шоу, глянцевые журналы, сериалы… Кира наверняка сейчас позвонит, а если отключить телефон, то обязательно примчится выяснять отношения… А разговаривать с ней при Кате никак нельзя…». «Зачем я к нему еду… Кому и что я пытаюсь доказать… Возомнила себе, что он заколдованный принц, а я его расколдую…Нечего там расколдовывать… Он комфортно чувствует себя в своем мире, а меня воспринимает как недоразумение ходячее…» Ехали молча, слушали орущее радио, а оно как назло голосом Димы Билана усиливало и без того повисшую в салоне неловкость: «Прости мне мою печаль, позволь мне немного слез, ты скажешь, что между нами все было не всерьез….». Говорить не хотелось, собственно, и находится вместе в одном замкнутом пространстве тоже не хотелось. Иллюзия нечеловеческой зависимости, которую они испытали касаясь друг друга, странным образом улетучилась, и все во Вселенной вновь стало на свои места: Катя и Андрей люди с разных планет, совершенно чужие друг другу. Зазвучала знакомая мелодия телефона. - Кира, как всегда не вовремя… - Ну почему же, я бы сказала у вашей невесты нюх. Она чувствует, когда вы на охоту выходите. Возьмите трубку, Андрей Палыч, успокойте ее, объясните, что ваше отсутствие обусловлено производственной необходимостью, вы, так сказать, закрываете своим телом самые проблемные участки в работе компании Зималетто… - Ну хватит, Катя, я прошу вас, не начинайте этот спектакль снова, я за сегодняшний вечер от вас уже столько гадостей наслушался… Вам, что доставляет удовольствие мучить меня… - Да возьмите же вы наконец трубку, - Катя сжалась в кресле, почувствовала дикое отвращение к самой себе, она всегда так себя чувствовала, когда звонила Кира. «Вот уж, действительно, не родись красивой… Всего у вас Кира Юрьевна в избытке: красота, ум, деньги, положение в обществе, а ведь несчастны - унижаетесь, шпионите, а он вам даже еще не муж…» - Да, Кира... Нет… Встреча не состоялась… Мы с Катей просидели весь вечер в ресторане, а он позвонил, что не может прийти. Я везу Катерину Валерьевну домой. Нет, она не могла на такси, - Жданов уже орал, - Потому что она ценный работник, может быть единственный, который действительно работает в компании… Все, Кира, я устал, нет… я еду к себе… Хорошо, позвони утром… Пока… Я тебя тоже… Жданов кинул трубку на заднее сидение. - Она, кажется, действительно вас очень любит, Андрей Палыч…А вы мучаете ее…себя.. Катя вздохнула и тихонечко себе под нос прошептала: «… и меня». - Знаете, Катя, я терпеть не могу фразу «я очень тебя люблю», а знаете почему? Потому что нельзя любить «очень». Ну никак нельзя! Или любить или не любить, какое там «очень»! - Бывает «очень», Андрей Палыч, просто вы к сожалению этого чувства, кажется еще не испытали… «Чтобы ты сейчас не говорил и не делал это не важно. Я хочу, чтобы сейчас, в последний раз, ты сыграл роль безумно влюбленного, это нужно не тебе, ты еще больше запутаешься в своих эмоциях, чувствах, мыслях, это нужно мне, потому что не смотря ни на что – я очень благодарна тебе за то, что ты был в моей жизни». Андрей тяжело вздохнул, до квартиры оставалось каких-то несколько минут езды, а он уже наговорил кучу глупостей, которые неумолимо отдаляли его от Кати. Теперь в душу закрался страх, что она не поднимется с ним в квартиру или опять будет мучить его странными, обидными высказываниями, тайный подтекст которых он не понимал. «Она так говорит, как будто знает об инструкции Малиновского. Нет, если бы она знала, она бы сразу…Что сразу? Сказала мне? Или умерла? Или убила нас с Ромкой? Или папу своего натравила, вот кто уж точно убил, и между прочим правильно сделал… Она бы мстить начала? Рассказала на Совете Директоров об Никамоде и фальшивых отчетах? Нет, Катя не такая, она же любит меня, она так не сделает… Любит? За последние 2 недели ни одного проявления любви с ее стороны не было… » - Катенька, пожалуйста, мне очень многое нужно вам сказать, для этого, я должен …. смотреть на вас…чувствовать, что вы понимаете, о чем я говорю….А сейчас я должен смотреть на дорогу… давайте прекратим этот бессмысленный спор… Тем более, что мы уже приехали…,- Андрей остановил машину, заглушил мотор. - Знаете, Андрей Палыч, мне кажется, что нам лучше поговорить завтра, я не настроена… не могу больше видеть…вас…, говорить с вами…, вы тоже устали… поздно уже… Меня не надо везти домой я сейчас выйду и такси поймаю. Андрей наклонился, закрыл глаза и на ощупь начал искать губы, затем ладонями притянул к себе ее лицо и поцеловал все поочередно. Щеки, губы, волосы, глаза. И опять поцеловал, и потом еще раз, а потом уже не мог остановиться. «Вот так, Катенька, ты моя, моя, моя, я захватил и поработил тебя, я твой единственный хозяин и слуга, и каждое мое движение приближает меня к познанию неуловимого чего-то, а потом будет победа, над собой и над всем миром. Только я, только она, только сейчас, сейчас и здесь, потому что нет сил сопротивляться этому пламени которое жжет изнутри, и хочется, ой как хочется, поделится, с ней, только с ней». Над этим феноменом, называемым «поцелуи в машине с Катей», Андрей задумывался уже не раз. Он был убежден, что вот так до одури и кругов в глазах, целоваться в машине не прилично и так делают только озабоченные подростки или невменяемые взрослые. В том, что так не делают настоящие мачо, к которым Андрей себя причислял, он был уверен на сто процентов. Но было так хорошо целоваться с ней в тесноте и темноте автомобильного салона, пытаясь приспособится, чтобы рычаг не задевал никаких важных и нужных органов, и это было очень сложно, почти невозможно. Но все закончилось. В рядом стоящей на парковочной площадке черной Toyota Prado сработала сигнализация. Катя отвернулась к окну и начала нащупывать ручку, чтобы открыть машину. - Кать, пожалуйста, я очень хочу….с тобой…поговорить… Поднимись со мной в квартиру… - Идемте, Андрей Палыч. Глава 3 В лифте опять молчали. «Как же быстро мы теряем эту ниточку которая нас связывает. Да ничего нас не связывает кроме наставлений Малиновского. Тогда почему? Ну ладно я влюбленная дурочка, а он почему так быстро загорается, когда целует… Конечно темперамент его известен на все Зималетто, но на Уродов, как Милко говорит, он не распространяется..». «Что же ты делаешь со мной, Катенька, тушуюсь, робею, теряюсь, просто как забитый ботаник, которому вдруг улыбнулось счастье в виде расположения однокурсницы. Упс! Вот и приехали, где же ключи эти чертовы запропастились…» Андрей долго искал ключи от квартиры, не мог попасть в замочную скважину. Когда наконец вошли в прихожую, не включая свет, Жданов попытался помочь Кате снять пальто, она отказалась, поплотней притянув воротник к горлу. «Вот теперь я точно не знаю что делать! Может спросить у нее, что я, идиот, делаю не так..» - Кать, - спросил Жданов у самых ее губ. – Что я делаю не так? Или случилось что-то? У тебя что-то случилось?… Ты меня больше совсем не хочешь?.. - Нет, - слезы градом катились по щекам Катерины. – Я ничего не хочу… - Кать, я про другое спрашиваю, не чего, а кого, в смысле …меня… Как плохо, что у женщин нет органа, сигнализирующего «Я хочу или не хочу»! – хрипло прошептал Жданов. Катя удивленно вскинула на Андрея заплаканные глаза. «В каком смысле…? Чего сигнализирует…? Где…?» «Хорошо что в прихожей темно, шучу как полный болван, если бы Малиновский меня услышал, вот порадовался бы, что я без его инструкций скоро вообще говорить разучусь». - Я не понимаю, что с тобой происходит. Ты хочешь меня… обидеть или мстишь мне за что-то? – помолчав спросил Андрей растеряно. - Я не хочу вас…тебя… обижать, и мстить я не хочу… Я прошу вас, не приставайте ко мне… Я не могу с вами больше видеться..., - Последние слова Катя прокричала Жданову в лицо, и тут же, устыдившись того, что орет, замолчала и даже перестала плакать. У его был такой вид, что сразу стало жалко себя и его, больно, и непонятно, как им дальше жить. Андрей же продолжал ее добивать: - Ты меня больше не любишь? - Я же сказала вам…тебе, что люблю….Я тебя люблю, Андрей… - А почему тогда ты меня отталкиваешь? - Потому что я тебе не подхожу, а еще у тебя невеста есть, а у меня жених, и я устала очень, и у вас показ на носу, и Совет Директоров… Катя сбивчиво перечисляла причины, очень боясь упустить, а главное не сказать главную… - Ну это я уже слышал, - глухо заявил Андрей Жданов, президент компании Зималетто. Ладонью взял Катю за затылок, притянул к себе и поцеловал в губы. Она сопротивлялась, вырывалась, даже головой замотала, все норовила отстранится от него. Но он не дал себя отстранить. Он целовал ее сильно и нежно, сдавшись под таким напором, она стала ему растеряно отвечать, потому что не было в ее правильной жизни ничего лучше, чем поцелуи Андрея Жданова. Он длинно и сильно задышал, обнял ее крепко-крепко, заставил прижаться к своему сильному и длинному телу, так чтобы она почувствовала его желание, всего его живого, дышащего, страждущего только ее, свою Катеньку. - Кать, у меня чувство такое, что ты родилась, чтобы принадлежать только мне… Этот твой Зорькин, он же нелепый, смешной… Ты же не можешь быть с ним, ну не может Это…быть лучше чем я, - Андрей оторвался от Катиных губ, но плечи продолжал крепко сжимать. - На счет принадлежать… Самонадеянно…Как впрочем и на счет способностей Коли, знаете, Андрей Палыч, у него очень много скрытых талантов… - Ах так! А вот так он делает, Катенька? Андрей перевел дыхание, очень серьезно посмотрел на Катю, и снова стал целовать. «Я не буду сопротивляться ему, я буду стоять столбом, бесстрастным и равнодушным. Ну зачем он так целует…Почему, собственно, я должна держаться и сопротивляться…» Горячий темный огонь медленно разливался по Катиному телу, ударил в спину, ноги и сердце, которое заколотилось сильней и отчетливей, и кажется выше чем ему положено быть, а огонь подкатил к горлу и перерос во вздох ли всхлип: «Андрей….». Катя обнимала и гладила его, стащила пальто вместе с пиджаком, прижалась к груди, чувствовала бешенные толчки сердца, а его руки… Снимают пальто, жакет и расстегивают блузку. Андрей положил руку ей на грудь, почувствовал тяжесть и тепло, такое вожделенное и желанное. «Как странно, с каждым разом я хочу ее все сильней и сильней, прямо зависимость какая-то в которую втянулся, а если нам вдруг придется расстаться – жизнь ведь непонятная штука, действительно, не могу же я ее вечно в каморке держать». «Ну что же ты делаешь со мной… Зачем… Как я могу заниматься с тобой любовью, словно ничего не случилось, как будто нет инструкции и всего этого грязного вранья?!» Как?! - Что – как, Катенька? – пробормотал Жданов и открыл глаза. – Что ты говоришь? - Ничего, - выдавила она. Губы плохо слушались, и во рту стало сухо. – Нам нельзя, понимаете? - Я понимаю, что ты мне нужна, - сказал Андрей. – Больше всего на свете. Только ты одна и больше никто! А сейчас мы пойдем в постель, хватит уже, Катенька! Он наклонился и поцеловал ее грудь с левой стороны, где билось сердце, и кажется, он глазами видел как оно бьется. Катя замерла, затаила дыхание, откинулась немного назад, чтобы ему было удобнее целовать, ее пальцы сошлись у него на затылке, и она изо всех сил прижала к себе его темноволосую голову. Она больше не могла сопротивляться, и вообще все это сопротивление вдруг показалось ей какой-то глупой комедией. А Андрей стиснул так, что у нее что-то пискнуло внутри, и стал целовать куда придется, и расстегивать на ней одежду и белье, это все очень сильно мешало, словно она была спрятана в кокон, разрушишь оболочку, а внутри – прекрасная бабочка. Он хотел ее сейчас, немедленно, прямо здесь, в прихожей, но все-таки заставил себя подхватить ее на руки и отнести в спальню. Положил, на шелковое покрывало, включил ночник. Затем быстро расшвырял ее одежду по сторонам, и она выступила к нему из нее, совершенная, розовая, округлая, гладенькая и тоненькая, такая, о которой он мог только мечтать. - Кать, какая же ты красавица, - пробормотал Жданов с сожалением, - Катя… Он мял ее тискал и трогал. «Поразительно, я уже забыл и поэтому сильно соскучился по тому какая ты сильная и страстная, как ты загораешься от каждого моего прикосновения, и горишь ярко долго, и догораешь всегда раньше меня, и загораешься снова. - Я больше не выпущу тебя из постели, - пробормотал Андрей, и губы скривились в усмешке. – Никогда. Тут твое место. Я буду заниматься с тобой любовью всю оставшуюся жизнь. Всю, поняла? - А на работу мы не пойдем? – вдруг спросила Катя, и он не понял, о чем она спросила. «На какую работу? … Нет ничего, нет никакой работы, и мира за зашторенными окнами тоже нет, нет вообще ничего, кроме нас двоих, а я только что наконец добрался до тебя, только что понял как ты мне нужна, а ты говоришь что-то загадочное! Я не хочу разгадывать загадки, Катенька, я хочу получить тебя прямо сейчас и отделаться от того скверного, что есть между нами, что я сам придумал, а отделаться я могу только с тобой, только вдвоем, ты же знаешь, твой шеф, один не может, я без тебя не справлюсь... » Андрей еще некоторое время смотрел на нее сверху, как она лежит, вытянувшись и крепко зажмурившись, такая красивая и такая необходимая ему, а потом сорвал с себя одежду, лег рядом, замер, потому что прикосновение кожи к коже было острым и обжигающим, и нужно было успокоится немного. - Не надо, Андрей..Палыч, свет включать…в кромешной тьме вам было бы намного проще… - Кать, ты что не понимаешь, что когда вот так говоришь, делаешь мне больно… - Прости… я не хотела, я …, - Катя потянулась к Андрею и обняла его за плечи. Потом они больше не разговаривали, только двигались и дышали и жили друг в друге, и на эти несколько минут, а может столетий, остались во Вселенной совсем одни. А может, это была и не Вселенная, а нечто другое, потому что вокруг что-то со свистом летело, неслось и падало, осыпалось тысячей брызг, и они оба знали, что так не бывает и то, что это случилось с ними, - волшебный подарок, который дается не всем, а только избранным, таким как они, оказавшимся на большой шелковой кровати в самом центре Вселенной. Когда времени совсем не осталось, он понял, что у нее закрыты глаза, зажмурены очень крепко, а в ресницах блестят слезы, и тогда Андрей попросил: - Катя, открой глаза. Наверно она не слышала его, а он всмотрелся в ее лицо, искаженное гримасой страдания, и попросил еще раз: - Пожалуйста, Катенька, открой глаза. «Кать, мне нужно видеть твою душу, прочитать в ней правду, о том как ты меня любишь, а потом заниматься любовью с твоей душой, а не только с телом» Катерина распахнула глаза, поймала взглядом его взгляд и больше уже не отпускала. Первый раз в жизни Андрей Жданов, успешный бизнесмен и любимец женщин, понял, что душа есть точно, он видит ее прямо перед собой. - Я больше никогда тебя не отпущу, Катенька, - нежно прошептал Андрей. И он ее больше не отпустил. А Вселенная, все-таки непрочная штука, – она разбилась на тысячи мелких осколков и искорок, и на ее месте возник рай, его собственный Ждановский, именно такой каким он его себе представлял.
Ответов - 26, стр:
1 2 3 All
Ангел: Приветик SV-вагончик ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!!! Я так рада что в нашем полку прибыло. Фанф просто замечательный дух просто захватывает. Жаль, что в сериале так не было.... Жду проду!
SV-вагончик: Глава 4 Когда все закончилось они лежали на берегу, выброшенные силой вселенского прибоя – две такие разные планеты, которые чудесным образом соединились. Заставив свое ставшее внезапно вялым и непослушным тело откатиться на бок, Жданов, так и не смог разъединится с Катей окончательно – уткнулся ей в плечо и тихонечко одними губами целовал. Она почему-то повернулась к нему спиной и начала шарить рукой по столику стоящему рядом с кроватью. Пытаясь восстановить дыхание, Андрей кончиками пальцев гладил Катины плечи, спину, бедра, старясь не о чем не думать и из последних сил цепляясь за неумолимо исчезающую эйфорию. «Вот так, Жданов, отныне твоя замечательная жизнь круто изменилась, причем кажется навсегда, и никогда уже не вернется обратно. Ты попал… В зависимость, и отнюдь не финансовую, от маленькой неформатной девочки – Кати Пушкаревой, и эта зависимость или подарит тебе неслыханную свободу, или убьет тебя. Оба варианта вполне возможны. Ну и что я с совестью своей делать стану? Удивительно, как - то уже и забыл о ее существовании…» Андрей приподнялся на локте, придвинулся ближе к Кате, и тут заметил, что женщина лежащая в его объятиях, плачет. Он повернул ее лицом к себе, попытался успокоить, убирая со щек влажные шелковистые пряди, которые еще недавно были тугим строгим пучком на затылке. - Пожалуйста не плачь, - хрипло шептал Андрей, водя губами по руке и плечу Катерины. - Потерпи еще чуть-чуть, Кать, как только пройдет Совет Директоров Кира исчезнет из моей жизни навсегда. Я тебе обещаю. Ты мне веришь? - Я верю тебе, действительно верю! – страстность, с которой были сказаны эти слова нанесла последний и сокрушительный удар по совести Жданова. «Ну какой же я подонок, я же не могу выполнить данные ей обещания, или могу… скорее хочу…Что я делаю, я же не влюблен в нее? Вроде нет, тогда почему я так странно себя чувствую рядом с ней …». «Как глупо…, зачем я над ним издевалась…это не он, это я сама себя обманывала, точнее обманулась этой инструкцией дурацкой…Он же действительно любит меня, может пока не осознает, но любит…Как он сказал тогда про Дениса – «чувство прорезалось»…А по инструкции он действовал, рисуясь перед Малиновским, наверняка, чтобы перед другом не предстать идиотом, ведь влюбиться в Катю Пушкареву – это не комильфо для супермачо Андрея Жданова… А как же отчет, который он требовал от меня все время… Господи, помоги мне, объяснить мотивы, которые движут Андреем…» Катерина закрыла глаза и тихонько прошептала: - Я люблю тебя, Андрей, очень, очень…Хоть ты и не веришь в «очень»… «Я наверное тоже должен сказать тебе, Катенька, что-то в этом роде, ну, например, что обожаю тебя страстным обожанием, но я сейчас не могу тебе врать…Или не врать… ». «Как же я хочу, чтобы ты сказал, что тоже меня любишь, даже если это неправда, именно сейчас, я просто хочу услышать эти слова». - Я верю, Кать, без веры все утрачивает смысл… Андрей крепко обнял Катю за плечи, и начал тихонько укачивать: - У нас с тобой Катя все будет хорошо, показ пройдет отлично, мы расплатимся с долгами, и тогда … Я расстанусь с Кирой, и мы будем вместе, - Жданов коснулся губами нежной шейки. - Я тоже так думаю, у Зималетто все будет хорошо… - У Зималетто? У нас с тобой Катя все будет хорошо. - Кать, можно у тебя спросить? - Андрей провел губами по плечу. Казалось, что он может бесконечно вот так ее трогать, гладить, рассматривать, узнавать по-новому, как будто никогда не видел раньше. «Только не про отчет… Пожалуйста, Господи, только не про отчет…Я хочу еще немного побыть в сказке…» - Ты сегодня сказала, что … спишь с Зорькиным в темноте и с бутылкой виски… Я не понимаю, Кать… - Ну, про виски я соврала, а вот после бутылки вина, или папиной наливки, это… было…раза три… или четыре…я не помню точно, Андрей, - Катя подавилась смешком и кротко заглянула в глаза Жданову. - Так ты с ним… была…все-таки, - он сильно стиснул хрупкие плечики. - Ты делаешь мне больно. - Прости. Катя засмеялась и немного подвинула его. Андрей был тяжелый и двигать его было трудно. - Как то раз, мы с Колей курсовой проект делали до 5 утра, а занятия на 8.00, вот так в одежде, сидя и заснули, а утром папа его чуть не убил, очень переживал, что Колька ночью на мою невинность позарился. - Кать, останься у меня сегодня… Ну, в смысле на всю ночь… А Валерию Сергеичу скажем, что срочно выехали на тренинг в Суздаль… - Он не поверит, и обзвонит все Суздальские гостиницы, так что не смотря на сибаритские наслаждения, которые я испытываю лежа с тобой в постели, мой папа все еще стоит на страже моей невинности, поэтому домой ехать все таки придется. Ты такси мне вызовешь? – Катя выдернула шелковую простынку у Жданова, завернулась в нее и бросилась к двери в ванную комнату. - Какое такси, я отвезу тебя, - Андрей вскочил с кровати, в два прыжка догнал беглянку, обнял и начал целовать. - Мне правда, домой пора…И побыть одной хочется, пожалуйста, вызови такси, - Катя умоляюще посмотрела на Андрея, - Ты только не обижайся, мне просто так нужно, - встала на цыпочки, обняла за шею, и коротко поцеловала Ждановские щеки, нос, губы. Жданов вызвал такси, оно как назло очень быстро приехало, о чем известил телефон. В джинсах и рубашке на выпуск, без пальто, он спустился проводить Катю. - Катенька, я спросить хотел, а отчет ты еще не делала? Показ ведь на днях, а после него Совет.. Катя зажмурилась и собралась в комочек как от замахнувшейся руки. «Нет, только не это…Не сейчас, пожалуйста… Так нельзя… Нельзя притворяться… Вот и вся твоя любовь Жданов… Значит все правильно…Я все сделала правильно, и нечего себя винить в жестокости по отношению к нему… Какое актерское мастерство… Только знаете, Андрей Палыч, сегодня я использовала вас, в качестве декораций, как хорошего и страстного любовника… А завтра, я проснусь и стану совсем другой, обязательно стану, и забуду…, твои глаза, руки, губы… - Кать, что с тобой? Все нормально ? - Вы об отчете, да, он завтра будет у вас на столе. - Вы опять меня, Катюша, спасаете, - Андрей обнял Катерину за плечи, попытался притянуть к себе, поцеловать. - Не нужно. .Меня такси ждет - Не пущу, Кать. Скажи, ты меня любишь? Ты меня любишь, Катя? - Люблю… Андрей развернул Катю к себе лицом. - Посмотри на меня, Катя, я люблю тебя, слышишь, я…тебя…люблю. Ты мне веришь? Катя подняла глаза на Жданова, улыбнулась и сказала: - Я всегда вам верила, Андрей Палыч, больше чем кому-нибудь другому. Катя вдруг обвила руками шею Жданова и начала целовать со всей страстью на которую была способна. Плотно прижавшись к нему, она упивалась ощущением сильного напряженного тела, по которому от ее прикосновений пробегала мучительная судорога. Каким-то шестым чувством о существовании которого Катя не подозревала, она безошибочно определила, что Андрей отчаянно пытается сдерживаться и не делать этот поцелуй слишком страстным, отчего ощутила безграничную почти непереносимую нежность к нему. Оторвавшись и выдохнув, она напоследок потерлась губами о его рот. - Кать, ты сейчас поцеловала меня так, как будто прощаешься.. - А я прощаюсь, мне пора, спокойной ночи, Андрей Палыч. Быстро выскользнув из его рук Катя побежала к машине. «Эта ночь ничего не изменила… Она прошла, и еще час назад такая желанная вами, Андрей Палыч, Катенька превратилась в серую мышку, которую вы стесняетесь, боитесь, прячете от всего мира как Минотавра… Сказок в жизни не бывает… Золушка вышла замуж за принца, потому что была в душе принцессой, а я… не такая как все…принцессы, а ты…. слишком слеп, чтобы во мне что-то разглядеть…». - Завтра будет новый день, Катя, мы все перевернем с головы на ноги, все сделаем не так, - закричал ей вслед Жданов, а затем, негромко сказал, - потому что по другому мы теперь жить не сможем!
Ангел: Привет SV-вагончик Как красиво и грустно. Увы, он так ничего и не понял.... И опять сделал ей больно. Проду!!!
SV-вагончик: Решила оставить нашу любимую парочку в покое и запараллелить им сюжет Юлианна/Роман. Прошу любить и жаловать. Глава 5 Часть 1 Юлиана Виноградова, владелица Московского PR – агентства, на своем маленьком «Пежо» лихо припарковалась у ночного клуба «В гостях у сказки». Завтра со своей новой помощницей Катей Пушкаревой она уезжала в Египет и поэтому должна была лично проконтролировать промо-акцию слабоалкогольных коктейлей «Метелица», проходящую в этом клубе. Этот клуб она не выносила. Внутри него все было стилизировано под убранство сказочного деревянного домика, и это вызывало у Юлианы болезненные воспоминания – слишком похоже на загородный дом Ждановых, в котором прошлой зимой ей довелось побывать. Тогда она очень устала, вела одновременно 5 крупных проектов, и в итоге упала в обморок, прямо на показе новой коллекции Зималетто. Павел и Маргарита предложили ей отдохнуть в их доме под Москвой, на что Юлиана охотно согласилась. Этот дом, похожий на сказочный теремок, как будто перенес ее в зимнюю сказку, в которой она была прекрасной принцессой и ожидала своего принца. Через неделю ее пребывания в нем появились принцы, и не один, а целых два. Ночью Юлиана проснулась от шагов и тихого разговора, который доносился в ее спальню с первого этажа. Быстро натянув на растянутую футболку, служившую ночной рубашкой, потертые джинсы и спортивную кофту, она тихонько приоткрыла дверь и подошла к лестнице ведущей на первый этаж. Спустившись на три ступеньки, она присела и разглядела в темноте 2 мужские фигуры, которые фонариком шарили по гостиной. - На фига тебе ее бабки сдались, машину умыкнем и порядок, - зло прошептал один из мужчин, - она наверняка много с собой не брала, зачем они ей в глуши этой! - Не боись, может чего из техники возьмем, смотри какой домик кучерявый, тут наверняка всего не меряно, - вторил ему другой. Юлиана хотела беззвучно подняться, чтобы укрыться от непрошеных гостей в своей спальне, но это у нее не получилось, половица скрипнула, и в тот же миг воры навели фонарик на звук. Она успела вскочить в спальню и даже забаррикадировала дверь тяжелым комодом, но мужчины похоже сдаваться не собирались – они начали взламывать дверь. Юлиана подбежала к окну распахнула его и начала истерично кричать, звать людей, умолять о помощи. Сколько так она простояла у раскрытого окна, она не помнила, слезы замерзали на щеках и стягивали кожу. Она очнулась, когда сквозь собственный крик и рыдания, услышала шум отъезжающей машины, тогда она сползла с подоконника и на четвереньках добралась до двери, забаррикадированной комодом. Больше она дышать не могла и поэтому провалилась в темную зияющую пропасть. Утром Юлиана проснулась от дикого холода, который пронзил все ее тело. Хотелось встать, но она не могла даже пошевелиться, и тут она услышала шум подъезжающего автомобиля, а затем шаги на первом этаже. «Ну все, они вернулись, чтобы меня убить.. Зачем им это надо, какой я свидетель, я же в темноте даже при большом желании их разглядеть не смогла». Какое-то время было тихо, а потом внизу зазвучала музыка, и послышались шаги на лестнице ведущей на второй этаж. - Палыч, я не понял, тут у вас двери открыты, бардак страшный, сейчас еще пойду посмотрю, что там в спальне твориться, если такой же кошмар, то придется Анечку в другое место вести… Нет, я за ней через час поеду, должен же я был проверить комфортабельность поля боя… И похоже, Андрюха, она меня не устраивает. Роман Дмитриевич Малиновский - один из самых роскошных холостяков Москвы и Московской области приехал отдохнуть телом, в сказочный теремок своего друга Андрея Жданова. Ничего в это субботнее утро для него беды не предвещало. Его жизнь была яркой и торопливой, именно такой, какую он себе сам придумал. Роман так сжился со своей ролью веселого плута и ловеласа, что уже и забыл какой он есть на самом деле. В этой прекрасной жизни у него было железное правило - он не доверял никому, ни своему другу – Андрею Жданову, которого искренне любил и уважал со всеми его недостатками, ни многочисленным подружкам, скрашивающим эту жизнь. Поэтому когда из-за закрытой двери спальни раздались женские рыдания и шепот: «Помогите..», он оторопел. - Ей, кто там в теремочке живет, выходи я не серый волк, не съем… - Рома, помогите, это я, Юлиана, сегодня ночью на дом напали….воры кажется, я в спальне спряталась, дверь забаррикадировала, а сейчас даже встать не могу… Помогите, пожалуйста. - Ну я конечно не Бетмен, а только учусь, но придется попробовать…У вас там окно открыто или выбивать его придется? - Открыто еще с вечера… «О, господи, мороз на дворе 15 градусов, а у нее окно открыто, и встать она не может, вот угораздило, меня сюда Анечку повезти… Забавно, что именно эту женщину, которую я боюсь как огня, я должен спасать, а потом еще в чувства приводить… Что характерно, я понятия не имею, как у прекрасных фей эти чувства устроены…». Когда Роман Малиновский оставался наедине с Юлианой Виноградовой он не мог играть свою роль. Ну не мог он быть очаровательным плейбоем, эта женщина, казалось, видела его насквозь, а в ее серых умных глазах читалось такое неприкрытое пренебрежение к его ужимкам и приемам, что не было никакого смысла их демонстрировать. «Для того, чтобы вытащить тебя из башни замка, дорогая, нужно на дерево залезть, которое рядом с домом растет, а оно обледенело и в снегу, и боюсь мои английские ботинки, просто очаровательно заскользят по стволу. Ничего, Малина, соберись и представь себя фигуристом, на льду Олимпийского со сказочной партнершей в обнимку, ну кто там самая красивая – Грищук, например». Такие мысли посещали Романа пока он лез на дерево и перегибался через подоконник, а потом…. он увидел ее. Юлиана сидела на полу подтянув ноги к груди. Пол комнаты по щиколотку был устлан снегом. Ее лицо было мертвенно белого цвета, картину дополняли всклокоченные короткие волосы, проваленные глаза с глубокими кругами синего цвета, и старая застиранная одежда. Но это все было ничего, по сравнению со взглядом. Он был бегающим и лихорадочным. «Загнанные лошади, которых пристреливают, должны смотреть вот такими же глазами…Вот вам и прекрасная фея… А вы, Юлианочка, оказывается тоже театральные роли по жизни разыгрываете, а я думал, что один такой классный..» Роман закрыл окно, и с усилием отодвинул комод. - Ты встать можешь? – Малиновский нагнулся и стал рассматривать ее очень близко. - Я попробую? – жалобно попросила Юлиана. - Ну, попробуй, - разрешил он грубо. Цепляясь за его норвежский свитер, словно по ступенькам взбираясь, Юлиана встала наконец на ноги и глубоко вздохнула, как будто первый раз за прошедшие сутки. - Ну что? Ты жива? В норме? Юлиана посмотрела на него растерянно и непонимающе, осторожно вышла из комнаты и начала спускаться вниз на первый этаж. Малиновский медленно двинулся следом, наблюдая за ее осторожными движениями, и мечтая о том, чтобы она не скатилась кубарем вниз по ступенькам. «Ну и скотина, ты Малиновский, ее наверно пожалеть надо, утешить, говорить ей слова о том «какая она бедная девочка и как все будет хорошо», мужественно прижимать ее к себе и слегка целовать ее короткие волосы целомудренными поцелуями, а потом она растает в твоих объятьях, ты притянешь к себе, возьмешь на руки, отнесешь на кровать и… Стоп, я что с ума сошел… У нее же стресс сильный. Я хоть мерзавец, но не до такой же степени». - Я коньяк привез и вино, тебе обязательно выпить надо что-то и рассказать мне, что все-таки произошло. - Вина я не пью, - ответила она с досадой и сжавшись села на диван. Ей было холодно, так холодно, что зуб не попадал на зуб. – Давай, наливай скорее. Малиновский посмотрел на нее с веселым изумлением: «А ты оказывается, молодец, фея летающего домика». Он налил ей очень много коньяка, почти под самый край, Юлиана не стала говорить: «Куда столько, разве можно, зачем», она просто взяла свой стакан и быстро глотнула, а потом как воду допила остальное, перевела дух и только теперь посмотрела на Романа: - А ты? Он выпил залпом, достал пачку сигарет и предложил ей. Юлиана не курила, но сейчас был совсем не тот случай. Она закурила и сбивчиво начала рассказывать……..
Ангел: Приветик SV-вагончик Всё очень интересно пара Юлиана и Рома почему бы нет Но все же как там Катя и Андей поживают? Проду!!
Ангел: SV-вагончик милая, ты куда пропала? Я ведь скоро помру от любопытства!! Проду! Проду! Проду!
SV-вагончик: Ангел, Катя и Андрей будут, а пока с этими товариСЧами нужно разобраться Глава 6 Рассказ Юлианы оказался не очень долгим, а когда она закончила, Роман сославшись на неотложные дела вышел, чтобы сделать необходимый звонок подруге и отменить торжественную встречу. «Сейчас она придет в себя, а к вечеру я ее в Москву отвезу, там и в отделение милиции заедем». - Мне в милицию позвонить надо, а еще секретарше и кому-нибудь еще, - потирая виски руками сказала Юлиана, - Кому-нибудь – это милому, любимому, единственному? – усмехнулся Роман, - и он сразу примчится на черном «Порше», и спасет от всех невзгод! - Я сама себя от невзгод спасаю, а мужчин, Роман Дмитрич, использую исключительно для удовольствия, - отчеканила Юлиана и попыталась встать с дивана И тут ей стало тошно. Так тошно, что помутилось в голове, и желудок полез наружу, и коньяк опять оказался в горле и во рту, и жжение стало невыносимым. «Потрясающе, меня сейчас стошнит прямо посреди гостиной, а Малиновский от такой картины в обморок грохнется, он ведь только с гламурными девочками встречается, а они обед, ужин и напитки, выдают унитазу потихоньку, а не громогласно, как я надумала». И Юлиана побежала, мечтая хотя бы добраться до крыльца, и не корчиться от рвоты у него на глазах. На обледенелом крылечке она подскользнулась, поехала и упала бы назад, затылком на замерзшие ступени, если бы Роман сзади не поймал и не поддержал ее. Она скатилась с крыльца, и содержимое желудка вырвалось наружу. Юлиана тряслась от омерзения и брезгливости к самой себе, а кожей ощущала, что Малиновский стоит и смотрит на нее. «Ну почему он не уходит, неужели так приятно смотреть на мое унижение. Господи, почему именно этот мужчина, оказался здесь в роли моего спасителя. Именно тот, который интересует меня больше всех на свете – до зуда в затылке, до холода в пальцах, до жгучего подросткового любопытства…». Ногам было очень холодно, Юлиана рассмотрела свои ноги и увидела, что стоит в одних носках, смешных «балетках», которые она сама себе подарила на Новый год. - Пошли, - вдруг сказал ей в ухо Роман. – Заболеешь. Юлиана оглянулась, и уткнулась носом в дорогой теплый норвежский свитер. «Ну и долго ты будешь Ксену – принцессу-воина из себя строить – победительницу, воительницу..» - Для того, чтобы снять стресс, отчаяние и страх, поплакать надо или по- орать. Хотите на меня кричите, а если поплакать надумаете, то мой свитер вам в самый раз подойдет, - тихо сказал Малиновский. - Уходи отсюда! – вдруг визгливо закричала Юлиана, ужасаясь тому, что кричит, и еще тому, что у нее кажется вот-вот начнется истерика. - Не смей ходить за мной и подсматривать, я сама, сама, сама! Роман не стал ее слушать. Просто не стал и все. Сгреб в охапку, сильно прижал голову к своему свитеру – она вырывалась и молотила его кулачками. Он затащил ее на крыльцо, по очереди перехватил руки, которыми она цеплялась за двери, и втолкнул обратно в дом. Юлиана выла, брыкалась и требовала оставить ее в покое. Малиновский втолкнул ее в ванную, включил воду и приказал: - Немедленно раздевайся, не то я сам это сделаю… - Пошел вон, отсюда! Я тебя не звала! Зачем ты пришел! Рома обнял ее за голову и не отпустил пока Юлиана не затихла. - Справишься или помочь? - Рома, уйди пожалуйста, я очень тебя прошу… Он вышел, тихо прикрыл за собой дверь, а Юлиана села в ванную и зарыдала. Она очень давно не плакала, даже наедине с собой не позволяла себе рыдать, это было непозволительно, потому что не вписывалось в ту роль, которую она сама выбрала, поставила на сцене своей жизни и с аншлагами играла. В десятом классе она серьезно влюбилась. Ее избранник, Игорь Воронцов был обыкновенным ботаником, который глупо шутил и даже немного заикался, а она Юлечка Виноградова была школьной знаменитостью – отличница, спортсменка, активистка и просто красивая девочка. А он ее отверг, сказав, что она заносчивая выскочка. Потом переехав в Москву и поступив в Плехановку, на факультет маркетинга и PR, она поняла, что супердевочкой не является, потому что ее однокурсницы - москвички были более модными, раскованными, ухоженными, знали тонкости другой жизни, которая была недоступна девочке из Саратова, по одной простой причине – отсутствие денег. Это понимание пришло к ней вместе с мальчиком-мажором, с которым она жила год в съемной квартире, оплачиваемой с ее скудной зарплаты секретаря рекламного агентства. Эта «первая институтская любовь» доходчиво объяснил Юле, что таких как она вокруг пруд пруди, можно их сачком ловить и в коллекцию складывать. Тогда она поклялась, что никогда ни один мужчина не посмеет ее отвергнуть. Просто она станет настолько блестящей, прекрасной и недосягаемой, что все они будут ее недостойны. И никогда и никому она больше не будет себя предлагать. А еще у нее был банкир, именно он помог Юлиане открыть бизнес, был добрым и милым называл ее «моя девочка», дарил сложные букеты, и по большим праздникам демонстрировал чудеса ловкости и выносливости в постели, и даже один раз свозил в Париж. И хотя она обожала все французское – в ее мечтах романтическая поездка в Париж должна была быть другой. Ее банкир стыдливо прятался в гостиничном номере, от московских знакомых, которые могли доложить жене, о его местонахождении, а она ходила по городу. «Я потерялась в Париже и нашла себя, когда – нибудь, ну скажем, в следующей жизни, я буду сидеть в этом кафе не одна, напротив меня будет сидеть мужчина, держать меня за руку, смотреть в глаза, шутить и говорить о любви, ведь в этом городе ни о чем другом говорить невозможно…» Когда банкир исчез из ее жизни она даже не расстроилась, он не был героем ее романа и убиваться за ним причин не было. А все потому, что Юлиана приучила себя не доверять мужчинам – никому и никогда. «Только очень глупая женщина могла придумать, высказывание про то, что мужчине можно обо всем рассказать, поплакаться, попросить совета, пожаловаться на жизнь или похвалиться успехами?! С ним нужно держать ухо востро, никогда не расслабляться, и самое главное, не верить ему. Я сейчас выйду, светским тоном извинюсь за истерику, и попрошу отвезти в Москву. Внешний вид у меня конечно, закачаешься. Настоящая – «леди совершенство»: застиранные джинсы и куртка спортивная, футболка растянута, трусы розовые в мишках… Дуры, кусок, причем тут трусы… Ты, что и их тоже Малиновскому демонстрировать собралась?» Пока Юлиана была в ванной Роман накрыл стол, из привезенных продуктов. «Чего-то нервничаю я, у меня с ней свидания нет, и вообще… Главное, чтобы она не попросила отвезти ее в Москву немедленно. Хоть бы снег пошел, а лучше метель такая, что бы все замело. Тогда бы мы ночевать остались… Стоп, Малиновский, зачем тебе это нужно, эта женщина не твой размерчик, ты не любишь умных карьеристок, знающих себе цену, как ты с такой женщиной жить будешь.. Жить.. Совсем с катушек съехал… Тут хоть в коечку уложить, а не жить… А если она… не захочет… Вот лихо будет – отворот поворот 1-му мачо Москвы» - Я прошу прощения за скандал, Роман Дмитрич, но сами понимаете воры дверь в спальню не каждый день взламывают, - гордо блеснув глазами сказала Юлиана, - отвезите меня пожалуйста в Москву - И рад бы, да метель разгулялась не на шутку, дороги замело, давайте подождем пока прекратиться весь этот природный беспредел, и тогда поедем. А на худой конец, в доме комнат множество, вы ляжете на втором этаже, а я на первом, за одно постерегу дом от грабителей. - Лучше пока совсем не замело выехать, а завтра я сюда пришлю уборщицу, и еще, если раньше заявить в милицию, появится шанс найти мою машину. - Боюсь шанса ни выехать сегодня ни найти вашу машину уже нет. Да не бойтесь вы меня так, я на вашу невинность не посягну. - Вот этого, Роман Дмитрич, я боюсь меньше всего. «Все, стресс прошел и снова на арене цирка – светская львица Юлиана Виноградова. И ты, Малиновский, ей совсем не нужен, смотри как это она прекрасно демонстрирует.. ». Ужинали в полном молчании. Также, почти не разговаривая, помыли посуду и убрали то, что разворотили воры. - Ну что ж, спасибо, Роман, за заботу, я спать пойду, за одно и приберусь наверху, у себя в спальне. Роман затушил сигарету, подошел, повернул Юлиану к себе и неловко взял за плечи. «И чего это я как девственник последний обнять ее по человечески не могу». Плечи были узкими и хрупкими, только напряжены как струна. - Ром, спасибо тебе большое, ты меня спас, наверное, если бы я еще немного там… наверху просидела, то умерла…. Все, спокойной ночи. - Спокойной ночи, - сказал Малиновский и поцеловал Юлиану. «Наконец –то, сколько можно, а то у меня уже комплекс начал развиваться, что ты всех женщин хочешь, кроме меня, а я ущербная какая-то..». «Ну и зачем мне это надо…Не надо, а хочется…Я получу ее сейчас. Я все узнаю – как она дышит, двигается, молчит, как выглядит на самом деле, а не в роли прекрасной феи..» - Рома?.. - Я не могу разговаривать. - Рома, ты…уверен, что… нам….стоит… - Я уверен. Я так ни в чем и никогда не был уверен. Или тебе экономическую эффективность наших с тобой отношений посчитать надо, - раздраженно сказал Малиновский. Он стащил ее видавшую лучшие времена спортивную кофту и задрал футболку. Юлиана растерянно пискнула и сделала попытку отстраниться, как будто испугалась, но он ей не позволил. «А у тебя руки нежные, и пальцы длинные, и глаза ты закрываешь, когда целуешься». Роман лихорадочно тискал и прижимал ее, а она все время помнила, что на ней розовые трусы в мишках, и грудь маленькая, и эпиляцию надо было сделать две недели назад, ну ничего эротического и возвышенного она не испытывала, только стыд за себя такую и неловкость. «Ты не можешь меня хотеть, Ромка, не можешь, и все тут. Это ошибка какая-то. Ты ошибся. Ты меня не хочешь. Или немедленно расхочешь когда увидишь трусы и грудь и…, что эпиляции нет. Я сейчас все тебе объясню». Руки Романа сошлись на обнаженной спине Юлианы, погладили снизу вверх, и она неожиданно позабыла про грудь и другие свои несовершенства. Он стоял с закрытыми глазами, глубоко дышал, и на лице было решительное и мрачное выражение. - Рома, я тебя боюсь. - Не бойся. - Я все равно боюсь, Ром, я сто лет ни с кем… «Юлька, глупая, да мне плевать сто лет или двести. И вообще, ты мне силами свыше предназначена, ты родилась для меня, я понятия не имею, где и с кем ты болталась так долго, и почему я к тебе подступиться боялся, с ума сойти, я же столько времени потерял без тебя…». «Я не знаю, что сказать или сделать, чтобы ты остановился, а может не нужно останавливать, я же этого хотела… Тогда почему так страшно и неловко, а не легко и красиво, как представлялось мне, когда я думала о тебе, Ромка, ну о том… как у нас однажды будет…Если будет…». Он целовал ее шею, за ухом и волосы, а она все думала про грудь и эпиляцию. Тут он сообразил, что она боится всерьез: не отвечает ему на поцелуи и трясется как осиновый лист, она просто не хочет его… И он заставил себя остановится. «Вот и лихо - отворот поворот 1-му мачо Москвы, а я уже губу на победные фанфары раскатал. Руку с груди убрать не могу, сил нет, а она наливается тяжестью, и так хочется тискать мять, целовать…» Пальцы Малиновского дрогнули осторожным, прощальным движением – и он убрал руку. Глава 7 Пальцы Малиновского дрогнули осторожным, прощальным движением – и он убрал руку. Юлиана огорошено посмотрела на Романа своими серыми невозможными глазами. «Ром, у тебя прошло, да…? Расхотелось…? Ну вот, я так и предполагала. И этот тоже меня отверг…» - Юль, я ничего не понял, - сказал Малиновский. – Я думал, что ты… А на самом деле нет? - Что нет? – спросила Юлиана, ужасаясь собственному голосу и спиной чувствуя холодок. Футболка на ней была по-прежнему задрана к горлу. Малиновский отдернул на ней футболку и утешающе погладил по щеке тыльной стороной ладони. «Ой спасибо, дорогой, это ты сделал для того, чтобы я почувствовала себя полной идиоткой, или это такой благородный жест – как в сказке - Арлекин завязал сестренке Мальвине шарфик, чтобы она не замерзла». Малиновский оценил ситуацию: «Сейчас она пойдет в спальню на второй этаж, а я до конца прочувствую весь комизм ситуации, допью бутылку коньяка, а потом еще одну. Интересно, что со мной будет после двух бутылок коньяка». - Извини меня, Юлиана, - сказал Роман и легко улыбнулся. «Молодец, Малина, держись, улыбайся, шлифуй выработанные годами навыки «гламурной жизни», ты же почти артист». - Я все неправильно понял. Поднял с пола ее растянутую спортивную кофту, встряхнул и протянул Юлиане. «Вот и придется умереть тебе, Малина, так и не поцеловавшись с Феей как следует!…» - Рома, я не хотела тебя расстраивать. «Расстраивать ты меня не хотела!…Ну это уже перебор!» - О чем разговор, Юлиана? Конечно не хотела. «Феечка, дорогая, прекрасная, поднимайся скорее баиньки, ты, что не видишь, что мне паршиво, и поэтому нужно срочно разобраться с чем-то, что медленно и деловито подобралось к самому сердцу. А разобраться с этой отравой я могу если быстро и аккуратно надерусь. А я сто лет наедине с собой не надирался, и тем более не вспоминал, что у меня сердце есть, так что иди спать, родная….». Юлиана посмотрела на Малиновского. В его незнакомое каменное лицо, ставшее очень усталым. «Ром, я ошиблась, что ли… Ты же убитый совсем… Ты, что меня не отвергал…? Или также не уверен в себе как и я? Как мне узнать? Как понять, что у тебя в голове творится?! Давай, Юлиана, решайся, как мама говорила – трусость худший из человеческих пороков. Ага, а если я сейчас спрошу у него, а он меня спать отправит, тогда все… я эту рану вовек не залижу…». - Рома… Рома, ты все правильно понял. – Малиновский прищурился, и браво усмехнулся. – Я просто очень боюсь, я … уже давно не подпускала никого так близко, понимаешь? - Не понимаю, и не верю, - сказал он искренне. – Ты всегда на виду – блестящая и незаменимая, за тобой вьется шлейф мужчин, которые каждый жест твой ловят, а ты неизменно со всеми мила и обходительна. Одному – улыбочку, другому – ручку, третьему – многообещающий взгляд, четвертому – массаж в офисе делаешь…И все это настолько естественно, а на самом деле - это пустое, это часть твоей бенефисной роли прекрасной феи… А вне роли тебя нет, ты - мираж, сказка. «Кто ты такой, что все про меня знаешь? Чужой, большой и очень проницательный мужчина… Вот какой ты оказывается. ..» - Ты все правильно говоришь, - сердясь заговорила Юлиана. – Никто и ничего про меня не знает. И поэтому я всегда одна, всю жизнь, а ты… с тех пор как я начала работать с Зималетто…, в общем, я не знаю, что будет если ты меня тоже отвергнешь! - Что значит тоже? - То и значит! «Господи, я не могу ему рассказать сию минуту про школьную любовь, и мажора и банкира, и про проблемы, которыми никто и никогда не интересовался. Ромка, я всем нужна только как мечта, как инструмент решения трудностей, а по-другому я никого не интересую». - Юлиана, ты просто устала, - сказал Малиновский любезно. – Устала и все перепутала. Это ты меня, - он немного запнулся, - отвергла. Только что. Вместе с моим …напором. Прошу прощения, если напугал тебя. - Я?! – поразилась она. – Я тебя не отвергала. Просто у меня…футболка старая, и мне в душ надо. И трусы дурацкие!… Роман широко распахнул серые глаза и замер. «Спасибо, дорогой, за поддержку, ты еще бы рот открыл! Понимаю, такие признания тебе модели перед «ночью любви» не делают». - Что?! – спросила злобно Юлиана. – Что ты смотришь?! Малиновский молчал. - Ты даже не смотришь в мою сторону! – выпалила она ему в лицо. – Секретаршам в декольте заглядываешь, моделек лапаешь, а со мной только делаешь вид, что флиртуешь, и то, только на людях. А когда мы с тобой одни в кабинете остаемся все норовишь меня к Кире или Андрею отправить. Когда я подхожу, ты шаг назад делаешь. Не замечал?! Рома покрутил головой. - А я замечала! Ты все время меня избегаешь! Я точно знаю, что мужчины, которым не наплевать на женщину, ведут себя по другому! Не так как ты! Ты совсем мной… не интересуешься! - Интересуюсь. Ты первый человек за много лет, которым я действительно интересуюсь. - Я не человек! – крикнула в отчаянии Юлиана. – Я женщина! Я тебе не Фея, какая – то. С тех пор как я тебя в кабинете Андрея первый раз увидела - решила затащить в постель, а как это сделать… я не знаю, не умею, думала ты сам как-то…, а ты, меня игнорируешь…Я умру от стыда если ты не согласишься, тысячу раз говорила себе, что ты мне не подходишь, надо переключиться на более достойный объект… - Я соглашусь. - Что? - Дурочка, - сказал Роман с такой нежностью, что Юлиана чуть не заревела. – Второй такой дуры свет не видел. Ей-богу. И обнял ее, прижал к себе, потерся щекой о ее макушку. - Я же знаю какой ты!… Ты же… Ну, в общем доверия не вызываешь, а я давно разучилась доверять людям, особенно мужчинам! - Ну да, я такой… - И еще у меня аппендицит в детстве вырезали – шов остался, и в фитнес-центр сама никогда не успеваю, только других вожу, и вообще я никакая не модель, а ты моделей любишь… Малиновский решил, что хватит с него этой галиматьи. Взал ее за щеки – она моментально и вороватотвела глаза, но он уже все понял и больше ничего не боялся. «Мы все сделаем правильно, Юль, так как должно быть». Он целовал ее глубоко проникая языком, так долго что уже и дышать было почти нельзя, и нечем и незачем. Поначалу Роману хотелось, чтобы она поняла, как сильно ему нужна, и еще, что она родилась для него и все такое, а потом он об это позабыл. Обо всем позабыл. «Я тысячу лет не спал ни с кем, кто бы мне был так нужен и важен, Юлька. Нет, не так, я никогда… не спал ни с кем, кто был бы мне так необходим». Роман гладил ее ухо, нежное, загоревшееся от ласки, потом губами стал теребить сережку, и спину между лопатками, и щеку, и грудь, которая тыкалась ему в ладонь, наливалась, а ему было жарко и страшно, что он не дотянет до конца. Не дотерпит. Сгорит. Юлиана переступила ногами, чтобы быть ближе к нему, робко потерлась бедрами, а когда он шумно вздохнул, не слишком уверенно потянула с Романа норвежский свитер, и ее неуверенность смешила, раздражала и ужасала его. «Юля, ты что не видишь, что можешь делать со мной все, что угодно, и даже немного больше? Ты же разрушила все, что я в течении своей замечательной жизни создавал! Ты кровь мою отравила, пожар этот запалила, а теперь еще трогаешь с такой робостью, что я чувствую себя варваром и совратителем малолетних» Малиновский содрал с себя свитер, швырнул его сторону, потом стащил футболку с Юлианы и тоже отбросил. Она съежилась, пыталась попятиться, но Роман остановил ее, и снова прижался к ней, и не отпускал, и целовал, и тискал, и трудно дышал, и дрожал, как в ознобе, хотя жара от камина стояла невыносимая. Он затолкал ее в ближайшую комнату, залитую лунным светом, которая оказалась кабинетом Жданова – старшего, в ней стоял монолитный стол, книжный шкаф и кожаный итальянский диван с креслами, но им было наплевать на диван. Юлиана перешла в наступление, стащила с Романа джинсы, потом свои и прижалась, застонала, стала быстро и жадно целовать его куда придется, даже укусила за бок, а он, от желания не сразу понял, что она тыкается как слепой котенок потому, что не открывает глаз. - Посмотри на меня, - приказал Малиновский - Я не могу, Ром. - Посмотри на меня, очень тебя прошу. Юлиана распахнула глаза и больше уже не закрывала. «Ром, но это совсем не похоже на сцену соблазнения. Господи, это вообще ни на что не похоже!». Они как будто стремились что-то доказать друг другу, что-то объяснить и познать, что-то такое важное. Объяснения не пропали даром. В реальной жизни было все проще, жарче, серьезней и важней. Роман не оценивал ее исподтишка, не заметил аппендицитного шва, глупых трусов, а ее грудь казалось ему верхом совершенства. Он просто изо всех сил хотел и любил ее. Только и всего. Юлиана и представить не могла, что это так просто. Не нужно сомневаться, бояться и представлять как выглядишь со стороны, принимать позы, скрывающие недостатки и подчеркивающие достоинства. Ничего не надо, потому что на этот раз все по-настоящему. Это редко бывает, но им повезло. «Какой же ты мне нужен, такой живой и настоящий, с горячей и влажной кожей, блестящим от напряжения лбом и нежными руками, которые пытаются не сделать мне больно. Ты так трогательно дышишь, как маленький паровоз. И ресницы у тебя длинные и подбородок с ямочкой». На кожаном диване было узко и неудобно, и они «прилипали» к нему как мухи к липкой ленте. Неуклюже возились и предпринимали маневры, чтобы не упасть, и засмеялись, когда Роман все-таки почти свалился, но все было здорово, горячо, сильно и самое главное со смыслом. «У меня никогда это не было со смыслом, Юль, понимаешь?» Роман старался двигаться как можно медленнее, сдерживать себя, но это стало невозможным, после того как она начала двигаться вместе с ним. А потом вдруг оказалось, что больше нельзя ждать, и терпеть, и надо скорей, скорей, и выше, и дальше, и непонятно куда, и темнота сошлась в узкий и горячий тоннель, и в нем невозможно стало дышать, и выжить можно было только вдвоем, внутри друг друга. И кровь отравленная чем-то неизведанным стала одна на двоих, и это казалось таким естественным, что по другому и быть не может! Грянул гром. Сверкнула молния. Роман протяжно застонал, но продолжал двигаться как- будто это могло избавить его от того наваждения в которое он попал, а потом по телу пробежала последняя судорога, и он совершенно опустошенный упал на Юлиану сильно придавив своим телом. Она обняла его за плечи, и целуя в плечо спросила: - Ром, а разве бывает гроза в январе? - Ты, что, Юль, это не гроза - это фейерверк, мы же победу празднуем!
Ангел: Привет SV-вагончик SV-вагончик пишет: - Ты, что, Юль, это не гроза - это фейерверк, мы же победу празднуем! Победу над своими страхами. Как здорово!
SV-вагончик: Я не пропала, у меня что-то фанф никак у тебя не грузится, а на форуме Амедии все получается. Вот сейчас попробую выложить кусочек - большой. Или очень большой. Глава 8 Некоторое время они лежали не шелохнувшись – во-первых, от полноты чувств, а во-вторых, от того, что с дивана запросто можно было свалиться. В общем ничего романтического и возвышенного. «Идиотизм, какой-то, первый раз в жизни лежа в постели с женщиной не знаю, что говорить, и стоит ли вообще разговаривать. Юль, ну скажи что-нибудь первая, ты же такая у меня… умничка». Так они лежали и молчали, а потом молчать стало совсем невозможно. Юлиане было очень неудобно, и шея в неудобном положении затекла и ногу Рома ей придавил, но она знала, что как только скажет ему про ногу, все сразу же и закончится. «А разве еще нет? Разве еще не закончилось? Карета еще не тыква? А лежащий на мне Роман Дмитриевич Малиновский – не первый бабник Москвы? Ночью все кажется другим, нереально сказочным, и хоть ночь еще не закончилась, пора просыпаться и из Матрицы попасть в Реальность». «Юль, ну чего ты молчишь. Вот я, например, хочу сказать тебе что-нибудь очень простое и понятное, интимно-личное и при этом очевидное, вроде «Я тебя люблю», но другое. Я столько раз говорил фразу «Я тебя люблю», что она и смысл, как таковой потеряла. Помнишь, как в фильме «Призрак» с Патриком Свейзи и Деми Мур, они заменили банальную фразу на короткое словечко, может и мы заменим, а? И будем произносить это словечко со всей ответственностью и определенностью и знанием дела. Мы его будем повторять потому, что это правда, такая же простая, как, например, то, что снег белый, а трава зеленая». Роман осуществил очередной маневр с переворачиванием, в итоге которого Юлиана оказалась лежащей на нем. Он поглаживал ее спину, она дышала куда-то пониже шеи, и там куда она дышала было щекотно и влажно. Заговорили одновременно, разумеется. Начали и остановились. - Ром… - Юль… Юлиана подняла голову и уставилась на него. Короткие волосы торчат в разные стороны, губы распухли, в глазах настороженный блеск. Роман поднял руку - медленно и с усилием – и пригладил ей волосы. Она моментально забеспокоилась: - Я растрепанная, да? Малиновский кивнул, как мог, и еще погладил. «Мне так нравится тебя гладить…». - Я сейчас встану и причешусь. - Я тебе встану! – сказал Роман с некоторой угрозой и уложил ее голову на прежнее место, которому стало холодно, когда она перестала в него дышать. – Только попробуй! - Я так о тебе мечтала, - призналась Юлиана и покрутила носом устраиваясь поудобнее. - Да ну? – удивился Малиновский. - Честно-честно, с самого первого показа Зималетто, который я пиарила. - А помнишь, - спросил Рома и зевнул, - как мы с тобой поссорились из-за сметы на PR-компанию, ты сказала, что будет очень эффективно, если на показ пригласить выступить кого-то из звезд эстрады, кто знал, что это твое ноу-хау так приживется… - А ты мне сказал, что швыряться чужими деньгами легко, а когда я начала возражать, ты мне предложил заткнуться и поискать других дураков, помнишь? «Не.. вот этого я не помню, но скажу конечно, что помню и идиотом был раз так говорил. Юль, как же это хорошо, что у нас есть общие, пусть коротенькие воспоминания. У меня никогда не было таких вот воспоминаний – на двоих. Все мои воспоминания принадлежали мне одному, а эти новые - наши общие, чудно, как-то, правда?». «А помнишь, как мы с тобой в первый раз?… Сколько лет прошло? Двадцать? Двадцать пять? А на тебе кофта спортивная была, помнишь? И я думал как мне напиться побыстрее, когда ты стала отказываться – довела мужика до белой горячки, а потом начала скулить, что не можешь! Это я скулила? Ты с ума сошел! Скулила, скулила, еще как! И еще чушь несла несусветную, про аппендицит, футболку…Я тогда на дачу приехал с совершенно определенной целью… И зима была, да, Ром? Конечно зима, я как идиот по обледеневшему дереву лез спасать тебя из башни от Дракона…А потом так хотел тебя, и думал, что до дивана этого не доживу… А я же снизу… ну, ты понимаешь, и поэтому все время прилипала к этому дивану, как муха… А потом родился наш Димка, а ты опоздал нас из роддома забирать, помнишь? Да, и поэтому вас забрал Жданов, а я примчался, когда фото у роддома делали, а у Андрюхи такое лицо было, ему же сверток с Димкой врулили – умереть не встать…Почему-то это сильно Катю веселило… А потом ты со мной неделю не разговаривала, я даже подумал, что все конец, ты со мной разведешься… Ничего ты не подумал, ты бы и месяц со мной не разговаривал, я первая мириться пришла…Здравствуйте, пожалуйста - первая пришла, а кто романтические ужины закатывал, на которые кто-то даже внимания не обращал, а? Малиновский, какой ты не проходимый…, как я могла обращать внимание на японскую кухню, если ребенка грудью в это время кормила, мне же просто нельзя было это есть… Ну, да конечно, и целоваться со мой тоже нельзя было, и все остальное… Все остальное, кстати, действительно нельзя в течении трех недель после родов… А как же мы тогда… ну, когда помирились…». Неизвестно чьи это были воспоминания – его или ее, потому что оба не произнесли ни слова вспоминали почему-то будущее, их общее светлое и легкое будущее. Как будто горизонт приоткрылся и позволил им его рассмотреть. Там был любимый Юлианой Париж в каштановом цвету, и набережная Сены, и бегущий впереди худенький белобрысый мальчишка с серыми серьезными глазами. И французская кондитерская, пахнущая сладкой сдобой и ароматным кофе, и парочка целующаяся за столиком – «это что, мы, кошмар, разве можно, французский поцелуй при ребенке…», «ну чего, ты переживаешь, он даже не смотрит, а вот вообще отвернулся - Димка привык уже…». Вот такие это были воспоминания. - Юль, я еще хочу… - Чего, ты хочешь..? А…вот этого… Ну и темперамент, - расхохоталась Юлиана А потом она начала целовать его лицо быстрыми и частыми поцелуями, и на этот раз Роман закрыл глаза, потому что у него не было сил смотреть на то, как она это делает и оставаться сдержанным и нежным. Чувствуя как бешено бьется его сердце, Юлиана медленно провела пальчиками по его скулам, подбородку, сильным мышцам шеи, широким плечам и наконец коснулась груди, а затем поцеловала его маленькие соски и начала спускаться все ниже и ниже. Восприняв это как руководство к действию, опытные пальцы Романа начали ласкать низ ее живота и проникли между ног… Теперь это была огромная волна, в которую они медленно погружались, а когда начали задыхаться дышали друг другом, и этого кислорода было как раз достаточно для них двоих… Юлиана практически мгновенно уснула и Роман отнес ее в спальню на первом этаже, укутал в пуховое одеяло, лег рядом, но заснуть не смог. «Ну и что мне делать? Разве я этого хочу? Я нашел идеальную женщину с которой с удовольствием проживу свою жизнь… А мне это надо? И ей это не надо… И с чего, Малиновский, ты решил, что она захочет с тобой жить и детей тебе рожать? Она вообще готова ради тебя жизнь свою изменить? А я готов?.». Утром Юлиану разбудил шум льющейся воды, а затем что-то загрохотало и запахло кофе и яичницей с колбасой. «С ума сойти, оказывается мужчины мачо – обыкновенные люди и завтракают яичницей». Она сладко потянулась, встала, натянула джинсы и футболку, которые кто-то принес из кабинета и аккуратно сложил на тумбочку. «Ах, какие мы аккуратисты, интересно, а передничек на кухне ты надел… Ух, как же хорошо, Ромка… И зачем я эти шмотки нацепила, нужно наверх смотаться и одеть, что-то сексуальное». Юлиана тихонько пробралась к лестнице ведущей на верх, и тут услышала мелодию из Ромкиного мобильника. Он старался говорить тихо, но она все равно расслышала: - Анечка, солнышко, я не мог выехать вчера, метель была такая… Да я вообще тут один на весь пустой котеджный городок, ну не считая бабульки-божьего одуванчика… Через пару часов приеду, и… исправлюсь по полной программе. Дальше Малиновский начал перечислять все методы, позы и ласки при помощи которых он будет замаливать грехи у Анечки. Юлиана этого слушать не хотела. Она присела на нижнюю ступеньку лестницы и оцепенела. Отключив телефон, Роман открыл дверь кухни, и замер, увидев Юлиану. Глаза ее были совершенно сухими, а взгляд решительным и насмешливым. - Доброе утро, Роман Дмитриевич, с вашей стороны очень любезно приготовить мне завтрак. Когда выезжаем? – светским ледяным тоном поинтересовалась Юлиана. - Юль…, я все сейчас тебе объясню…, - Роман стушевался, врать этой женщине он не мог, она видела его ложь насквозь. - Не стоит, мы взрослые люди, и прекрасно понимаем, что не подходим друг другу, и ничего более, чем одна ночь между нами быть не может. Вчера вы были моим рыцарем, помогли мне, а у меня был шок и стресс. Простите, что воспользовалась вами, мне было необходимо крепкое мужское плечо, а вы удачно подвернулись под руку. Надеюсь сей инцендент никак не скажется на деловых взаимоотношениях моего агентства и компании Зималетто, - четко чеканила каждое слово Юлиана, гордо подняв голову. – Вы хоть и свадебный Зималеттовский генерал, но в уши руководству нашептать можете многое. «Понятно, при свете дня я для тебя место пустое, и как работник и как мужчина. Замечательно, так значит это ты мной воспользовалась… А меня не надо убеждать в никчемности, Юля, я хочу так жить: весело и никчемно… И в моей жизни не может быть Прекрасных Фей, потому что я их и сам не хочу…» - Всегда, пожалуйста, Юлиана, как только понадобится крепкое мужское плечо и еще чего-нибудь, звоните и приглашайте. Такой отличный секс можно при обоюдном желании повторить, - сказал Малиновский и вернулся на кухню. Эти воспоминания всплыли яркой картинкой в мозгу Юлианы, когда она вошла в неоновый зал ночного клуба «В гостях у сказки». С тех пор она тщательно избегала Малиновского, да и он не питал желания с ней встречаться. Каждый раз заходя в модный клуб, она шарила глазами, чтобы найти его. Иногда находила, непременно в окружении девиц и неизменного Жданова. Если это случалось сразу же пыталась покинуть заведение, просто не было сил на все это смотреть. Вот и сейчас она наткнулась на него, а он ее как всегда не заметил. Она быстро кинулась назад к машине, повторяя про себя: «Я умница и красавица, я сделала карьеру и устроила свою жизнь так, как мне хочется, и мне наплевать, что какой-то никчемный ловелас выпроводил меня из своей жизни!» Глава 9 Андрей Палыч Жданов и Роман Дмитрич Малиновский вошли в кабинет Президента компании Зималетто, крикнув, очаровательной секретарше Виктории, чтобы им никто не мешал, поскольку у них важное совещание. Бедная девушка, приехавшая на работу раньше обычного с подругой Кирой, старательно наносила макияж, и когда в приемную влетели два ненормальных начальника, она от испуга дернулась, и попала тушью себе в глаз. Он моментально заслезился, а Вика как положено интеллигентной девушке с двумя курсами МГИМО вымолвила: - Господи, ну почему, от этих мужиков - козлов, одни неприятности! - Ромка, я поговорить с тобой должен, - начал Андрей так, как будто собрался прыгать с парашюта. - Я внимательно, слушаю тебя, мой юный друг, о Андрюшенька, поскольку очень люблю сказки про ночные забавы, хотя если вчера после «Лиссабона» ты ее все-таки соблазнил, то это была не сказка Шахерезады, а фильм ужасов. - Малина, я прошу тебя, один раз в жизни, послушай меня спокойно, не ерничай, постарайся быть серьезным. - Палыч, ты меня пугаешь … Что случилось, суд не принял ходатайство об отсрочке выплаты долговых обязательств, и Зималетто – уже нет… - Я женюсь, Ромка, ну, когда разберемся со всеми этим долгами и проблемами… - Оригинальная мысль, а главное свежая… Я в курсе, и кстати до свадьбы, насколько я знаю, с долгами мы не расплатимся… - Ты не понял, Ромка, я женюсь на Кате Пушкаревой. И когда весь этот кошмар закончится, мы поедем с ней на море, к пальмам. Я буду втирать крем от загара в ее гладкую кожу, и в глаза ее бездонные смотреть, и …каждый день и ночь мы будем заниматься с ней любовью. До полного изнеможения. До потери памяти, - сказал Жданов с блаженной улыбкой. - Андрей, - начал Малиновский, - я очень люблю юмор и сатиру, но извини, шутка у тебя не удалась. - Ромка, я серьезен, как никогда! – объявил Андрей торжественно. – Но ты пока не пугайся, я ей еще не говорил, и она пока не согласилась. - Действительно, очень странно, почему это ты ей не говорил, и еще более странно, что она не согласилась… - Ромка, выслушай меня и не перебивай, - Андрей вскочил с дивана и начал нервно блуждать по кабинету. - Ромка, я думал всю ночь, и знаешь, мне стали понятны загадочные литературные произведения о фатальной зависимости мужчин от женщин. А я то, дурак, думал, что в них о сексе, как о зависимости, речь идет. Понимаешь, я осознал свою зависимость, к Кате, по-хорошему осознал, от всей души. И я сегодня все ей скажу, и про инструкцию, и про то, что когда весь этот маразматический спектакль мы с тобой начали, я еще не знал как к ней отношусь, и что, действительно, люблю ее, до сумасшествия. Я с самого начала ее любил, просто не осознавал этого. А через ревность к этому Зорькину недоделанному – осознал. - Андрюха, ты с выводами не торопись, я что-то за твое здоровье душевное переживать начинаю, - задумчиво сказал Малиновский. - Я ей не врал, Малина, я себе врал. Я действительно люблю, Катю. До нее мне казалось, что все легко, все взаимозаменяемо, как детальки в конструкторе, эта подходит больше, эта меньше, ну и что тут такого! … Когда мы с ней стали «общаться», выяснилось, что подходит только она, самая важная и главная, а все остальные – эрзац, подмена, попытка убедить себя в том, что и без главной детали механизм может работать, а он, то есть я, не может, понимаешь, Ромка? Поэтому и с Кирой я не могу…. - Палыч, а ты не думал, что просто устал, проблемы с компанией и все такое…Ты извини, друг, а это ты только с Кирой не можешь, а с Катей, ну, хоть как-то получается…. Андрей не отвечал, казалось, что он вообще ничего не слышит. Он носился по кабинету и продолжал сбивчиво говорить: - В той злосчастной гостинице, я еще пытался заставить себя ничего не чувствовать к ней, в руках себя держать, убедить, что это все только ради Зималетто, а когда ее коснулся, целовать начал, а она…. В общем выяснилось, Ромка, что взрыв, фейерверк, салют наций с нами происходит, когда мы вместе отпускаем себя на волю. Ты понимаешь? - Про фейерверк – это ты хорошо сказал, - задумчиво прокомментировал Малиновский. - А любовь, Ромка, оказывается бывает с каждым разом все сильнее, только сильнее, как зависимость, в которую втягиваешься, и все, уже без этой «дозы» ты не можешь…Я теперь точно знаю, что привычка, убивающая влечение, - вранье. Нет никакой привычки. Точнее такое понятие с ней, Катей, не существует. Потому что когда я занимаюсь с ней любовью, я не думаю, не пыжусь, не стараюсь произвести впечатление, и все сделать правильно. Я просто люблю и хочу ее такой, какая она есть, моя, только мне предназначенная, и она меня любит, просто за то, что я - это я, обычный человек из плоти и крови, а не Президент компании или денежный мешок, или модный в этом сезоне любовник. - Ну, конечно, простой русский парень – Андрюха, в костюме за тысячу баксов, на простеньком «Порше», - не смог удержаться, съязвил Малиновский, - Ну, а с Кирой, что же, не так, я лично помню как ты за ней умирал, так был влюблен. - С Кирой все не так, Ромка. Нет фейерверка, и не было никогда. С ней все правильно и предсказуемо: классический ужин при свечах, неторопливый секс, пустые разговоры после него. - Жданов, а может у тебя галлюцинации начались, ну от переизбытка гормонов в крови. Ты же уже давненько по спецзаданию «Соблазнение Пушкаревой» работаешь, вот и привиделась, любовь страшная – тьфу, тьфу, тьфу – не дай Бог. Так это дело поправимое, у меня всегда есть в запасе парочка телефонных номерочков прекрасных нимф, и все как рукой… - Малина, я даже морду тебе бить не буду, потому что ты не знаешь ничего. Ты даже не представляешь себе какая она красавица… - Я не представляю? Ты, что Жданыч, я же ее вижу каждый день, - развел руками Малиновский. - Ну раз ты такой проницательный, что же ты пухлые губки, прекрасные глазки и стройные ножки не заметил. Кстати, самое главное - это твой любимый третий размер…. Стареешь, Малина, - хлопнув Романа по плечу, выпалил Жданов, и засиял как ребенок рассказавший стихотворение на «отлично», а потом спохватился. – Ты только…, даже близко, слышишь, даже близко… и не смотри на нее, она моя, Малина, понял? А то, я не знаю, что …В общем, не доводи до греха…, - Андрей сел в президентское кресло, бросил на стол очки и схватился за голову. Удивляясь новой блажи, которая пришла его другу в голову, и подумав, что: «Такого поворота событий – как Настоящая любовь Андрея к Кате в моем спектакле не было», Роман подошел к столу, и тут его внимание привлекла папочка, лежащая прямо перед Андреем, и листок белой бумаги, с надписью: «Для Андрея Павловича Жданова». - Это что такое, Андрюха? Твоя Пушкарева, оды тебе написала? Андрей поднял голову, одел очки и открыл папку. Первым документом, лежащим в ней, была….инструкция великого мастера мировой драматургии Романа Малиновского – «Соблазнение мисс Железные Зубы». «Вот я и женился, и поехал к пальмам… Все… погиб, она все знала…Но я же не действовал по ней…., ну да, конечно, еще как действовал..». Следующим документом был фальшивый отчет для Совета Директоров, а за ним лежал и настоящий, показывающий суммы со знаком «-». Но последними каплями добившими лошадь, стали генеральная доверенность на управление «Никамодой» на имя Романа Дмитриевича Малиновского и заявление об уходе Екатерины Валерьевны Пушкаревой. - Малиновский, это… не оды, она ушла… Все сделала, предусмотрела, спасла меня, в который раз, и ушла… Роман вырвал папку у Жданова из рук и начал быстро просматривать. На дне он обнаружил маленькую записочку, содержание которой Андрей потом выучил наизусть, много раз перечитывал, и мечтал, чтобы эти ненавистные буквы исчезли с бумаги. «Здравствуйте, Андрей Палыч! Возвращаю Вам Ваше имущество – берите и пользуйтесь на здоровье. Отныне Вы свободны от Железного Монстра и поэтому можете вновь начать есть, пить, спать и встречаться с женщинами. Все вопросы делопроизводства по «Никамоде» Вам помогут решить Коля Зорькин и мой папа. Юридическую сторону курируют адвокаты Филин и Рулин, их визитка прилагается, очень надеюсь, что г-н Малиновский найдет с ними общий язык, от этого будет зависеть срок выплаты долговых обязательств «Зималетто» перед «Никамодой». Фальшивый отчет перед Вами - на ближайший Совет Вам хватит, а дальше составляйте сами, в конце – концов у Вас же экономический факультет МГИМО за плечами. Разыскивать меня не пытайтесь, я уезжаю из Москвы, ни родители, ни Коля о моем дальнейшем местонахождении ничего не знают. Ах, да, совсем забыла! Любовь, Андрей Павлович, она не всегда настоящая, вот и у меня к Вам была - выдуманная. Я даже ненавидеть Вас не могу, потому что для этого Вы должны быть реальным человеком, а Вы – придуманный мною персонаж… Настоящего Андрея Жданова я бы полюбить не смогла, он пустой, никчемный и подлый человек. Я не желаю Вам счастья, Вы его не достойны! Мечтаю никогда больше Вас не видеть в своей жизни! Катя Пушкарева». Дозвониться Кате Андрей так и не смог, мобильный был отключен, а на домашнем Валерий Сергеич ответил, что Катя улетела в командировку по новому месту работы. Пушкарев извинялся за внезапный уход дочери, за то что она «сбежала с поля боя», сказал, что его самого поставили в известность только сегодня в 5 часов утра, и никакие разговоры типа «ты мне больше не дочь» не возымели нужного эффекта. - Вы уж простите ее, Андрей Палыч, когда у кого-то аврал, она отказать не может. Попросили ее помочь с бизнесом, проблемы какие-то большие, ну Катюха и рванула на помощь. Она сказала, что по Зималетто все дела закрыла и Вам больше ничего не должна, так сказать, чиста перед Вами, а по «Никамоде» вся документация у меня под контролем… - Валерий Сергеич, хотя бы примерно куда она уехала? И приедет когда? - Наотрез отказалась место дислокации сообщать… Обещала звонить. А приедет недели через три… Точнее не сказала. Вы уж, простите, Андрей Палыч… «Ну и как же мне жить теперь, Катенька? Я же без тебя как без сердца, без легких, руки и ноги… Ты же стала частью меня, нет всегда была, только теперь части стали на место, как будто головоломка сложилась…». Андрей зашел в каморку и сел за Катин стол, от безысходности хотелось выть волком. Вспомнилось, как мама в детстве говорила: «Андрюша, мальчики никогда, ни при каких обстоятельствах не должны плакать, им этого просто нельзя делать, потому что они - мужчины. Кричать, драться, злиться – это можно, а плакать нельзя». «Сейчас я ничего не могу – ни плакать, ни кричать, ни драться. Умереть очень хочется, и душа, которую я вчера у себя обнаружил, болит, а она оказывается много места занимает в организме - от горла до желудка…Я себя накажу, Кать, сильно накажу, ты только прости меня, ты сможешь – ты добрая, а потом я докажу тебе, что я не подлец.. Нет, ну, подлец, конечно, но я изменюсь, Катюш, ради тебя изменюсь… Я люблю тебя… ». Андрей положил голову на прохладную столешницу и перед глазами всплыла картинка…: - Я все скажу за тебя, только пожалуйста закрой глаза… Ты был очень расстроен, я оказалась рядом, и ты стал испытывать благодарность, просто благодарность, больше ничего…Я все понимаю, я не могла понравиться тебе как женщина.. - Кать, ну, что ты, говоришь… - Ничего не говори… Я ведь не обижаюсь… И спасибо тебе за все, что между нами было, тебе может казаться, что ничего не было… Но ведь было… Наверное, я тебе немножко нравилась, совсем чуть-чуть. А любовь она не всегда взаимна, и ты не должен меня любить только потому, что я этого очень хочу…Я тебя люблю… - Кать… Андрей попытался обнять Катерину, но она вырвалась. - Не надо меня жалеть… - Я не жалею тебя.. - Но тогда почему?!…Почему ты?!… - Потому, что я тебя люблю… - Не может этого быть… - Ты мне не веришь? - Нет… - Я ..тебя…люблю… - Честно-честно… - Честно-честно… Андрей начал целовать Катины щеки, шею, а когда коснулся губ, просто поплыл… Его не стало… Не стало Андрея Жданова, который ходил по земле 31 год, имел долги, обязательства перед родителями и невестой, считался с общественным мнением… Новый Жданов жил только сердцем, чувствами и желанием: - Ты такая сладкая, Кать, - прошептал он, - ты даже не представляешь себе, какая ты сладкая. Тихо застонав, Катерина обвила руками его шею и начала целовать со всей страстью, на которую была способна. Плотно прижавшись к нему, она упивалась ощущением сильного, напряженного тела, по которому от ее прикосновений пробегала мучительная судорога. Интуитивно она почувствовала, что он пытается сдерживаться, как будто ему все еще что-то мешает. Потершись раскрытыми губами о его рот, она попыталась заставить Андрея сделать поцелуй более глубоким, а когда услышала, как он судорожно втянул в себя воздух начала неторопливо приоткрывать языком его губы, пытаясь проникнуть внутрь… И добилась своего. Остатки самообладания покинули Жданова вместе с протяжным стоном. Он начал сдирать с Кати одежду и целовать с такой страстью и ненасытностью, что она почувствовала себя одновременно и очень могущественной и очень беспомощной. Его руки жадно гладили ее грудь, спину, живот, губы коснулись груди, она застонала от наслаждения, даже не почувствовав, что его рука скользнула вниз. Луна, прокравшаяся в гостиничный номер, помогала Андрею наблюдать за Катиным лицом, в котором как в зеркале, отражались те, чувства, которые она испытывала от его изощренных ласк. И при каждом стоне, который вырывался из ее губ, при каждом беспокойном движении головы, при каждой судороге наслаждения, которая пробегала по ее телу, его переполняла невыразимая, мучительная нежность и что-то еще, неуловимое, эфемерное названия чему он пока не придумал. Горячая и влажная, она открывалась ему на встречу, но Андрей продолжал сдерживаться, позволяя пока только пальцам проникать внутрь. Катерина обвела руками его плечи, ее тело сотрясала безостановочная дрожь. - Дрожь – это хорошо, - прошептал Андрей, неторопливо проникая все глубже и глубже. – Дрожь – это очень, очень хорошо. Он жутко боялся, что плоть под его изучающими пальцами окажется непривычно узкой, и он причинит ей боль. Опыт общения с девственницами у него ограничивался Кирой. Они тогда оба готовились к этому первому разу, он тысячу раз спросил, хочет она этого или нет, она тысячу раз ему ответила, что хочет, а потом, когда он уже не мог остановиться, начала плакать и умолять его: «Мне больно, Андрей, не надо, я не хочу, пожалуйста..». С Катей все было по-другому, она отзывалась на каждую ласку, каждый вздох. Ее пальчики все смелее гладили его тело, и начали спускаться вниз… Больше Андрей терпеть не мог, он приподнял ее бедра и рывком погрузился внутрь ее сладкого, горячего и влажного тела, никакой преграды он не почувствовал, зато почувствовал укол разочарования, но только на мгновение. «Я подумаю об этом завтра», - пообещал себе Жданов. Закрыв рот Кати жадным поцелуем, он начал двигаться все быстрее и быстрее, стараясь доставить ей наслаждение раньше, чем это произойдет с ним. На это не потребовалось много времени – вскоре Катя издала сдавленный крик «Андрейии…!» и впилась ногтями в его спину, а по ее телу начали одна за другой пробегать ничем не сдерживаемые волны дрожи. Еще выше приподняв ее бедра, Жданов погрузился как можно глубже – он испытывал непреодолимую потребность зарыться в нее, слиться с ней, когда то же самое произойдет с ним. Волна накрыла, звезды померкли, и луна перестала давать свет, мир закончил свое существование. Только два человека в холодном гостиничном номере выдыхали друг другу слова: «Я .. люблю…тебя…». Глава 10 - Ну, мамочка, здесь очень тепло … Купалась только 2 раза, дел много, мы с Юлианой заняты страшно…Нет ну, что ты, она замечательная и совсем меня не эксплуатирует, мы даже подругами стали и на ты перешли… Кто звонил? Жданов? Зачем? Приезжал?! С Колькой разговаривал, и что? - Коля, что он хотел? Меня? Что ты мелешь, Коля… Побитый и с перегаром… А я тут причем? Коля, а побитый как…? Ой, мамочки… А на работу ходит, что девочки говорят? Пьет…Ладно, Коля… Хватит об этом.. Малиновский к работе в «Никамоде» приступил? Ну, он способен уговорить кого угодно… А судья случайно не женщина? Значит его талант и на мужчин распространяется… Я рада, что у «Зималетто» целый год есть для выплаты долгов… Зачем ты мне рассказываешь, как ему плохо, ты хочешь чувство вины у меня развить… Я уже не знаю, Колька, люблю я его или нет… Все равно я ему не верю, понимаешь? Ему равных нет во вранье и притворстве… Коль, кажется Юлиана пришла мне пора… Ну, скажи папе, что тут аврал продолжается и я в ближайшие дни перезвоню… Всех целую, пока! Катя отключила телефон и вышла на балкон гостиничного номера. Прямо перед ней плескалось море, такое прекрасное, что она даже описать его не могла. Мысли опять потекли в привычно болезненном направлении: «Красота вокруг, работа интересная, Юлиана – лучшая из начальниц, дела – отлично, как обычно, а с личным…. Привет! Не могу я не думать о нем, и ненавидеть не могу, впрочем, как и простить за то, что он сделал… Люблю ли я его – не знаю, организм сопротивляется, борется с этой инфекцией, скорее всего антибиотики нужны… Мне кажется Юлиане нужно рассказать эту историю, она может помочь, прояснить ситуацию, она же Фея, летающего зонтика… А почему летающего? А потому, что очень к ней подходит такое определение. Она собирательный персонаж, что-то от Мэри Поппинс, а что-то от Феи…. В двери номера постучали, Катя открыла дверь и впустила свою начальницу. - Так, Катюш, у нас сегодня по плану коктейльная вечеринка, я предлагаю тебе надеть одно из платьев, что мы вчера подобрали у Залевского. Сегодня макияж и прическу сделаем в салоне внизу. Да, кстати, к линзам привыкла уже? Глаза не слезятся? Ну, и замечательно. Ты должна быть сегодня неотразима и хотя – бы постарайся приглядываться внимательнее к мужчинам, которые тебя окружают. Я, конечно, намекаю на Михаила. - Да, Юлиана, ты права, он очень хороший…, - грустно сказала Катя. «Даже слишком хороший… Я вот думаю, а он случайно не скрытый маньяк-убийца? Какой кошмар, а я его девочке подсовываю… Юлиана, соберись, сватья из тебя некудышняя, тем более, у нее явно несчастная любовь в Москве осталась. Все признаки на лицо: хандра, задумчивость, сдерживаемые слезы, полное игнорирование мужчин. Ой, мамочка, а этот «загадочный принц» случайно не из «Зималетто» родом? Господи, пожалуйста, только не Малиновский… А почему собственно… Этот может соблазнить кого угодно… Катю? Нет… Солдат ребенка не обидит…». - Хороший, но есть кто-то, кто гораздо лучше? Катя, ты можешь мне ничего не говорить, я просто констатирую факт… Ты влюблена и это очень видно, во всяком случае мне. - Этот человек, мерзавец и подлец…. И я очень хочу тебе все рассказать, мне выговориться нужно, Юлиана. Во время рассказа Катя плакала и смеялась, казалось, заново пережила, всю историю, а потом уткнулась в колени Юлианы и тихонечко засопела. «Легче стало… Почти хорошо… Юлиана гладит по голове и мурлычет песенку, как мама в детстве..». - Если позволишь, Катюш, я могу сделать выводы и дать рекомендации. Но это только по твоему согласию, я никогда не вмешиваюсь в чужую жизнь, и советы даю только тогда, когда меня об этом кто-то просит. - Мне нужен твой совет… - Ну тогда начали… Жданов конечно в тебя влюблен… Да, да, не смотри на меня так, на моей памяти он был влюблен очень много раз, правда, никогд ...
SV-вагончик: ... а так бурно и эмоционально это не проявлялось. Но его чувство к любви никакого отношения не имеет. Ты понимаешь разницу между «влюбленностью» и «любовью»? - Да, конечно. А Киру он любит? - Думаю, что нет. Жданов и «любовь» - понятия несовместимые. А Кира – несчастная женщина. У меня на глазах происходило это «окучивание». Сначала он ее долго добивался, потом долго учил Киру, как себя обожаемого любить, ну и как водиться в этой долгой дороге, все свою влюбленность к ней растерял. И дело тут не в привычке – они с самого начала друг другу не подходили, зато их родители друг другу очень подходили. Вот и выросло, то что посадили… Кстати Кира вчера мне звонила. Они отменила свадьбу. А я еще удивлялась, неужели кто-то из них прозрел и решил жизнь себе не портить? А ларчик просто открывался… - Это я виновата… Я не должна была… - Если кто-то и виноват, то только Жданов. Не смей мучиться чувством вины! Мы сейчас с тобой тоже разработаем инструкцию - «Разлюбить рядового Жданова», станем ее придерживаться и победа будем за нами! – весело крикнула Юлиана и подняла на ноги Катерину. – Закрой глаза, и начали! - Первое. Представь его в семейных хлопковых трусах ниже колена и шерстяных носках. - Андрея? Я не могу… Он же ТАКОЙ! - Какой? Ну, хорошо, тогда в трусах-стрингах с оборочкой на попе. И Малиновского рядом с ним! - Тоже в стрингах? А что они делать должны? Девушки весело расхохотались, а Юлиана добавила: - А что, Катюш, они частенько обнимаются, многозначительно переглядываются, если абстрагироваться от того, что они самые известные бабники Москвы, то вполне можно представить их счастливой гей-парой. - Хорошо, Юлиана, я попробую… - Второе. Подумай трезво, что дают тебе эти отношения? Боль и тоску, томительное ожидание, слабую надежду? А не преувеличиваешь ли ты свои чувства? Вспомни как он причинил тебе боль. Подумай, есть ли будущее в ваших отношениях и какое оно? Катя молча покачала головой. - Третье. Внедряй мысль, что ты больше не любишь своего мучителя. Привыкай к этой мысли, Катюш, не забывай о ней. Все счастливые воспоминания старайся отсекать. А сейчас, в последний раз, вспомни какой-нибудь момент, когда ты была очень счастлива, а потом, он сказал что-то такое, что мгновенно опустило тебя на грешную землю. - Я вспомню… Она хотела выйти из машины, но он не дал ей этого сделать. Схватил за руки, которые она защищаясь от его бешеного натиска прижала к груди, отчаянно выкрикнул: - Я не могу без вас, слышите? «Не говори мне этого, Андрей. Когда ты так…говоришь, весь мой мир со всеми принципами, папиными увещаниями и голосом разума летит в тартарары…» - И я не могу без вас, Андрей Палыч… А потом были поцелуи, глубокие и долгие, перемешанные с его глухими стонами и ее, еще не высохшими слезами. «Ты даже очки снял…, когда ты снимаешь их мне кажется, что душу открываешь, чтобы я почувствовала, тебя настоящего, а не в нарядной упаковке…». Катя коснулась ладошкой его губ, согрелась теплом дыхания, а Андрей прошептал: - Когда-нибудь, Катя, наступит время и нам не надо будет прятаться по углам… - Неужели это время придет.. Не может быть… Андрей еще крепче прижался своем горячим лбом к ее носику, и судорожно сжал жиденькие меха пальто у самого горла Катерины. - Обязательно, Кать, ведь если два человека любят друг друга им незачем скрывать свои чувства… Да? - Да… - Я очень рад, Кать, что мы понимаем друг друга… - Я подожду… Я обещаю… - Поцелуй меня, - умоляюще прошептал он, и сам удивленно фиксировал новую, незнакомую интонацию собственного голоса. В нем слышались нотки странной, беспомощной, непривычной нежности. – Поцелуй меня, - настойчиво повторял Андрей, пытаясь приоткрыть языком губы Кати, - пожалуйста. Она расслабилась в его объятиях, уступая поцелую, а Жданов тихонько застонал от наслаждения. Его разум отступил перед натиском нестерпимо сильного желания, и дальше тело действовало само по себе, повинуясь только примитивному первобытному инстинкту. Руки, жадно проникли под плотный жакет, гладили нежную кожу спины и узкую талию, а язык и губы делали поцелуй все более страстным и возбуждающим. Пальцы, продолжая непрерывно ласкать податливое тело, продвигались все выше и выше, и наконец коснулись груди. Катя застонала, еще крепче прижавшись к Андрею, и тогда он почувствовал, что окончательно теряет контроль над собой. Все тело пульсировало от сумасшедшего желания, которое требовало удовлетворения во что бы то ни стало. Почувствовав на затылке нежное прикосновение Катиных пальчиков, Андрей с трудом прервал поцелуй и хрипло зашептал: - Катенька, девочка моя, ты даже не представляешь, какая ты красивая… «Что ты сказал?! Красивая?! Ты с ума сошел?! Зачем ты так, Андрей….. » - Прекратите, Андрей…Палыч! – выкрикнула она и, резко вырвавшись из сводивших ее с ума объятий и начала судорожно отдергивать одежду. Совершенно ошарашенный подобным поворотом, Андрей на несколько секунд потерял дар речи. По-прежнему тяжело дыша, он обалдело смотрел на сидящую перед ним девушку. Абсолютно ничего не понимая, Андрей мягко, как будто у строптивого ребенка спросил: - Катюша, девочка моя, что случилось? - Я же сказала – прекрати! Немедленно! И я совсем не «твоя девочка». Ты меня с невестой своей перепутал. И никогда…никогда слышишь, не говори…, что я красивая… До свидания, Андрей Палыч! Катя выскочила из машины, громко хлопнув дверью, и поэтому не расслышала как сидящий в машине начальник прошептал: - Если это не так и ты не красивая, тогда почему я тебя хочу…. - Катя, Катюша, ты меня слышишь, Земля, я - Меркурий прием! Катя вздрогнула и открыла глаза. – Извини, я вспомнила, и замечталась… - Бывает. Но мы же решили, что это в последний раз, да Кать?! Так на чем это я остановилась.. Четвертое. С глаз долой - из сердца вон! Сотри его мобильный номер, выкинь все подарки, которые он тебе дарил, уничтожь все его фотографии. - Я это сделаю, Юлиана, только для этого нужно в Москву вернуться. - Хорошо. Тогда пункт пятый. Оглянись вокруг, обрати внимание на молодых людей, которые тебя окружают. Не думай о серьезных отношениях, просто флиртуй, переключи свое драгоценное внимание на другого, даже если он не такой распрекрасный как твой Жданов. А кстати, выставь ему оценки: ноги – на троечку - кривоваты, руки – на…., ну, ладно, руки не трогаем, плечи… - хорошо, тоже не трогаем, вот, вспомнила – нос… Ну, и так далее в том же духе. Ты его лучше знаешь, Катюш, я как-то на него с такого ракурса не смотрела. И не потому, что он плох, а потому, что и так в женском внимании купается, только меня в его списке не хватало… - И пункт шестой. Займись интересным делом, то бишь работой. Вот это я тебе в большом количестве могу предоставить. Собирайся, а я позвоню Михаилу. Я думаю тебе будет полезно, его сопровождение на фотосессии на развалинах. - Юлиана, мне как-то неловко становится в окружении этих красавиц, а тем более, когда они снимаются. - Ну, во-первых, ты тоже красавица, а во-вторых, участвовать в фотосессии я тебя пока не приглашаю, ты поможешь мне с ее организацией, а если ты боишься, что кто-то из этих вешалок женского пола может составить тебе конкуренцию, расслабься, у Миши на тебя разве, что слюнки не текут. Пока Миша рассказывал Кате, про свойства корицы, гвоздики, и их вклад в мировое кулинарное искусство, Юлиана решила пройтись и посмотреть среди развалин и камней новые экспозиции для съемок. Как долго бродила, она не помнила, только в какое-то мгновение почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. «Нет не наблюдает… Охотиться.. Ну, и мысли в голову лезут… Кому я нужна, чтобы за мной охотились..» И вдруг, около самого уха, стремительно и со свистом пролетело какое-то насекомое. Затем такой же по звуку черный маленький монстр пронесся возле ее плеча. От неожиданности Юлиана покачнулась, и схватилась за ближайший высоченный камень рукой. А маленькая противно жужжащая мошка коснулась ее руки, и от этого на белой коже выступила кровь… Юлиана тихо сползла к подножью камня и дрожащими руками стала ощупывать землю. Она их нашла – три маленькие сплющенные пули, на одной из которых была кровь – ее кровь. Юлиана закрыла глаза, села на землю, подтянула колени к груди, сжалась в комочек и тихо заскулила. --------------------------------------------------- Было далеко за полночь, его страшно клонило в сон, но спать было нельзя, он ждал звонка. Именно сегодня состоится первый раунд поединка, трофеем в котором была его любимая женщина. Когда зазвонил телефон, мужчина выждал паузу, а затем взял трубку: - Все сделано, в лучшем виде. Она сначала и не поняла ничего, наверное решила, что мухи какие-то, потом сжалась вся, и завыла как собака…. Ну в общем оборжаться можно… - Спасибо за работу. Продолжишь в Москве. Инструкции получишь позже. Мужчина отключился, стремительно встал и подошел к окну. «Все-таки хороший район, спасибо риэлтерам. Как же я все-таки люблю пентхаузы, чувствуешь себя в них себя Властелином Мира». Бросил трубку и взял со столика фотографию. «Почему приходится работать с такими уродами. Ну, я понимаю, ты солнцевский бандит, но смеяться над красивой женщиной – грешно… Я его уберу, когда сей Мавр сделает свое дело…Никто не имеет права смеяться над тобой и видеть твое унижение…Моя блестящая фея». Мужчина посмотрел на фото и поцеловал глянцевую поверхность. «Ты снова будешь моей. Я подведу тебя к этому, ты придешь ко мне сама… А если не придешь, тогда тебе придется сойти с ума, как я сошел с ума от тебя когда-то... Ты будешь бояться, моя принцесса, за себя и за людей, которые тебя окружают, трястись и стучать зубами, садясь в машину и ужиная в ресторане. Будешь ждать смерти из-за угла, выходя из ночного клуба. Твой страх как прожорливое животное будет пожирать тебя изнутри… И тогда появлюсь я, и спасу тебя, и развею все страхи. А потом мы уедем…. Скажем, на Лазурный берег… Только ты и я.. И ты будешь жить мной, а я тобой, и в твоей прелестной головке не останется даже мысли о работе, карьере и светской жизни, ты будешь только моя, а я твоим, и пусть весь мир подождет нас целую вечность….».
полная версия страницы