Форум » Ваши Фанфы по НРК » Большая Любовь Андрея Жданова, часть 2, мелодрама Автор: Сплин » Ответить
Большая Любовь Андрея Жданова, часть 2, мелодрама Автор: Сплин
Cплин: Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной! С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной. Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы. Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной! И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» Ста жизней мало за него, так как же быть с одной? Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила. Ты сердце опалила мне усладою хмельной. Рудаки «Большая Любовь Андрея Жданова» Часть вторая. Уважаемые читатели, мы расстались с нашими героями в очень непростой, можно даже сказать трагический период их жизни. Что случится с ними дальше, как они поведут себя в сложившейся ситуации? Сейчас, когда судьба разъединила их, нам, чтобы понять, что происходит, необходим взгляд «со стороны», а это значит, что нам не обойтись без помощи и участия в последующих событиях друга, и так... Глава 1 Роман Дмитриевич Малиновский в жизни придерживался того золотого правила, что «отдыхать нужно лучше, чем живешь», а поскольку жил он очень даже неплохо, то и отдыхал, как сами понимаете, по-царски. Сидя в шезлонге у края огромного с подогреваемой морской водой, живописно «населенного» искусственными водопадами-барами и островками-кафе, бассейна, расположенного рядом с одним из самых дорогих на острове Тенерифе отелей «Cleopatra Palace», он потягивал, из приятно холодившего руку стакана, замысловатый коктейль и, пользуясь солнцезащитными очками и бесстыдством отдыхающих девиц, рассматривал явленные всему миру привлекательные части женского тела в поисках своего любимого третьего размера. Погода была необыкновенная, атмосфера на курорте чудесная, девушка Наташа, которую он пригласил с собой на отдых, очень сексуальной и очень даже неглупой, во всяком случае, у нее хватало ума, не предъявлять ему невыполнимых требований, не покушаться на его свободу, не закатывать истерик по поводу его общения с другими, не менее привлекательными девицами, и уж конечно не шантажировать его как Клочкова, - чтоб ей скиснуть! - выдуманными младенцами. Воспоминание о недолгом и жутчайшем романе с секретаршей президента, вернуло его из эдема на грешную землю. Ему даже на мгновение показалось, что у него опять начались галлюцинации, и он слышит жалобный детский плач. Роман, оторвавшись от коктейля и обнаженных девиц, затравленно огляделся по сторонам. - «Вот ведь, прости Господи, зараза, полгода уже прошло, а я все еще вздрагиваю, при одном воспоминании о ней. И чего ее Андрюха терпит, она ж глупая, ленивая, да еще, как выяснилось, коварная и злая, гнал бы ее с глаз долой. Это все его характер, добрый он, вот все этим и пользуются». Воспоминание о друге, налетело серым унылым облачком и окончательно сдуло его беззаботное солнечное настроение. Все последнее время у него из головы не выходил день Совета и показа - последний перед новогодними каникулами рабочий день в Зималетто. Его, во-первых, до крайности удивил сам Совет, обычно все их подобного рода заседания, проходили бурно, живо, даже можно сказать – эмоционально. И это было при Павле Олеговиче, с которым особенно и не поспоришь, что уж говорить об Андрее и его первом Совете в качестве президента? Роман был уверен, что и Воропаев, да и сам Павел, засыпят Жданова-младшего вопросами, но… все прошло на удивление тихо и как-то скомкано. Правда доклад Андрюхе удалось подготовить на славу, он даже не ожидал от него такого. Четкий, толковый, со всеми выкладками, объяснениями, но остальное… странно все как-то было. Вел Совет Жданов-старший, и, видимо отчаявшись расшевелить сына, сам отвечал на немногочисленные вопросы, вообще у Романа сложилось такое впечатление, что все Ждановы и Воропаевы, кроме, как всегда витающей где-то в облаках Кристины, чем-то очень озабочены, чего-то боятся и мечтают только об одном, чтобы это совещание быстрей закончилось. Роман вспомнил, как недоуменно крутил головой, разглядывая всех акционеров по очереди, и пытаясь понять, что случилось? Что, за время его поездок по регионам и вынужденного отсутствия в Зималетто, здесь, черт возьми, произошло? Ответа на свой вопрос ему получить не удалось, зато, как оказалось, на свою голову, удалось вывести Андрея из невменяемого состояния. Придя в себя, Жданов сразу же пошел в бар, захватив естественно его с собой. Количество выпитого в тот день другом спиртного не поддавалось никакому разумному объяснению. Понимая, что Андрея «понесло», и совершенно не понимая, в чем причина, Роман пытался хоть как-то контролировать процесс, и если до показа, это ему еще удавалось, то после…, одно «радовало», развязка наступила довольно быстро, не прошло и часа, как в очередном баре, куда они с Андреем завалились после показа, Жданов, опрокинув в себя еще одну порцию виски, рухнул замертво, поставив тем самым точку в своих и его Романа приключениях. Все остальное было, как говориться, делом техники: отбуксировать Андрея к себе домой, уложить его спать, поговорить с его родителями и Кирой, клятвенно пообещать, что доставит Андрея в аэропорт, поставить ждановское тело утром в вертикальное положение, отвезти находящегося под наркозом друга в Шереметьево, сдать с рук на руки, его слегка обалдевшим от созерцания собственного невменяемого чада родителям – ВСЕ! Он тогда сделал все, что должен был сделать и, казалось, сейчас, оказавшись на одном из островов Канарского архипелага, мог свободно вздохнуть и расслабиться, но что-то мешало, что-то не давало ему покоя. - «Жданов, Жданов, что с тобой происходит? Позвонить что ли, узнать как у тебя дела?» - Роман отставил в сторону стакан с коктейлем и, поискав взглядом, где может быть мобильник, в полголоса выругался. – «Черт, он же в номере остался». - Понимая, что все равно теперь не успокоится, пока не услышит голоса друга, неохотно встал и поплелся в отель. Поднявшись к себе в номер, отыскал «потерявшийся» мобильник и, вздохнув, - «нет от тебя покоя, Жданов», - обнаружил несколько пропущенных СМС от Андрея. Всю его неторопливость и вальяжность, как ветром сдуло. На дисплее высветились всего три слова «Ромка, я сорвался» и у него все похолодело внутри. «Я сорвался» - это был их пароль, много лет назад, они договорились о нем, и означал он, что его друг находится в очень тяжелом и очень опасном положении. Отступление. Он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. В голове все время прокручивался разговор злополучного Жени Лукашина с Ипполитом. - Хорошо, вы не помнили, как оказались в самолете, но вы должны были помнить, как из него вышли? - Помнить должен, но я не помню. - «Мне повезло больше, я как выходил из самолета помню», - губы сами собой расползлись в улыбке. – «Это ж надо было так наклюкаться, чтобы обнаружить себя за тридевять земель от дома, в аэропорту Хитроу, абсолютно не понимая, как здесь очутился?» – удивлялся Андрей. Ему опять вспомнился любимый фильм. - Что значит отправили? Ты что бандероль, посылка? Ты что, ничего не соображал? - Ни бум, бум. Ситуация выглядела настолько глупой, настолько нелепой, все что он делал последние двадцать четыре часа, было до такой степени похоже на поведение идиота, что действительно оставалось только смеяться и… злиться, на себя, на родителей, устроивших ему этот новогодний подарок, на Катю и главное, на неведомого ненавистного Колю, которого он разорвет на части, вот вернется в Москву, найдет и разорвет. Однозначно. Как только такси остановилось, и они вошли в родительский дом, Андрей, сославшись на плохое самочувствие и усталость, заперся в своей комнате, позвонил в аэропорт и заказал билет на ближайший рейс до Москвы. Ближайшим, оказался самолет, вылетающий из Лондона завтра вечером. Андрей, не раздеваясь, лег на постель и попытался разобраться во всем, что с ним случилось. - «Так, ты услышал, как Катя кого-то по телефону называет «любимый, единственный», - его передернуло от этих слов, и он почувствовал, как сжались сами собой кулаки. – «Хорошо», - заставил он себя успокоиться, - «А почему ты решил, что Катя тебя обманывала, а этому Коле говорила правду? А вдруг у нее перед ним какие-то обязательства? Вдруг она попала в какую-нибудь криминальную историю?» - он с ужасом вспомнил о невыплаченном кредите. – «Нет, это полная чушь, Жданов, у нее голос был счастливый, вот в чем дело. Тогда с кем же она говорила по телефону? Кому признавалась в любви?» - от неизвестности и раздирающей на части жгучей ревности, он застонал и зарылся лицом в подушку. – «А вот это и надо было тебе выяснить сразу, а не прятаться от нее. Дурак ты, Жданов, вот теперь сиди в этом проклятом Лондоне и мучайся». – Он повернулся на спину и печально уставился в потолок. – «Может позвонить? Нет, не буду, еще решит, что я ей все простил, пусть тоже помучается, поймет каково это без меня. Завтра приеду и всю душу из нее вытрясу, я ей покажу «Коленька, любимый, единственный», - он вздохнул. – «Нет, душу не буду вытрясать, лучше зацелую ее до смерти, чтоб знала, кто в доме хозяин». Он представил, как будет «насмерть» целовать Катерину и по всему телу побежали волны неутоленного желания, а сердце зашлось в любовной тоске. - «Вот ведь обманщица, предательница, а я так люблю ее, что, кажется, жизнь готов отдать за один только ее поцелуй». То, погружаясь в сладостные воспоминания, то строя планы мести ненавистному сопернику, он не заметил, как уснул и проспал до самого утра. Глава 1. Продолжение. Если бы было возможно спросить всех знакомых Романа Малиновского, что они о нем думают, наверняка, они бы улыбнулись, пожали плечами и ответили – весельчак, балагур, любимец женщин, хороший парень, легко относится к жизни, никаких обязательств, никаких семейных отношений. Наверное, они были бы правы. Но правы были бы только на половину. Потому, что мало кто знал, что Роман Малиновский, Рома Малиновский обожал своих родителей и был самым нежным и любящим сыном, безмерно любил свою младшую сестру и ее детей, племянников Витьку и Таньку, и что он был безгранично предан своему единственному другу, Андрею Жданову. Когда-то в горах он упал со скалы и сильно повредил себе позвоночник. Долго лежал в больнице, перенес операцию и жестокий приговор врачей, приговор о котором, кроме него, знал только Андрей - любая даже незначительная травма, может закончиться для него полным параличом. Выслушав этот врачебный вердикт, он мужественно принял его и продолжил жить, так как будто ничего не случилось, и никто не догадывался, что ему приходится терпеть жестокие боли в спине, никто никогда не видел, как он глотает обезболивающие таблетки или, набегавшись по этажам, запирается у себя в кабинете и ложиться на пол, чтобы дать спине отдохнуть. Он, понимая какое возможное будущее его, ожидает, сам наложил на свою жизнь несколько табу – запретов. Запрет первый – никогда не ныть, не жаловаться на судьбу, не показывать людям своих проблем, никогда не делать из своей болезни трагедии и не позволять никому себя жалеть. Запрет второй – никогда, ни при каких обстоятельствах, не связывать себе серьезными отношениями с людьми, не жениться и не иметь детей, понимая, что в случае неудачи, обречет их на страдания и муки. И, наконец, запрет третий – никогда не ставить свои интересы выше интересов тех немногих близких ему людей, ради которых он, собственно и живет – своих родных и друга. Первое, что он сделал – позвонил Андрею и, услышав его тихий, грустный голос, незаметно перевел дух, как будто сбросил с плеч тяжелую ношу. - Андрей, где ты сейчас находишься? - Я в Москве. - Хорошо, жди меня, я буду, как только возьму билет на самолет и… - Ром, я тут подумал, - перебил его Андрей, - может тебе не надо приезжать, я сам справлюсь, у тебя ведь отпуск, а тут я… - Поговори у меня еще, - нарочито резко оборвал Роман, не дослушав до конца, сбивчивую речь Жданова. – Все, до связи. Позвоню, как только узнаю время вылета. Отступление. Проснувшись утром и почувствовав прилив сил, толи от того, что хорошо выспался, толи от скорого, как ему думалось, свидания с Катей, толи от аппетитных запахов, доносившихся откуда-то снизу и напомнивших ему, что он больше суток ничего кроме спиртного в рот не брал, а скорее от всего сразу, Андрей, быстро принял душ, побрился и благоухающий свежестью и белоснежной рубашкой, легко сбежал по лестнице и, распахнув дверь в столовую, улыбнулся всем, даже Кире, широкой радушной улыбкой. - Всем привет и доброе утро. - Здравствуй сын, - поприветствовал его улыбающийся отец. - Доброе утро, дорогой, - притянула к себе и поцеловала мама. - Здравствуй, Андрей, - ласково ответила Кира. - Ну, чем кормить будете? В комнату вошла прислуга и Андрей, покосившись на незнакомого чужого человека, нахмурился. Настроение резко упало. Андрею барские замашки матери не нравились, но он в очередной раз стерпел, не желая огорчать ее. - Как хорошо, что мы снова все вместе и что Андрюшенька с нами, - радостно воскликнула Маргарита, с обожанием глядя на сына, после того как все церемонии были завершены и, подававшая еду, женщина вышла из комнаты. - А ты Паша волновался, правильно ли ты поступаешь с этой Пушкаревой. Андрей, с удовольствием голодного человека, набросившийся на пищу, встрепенулся. - Ты о чем мама? – он перевел непонимающий взгляд со смущенно замолчавшей матери на отца. Павел с осуждением взглянул на жену и поморщился, явно недовольный не ко времени, начатым ею разговором. - Мама имеет в виду, то, что я уволил Екатерину из Зималетто. - Посмотрел он, тем не менее, сыну прямо в глаза. - Как уволил, почему? - Ну, у меня не было оснований ее задерживать, - невозмутимо продолжил Павел. – Ты же знал, что я принял Пушкареву на работу как временного помощника, она со своей работой полностью справилась, так, что… Да и потом, создавшаяся ситуация, требовала скорейшего разрешения. - Какая ситуация? – похолодел Андрей. – Почему ты не посоветовался со мной? – ему еще каким-то образом, скорее из-за ощущения абсурдности всего происходящего, удавалось сдерживаться. - Мне казалось, Андрей, что ты на Совете дал нам всем ясно понять, какое решение ты принял. – Добил его отец. Андрей заметался взглядом по сидящим напротив его людям. - Андрюш, - заметив странное поведение, взяла его за руку Маргарита. – Не волнуйся, я поговорила с этой Пушкаревой, она, мне кажется, все поняла и больше не будет тебе докучать, ты ее больше не увидишь. – Радостно закончила Маргарита. - Не увижу? – Андрей, вдруг почувствовав резкую боль в глазах, сбросил очки, зажмурился и стал тереть веки и переносицу, пытаясь справиться с невыносимой болью, а когда, почувствовав облегчение, вновь открыл глаза, то от испуга, чуть не упал со стула. Вместо лиц сидящих рядом с ним людей, он увидел перед собой какие-то белые пятна без глаз - носы, рты, уши, волосы он видел, а глаз не было, как будто их замазали белой краской. Не в силах смотреть на эти страшные маски, он отвернулся и попал взглядом в зеркало, с ужасом увидев в нем такое же безглазое свое отражение. Почувствовав, что больше не может находиться в этой комнате и в этом дома, он вскочил и сделал шаг к выходу. - Андрей куда ты? - остановил его испуганный голос матери. - Зачем вы? – слова давались ему с трудом. - Зачем вы это сделали. Ведь она одна одинешенька на всем белом свете. У нее кроме меня никого нет. – Выкрикнул он отчаянно. – Что она обо мне теперь подумает? – добавил обреченным шепотом. - Почему одна? – снова вступил в разговор Павел. - У нее есть брат, я думаю, о ней есть, кому позаботиться. - Брат? Какой брат? – обернулся Андрей, вопросительно разглядывая вновь обретших свой нормальный вид родных. Маргарита и все это время молчавшая Кира, посмотрели на Павла. - Да, у нее есть младший брат, музыкант, кажется, – подтвердил свои слова Павел. – Наша фирма, даже помогла ему поехать на стажировку в Италию. Если бы сейчас в Лондоне случилось, не дай Бог, землетрясение, или Темза, выйдя из берегов, грозила бы залить их дом по самую крышу, Андрей не заметил бы опасности и не тронулся с места. Он был ошеломлен. В голове со скоростью света крутились слова: - «Брат… Италия… Кредит…» Он машинально сел на свой, только что оставленный, стул и обхватит голову руками замер в этой нелепой, трагической позе… - «Коля, Коленька, единственный мой, любимый».
Ответов - 13, стр:
1 2 All
ира: жаль!
Cплин: Глава 2. Хочу у зеркала, где муть И сон туманящий, Я выпытать — куда Вам путь И где пристанище. Я вижу: мачта корабля, И Вы — на палубе... Вы — в дыме поезда... Поля В вечерней жалобе — Вечерние поля в росе, Над ними — вороны... — Благословляю Вас на все Четыре стороны! Марина Цветаева Отчаяние подкрадывалось незаметно. Сначала его будто бы и вовсе не было, сначала была надежда. Когда впопыхах собирался и не оглядываясь уходил из родительского дома, когда мчался в аэропорт, когда сидел и смотрел на огромные электронные часы: до его самолета восемь часов, семь, шесть…, когда, вспомнив, что так ничего и не ел, пошел в ресторан, что-то жевал не чувствуя вкуса, много пил - мучила жажда, не виски нет, простую воду, когда вернулся обратно в зал ожидания… пять с половиной часов (оказывается, прошло только полчаса, а он то думал…), четыре, три часа до самолета... он НАДЕЯЛСЯ! Надеялся, что Катя поймет и простит. Уже знал, что обижена – она сбросила его первый звонок, это потом номер стал недоступен, а в первый раз она просто отключила телефон, увидела, кто звонит, и не захотела с ним разговаривать. - «Сердится», - он улыбнулся, представляя, как она на него сердится, и как потом, когда узнает, из-за чего все произошло, будет удивляться, и как они вместе будут смеяться над его ошибкой, потому, что она простит его, обязательно простит. - «Имеет же человек право на ошибку, всего одну ошибку?!» Он понимал, сейчас он уже очень хорошо понимал, что дело было не в ревности, не только в ревности, просто он был еще не готов к принятию решения. Ему только показалось, что он все решил, а это было равновесие, хрупкое неустойчивое равновесие, вот и хватило одного «камешка», упавшего на чашу невидимых весов, чтобы, воспользовавшись поводом – ревность, он испугался и остановил, казалось уже неизбежный разрыв со своим прошлым. - «Кать», - обращался он мысленно к ней. – «Я от тебя не отказывался, я просто не смог отказаться от родителей, от Зималетто, понимаешь? Не смог отказаться от своей прежней жизни. Да ведь это Кать и не так просто отказаться от всего, что любил, чем жил тридцать лет, вот я и струсил. Прости меня Кать». Вылет самолета, из-за метели в Москве, все откладывался и откладывался, но он, издергавшийся от неизвестности, измученный бесконечным ожиданием, никак несокращающимся между ними расстоянием, все-таки надеялся и верил, что как только они встретятся, все встанет на свои места, что нужно только крепко прижать ее к себе и счастье тотчас вернется, и исчезнут сами сбой проблемы, обиды, исчезнет, наконец, эта невыносимая, закручивающаяся внутри спиралью тоска-боль, вот только поскорее оказаться там, где она, и все будет хорошо. Отступление. Катя, собираясь покинуть самолет, напоследок еще раз выглянула в иллюминатор. - «Странно, летела несколько часов, а рассвет так и не наступил, за окном все тоже как в Москве раннее утро, только снега нет», - она провела взглядом по блестевшему в лучах прожекторов мокрому асфальту. – «Господи, что я здесь делаю?» - мелькнула тоскливая мысль. – «Нет, ты все делаешь правильно, обратной дороги нет». – Постаралась она сразу отогнать ненужные сомнения, решительно встала и, провожаемая вежливыми пожеланиями стюардессы, поспешила, вслед за немногочисленными пассажирами, к выходу. Ей вдруг показалось, что за ее спиной, образовалась и с каждым ее шагом все больше и больше увеличивается, отделяющая ее от мучительного прошлого, пропасть, и ей нельзя оглядываться, чтобы не потерять равновесие и не сорваться вниз, а нужно идти вперед и только вперед, туда, где яркий свет, туда, где ее ожидает новая, плохая или хорошая, но новая жизнь, и она, все убыстряя шаг, думала о том, что сделает все, чтобы в этой ее новой жизни не было больше пустых радужных иллюзий, не было места бесплодным и опасным мечтаниям. - «Кому они нужны эти мечты? С ними взлетаешь высоко, а потом…, потом обязательно падаешь на землю и разбиваешься. Нет!» - она резко мотнула головой. - «Не хочу больше. НЕ-ХО-ЧУ!» Глава 2. Продолжение. Когда, объявили, что самолет взлетает, он расслабленно, словно только что преодолел крутой подъем, выдохнул и счастливо улыбнулся – скоро они с Катей опять будут вместе, скоро, теперь уже очень скоро, он, как истрепанный в бурях, израненный в боях фрегат, приплывет к родным берегам, в родную гавань, где ждут его покой и любовь. - «Потерпи еще немного, Жданов, совсем немного и ты ее увидишь». Он закрыл глаза и тут же представил себе Катю, представил, как она треплет его по волосам, улыбаясь, гладит по лицу, ласково нежно как может только она, и его истерзанное сердце успокаивается и из него навсегда уходит изматывающая, ненавистная тоска. Пока добирался из Шереметьево, часы показали два часа ночи. - «Ехать сразу к Катерине и поднимать ее ночью из постели? Нет, – принял он, казалось бы, разумное решение. - Я приеду к ней рано утром». Как же он потом корил себя за это «разумное» решение, как раскаивался, что не поехал к ней сразу и не остался сторожить ее сон под дверью. Опять не сообразил, опять ошибся. Когда же, так и не сомкнув за всю ночь глаз, снедаемый тревогой, но все еще полный радужных надежд, он, наконец, оказался около ее дома, вот только тогда, выбралось на свет и начало свою работу безжалостного палача – отчаяние. Первым, когда он увидел темное окно ее комнаты, болезненно дрогнуло чуткое сердце. - «Рано, она еще спит», – попытался он успокоить себя, еще не зная, что встревоженное сердце успокоить невозможно, потом, когда на звонок в дверь никто не отозвался, он опять подумал. – «Спит», – и даже какое-то время сомневался будить или нет, только сердце, захваченное отчаянием, уже во всю колотилось, предчувствуя беду. А потом он звонил, стучал в дверь кулаками, бился об нее всем телом, будто требовал. - «Отдай! Отдай мне Катю! Верни, я молю тебя, верни мне мою любовь», - а отчаяние, ухмыляясь, отбирало у него силы, истоньшало волю, высасывало разум, опустошало душу, безжалостно убивало в нем жизнь, и когда он, в конец уничтоженный, раздавленный горем, сдался, оно, отчаяние, ликуя, распяло его на этой самой двери, и он замер вскинув вверх руки и прижавшись лицом к бездушному дереву. Отступление. - Кать, ну что ты как неживая? – тормошил ее Колька. Аэропорт «Руасси» жил своей привычной, подчиненной взлетам и посадкам самолетов, жизнью. Они с братом, сидели в одном из многочисленных и полупустых в этот ранний час, вокзальных ресторанчиков и Катя никак не могла взять в толк и осознать озвученную братом информацию. - Коль, ты бредишь? Какие князья, какое наследство? Ты в детстве книжек про Монте-Кристо не начитался? - Кать, послушай меня, - горячился брат. – Я тебе все расскажу, и ты поймешь, что это правда. Выслушай и не перебивай, договорились? Катя, продолжая недоверчиво и даже сердито его рассматривать, вынуждена была согласиться. - Хорошо, я слушаю тебя. Колька поудобнее устроился на стуле и, по привычке размахивая руками, начал свой фантастический рассказ. - Значит так. Вначале 1917 года, князь Федор Урусов, предвидя скорое трагическое развитие событий, переводит все свое состояние в один из Швейцарских банков и завещает его семье – жене и трем своим детям. Когда, как он и ожидал, в России началась революция, князь отправляет жену и младшую дочь за границу, а сам остается в Петрограде в надежде дождаться возвращения из Москвы старших детей и уже вместе с ними покинуть родину. Но, заболев тифом, князь умирает, а его сын Александр и старшая дочь Надежда, навсегда остаются в Советской России. Наш с тобой прадед Александр Урусов, до революции обучавшийся в юнкерском училище, становиться офицером, служит в Красной армии, но в тридцать седьмом году попадает под репрессии и вместе с женой, погибает в застенках НКВД. Его единственная дочь, наша с тобой бабушка оказывается в детском доме. После войны, она выходит замуж за генерала Александра Соколова, что дальше произошло, ты знаешь - история повторилась, нашего деда арестовывают, ссылают в Сибирь, бабушка едет за ним, там, в Сибири у нее родится дочь, наша мама, которую, после смерти ее родителей, берет на воспитание, Надежда Федоровна Полтевская, родная сестра нашего прадеда и тетка нашей бабушки. - Ты хочешь сказать…, - удивилась Катя, - что наша бабушка Надя? - Да, Кать, наша бабушка Надя, не была нам неродным человеком, она действительно была нашей бабушкой, вернее, если быть совсем точным, нашей прабабушкой. - Почему же мы ни о чем не знали? - Вот этого я не могу тебе сказать, Кать, может быть наши родители и знали, но, а почему нам ничего не говорили, - он невесело усмехнулся. – Одна из загадок нашей семьи. Хотя…, - он пожал плечами, - отец был офицер, член партии... Ладно, Кать, слушай, что было дальше. Потомки той самой младшей дочери князя, которая с матерью уехала во Францию, несколько лет назад получили из России письмо от Надежды Федоровны Полтевской, урожденной княгини Урусовой. В этом письме бабушка Надя, сообщала своим родственникам о нашей семье, кто мы, где живем и т.д. К письму прилагались документы: свидетельство о рождении нашей бабушки, справка, о ее пребывании в детском доме, копия свидетельства, о ее браке с Александром Соколовым, а дальше все справки и свидетельства о семье Пушкаревых. Так же к письму прилагалось завещание, согласно которому, Надежда Урусова завещала в пользу семьи Пушкаревых ее долю от состояния отца. Документы были подобраны с такой тщательностью, что у наших французских родственников не возникло никаких оснований им не доверять, и они сразу начали активные поиски нашей семьи, но, скоропостижно умирает бабушка Надя, мы переезжаем в Москву, да и бюрократическая машина двигается как всегда очень медленно, пробуксовывает, поиски затягиваются, и тут помогает его величество случай, наши с тобой тетки, случайно увидели афишу концерта, пришли ко мне за кулисы, стали расспрашивать, вот собственно и все. Видишь как просто, а ты не верила. Катя засмеялась. - Да, уж просто, у меня чуть голова кругом не пошла от количества перечисленных тобой наших предков. Ну и кого же мы имеем в качестве родных сейчас? - У нас, Катюш, есть, как я тебе уже сказал, две замечательные тетушки, по возрасту они ровесницы наших родителей, и бабушка их мать, просто потрясающая дама. Сама увидишь, познакомишься, и они тебе очень понравятся, я уверен. Николай поднялся, как бы приглашая ее следовать за собой. - Ну, Кать? Поехали? Нас ждут. - Поехали, - махнула рукой Катерина. Колька, подхватив ее багаж, засеменил рядом с ней. - Только ты не удивляйся, Кать, тетушки все время рыдают, они как меня увидели, начали рыдать, так до сих пор никак и не остановятся, а сейчас еще тебе увидят... Представляю, что будет, - уже вовсю веселился брат. – А бабушка Ольга, та ничего сдерживается, только все время повторяет: - «Слава Богу, теперь я могу спокойно умереть, но будет лучше, если еще немножко поживу. Вы согласны со мной Николя?». Глава 2. Продолжение. Когда-то такой любимый, теплый, а теперь вдруг ставший холодным как склеп дом, отторгал, отталкивал его. - «Что ты тут сидишь, уходи! Ты что, не понимаешь, что эта дверь никогда больше для тебя не откроется? Ты сам виноват, сам все разрушил, вот и уходи отсюда». Знал, что нужно уйти, да вот только сил не было и, он, потеряв счет времени, все продолжал сидеть на ступеньках и вслушиваться в подъездные звуки, а вдруг, откроется, скрипнув дверь, вдруг зашумит и остановиться на ее этаже лифт, а вдруг она вернется… Он спустился по ступенькам крыльца, остановился, вздохнул глубоко морозный воздух и вдруг почувствовал сильное головокружение, и чтобы не упасть прислонился к стволу одиноко стоящего дерева. - Ба, какие люди в нашем селении, - услышал рядом знакомый развязный голос. Андрей поднял голову, и узнал подходивших к нему парней. Отстранился от спасительного дерева и, стараясь побороть предательскую слабость в ногах, приготовился к последующим событиям. Один удар в солнечное сплетение согнул его пополам и поставил на колени, второй, ногой в грудь, опрокинул навзничь, третий…, а третьего не последовало, потому, что Витька, остановил свою компанию. - Стоп, мужики! Не трогайте его! Он подошел к лежащему на земле Андрею и присев на корточки, спросил. - Парень, ты чего, а? Андрей открыл мутные глаза и с трудом, хрипя, прошептал. - Добейте. - Что? – не поверил своим ушам Витька. – Ты что мужик, с ума сошел? Он потряс Жданова за плечо, заметив, что тот снова закрыл глаза, потом, аккуратно приподнял его голову и обратился к свои друзьям. - Ребята помогите мне, что-то тут не так, разобраться с этим делом надо, - заметил он встревожено. Отступление. Это было похоже на чудо. Париж. Узнаваемые и незнакомые виды прекрасного города, очаровывали, завораживали, заставляли забыть обо всем. Только что отпраздновавший рождество, город готовился встретить Новый год и в ярких лучах утреннего зимнего солнца, представал перед ней во всей своей красе. Монмарт, Елисейские поля, Триумфальная арка, площадь Согласия, набережные Сены, Лувр, Собор Парижской Богоматери, мост Сюлли, бульвар Сен-Жермен, Люксембургский дворец и, наконец, такси останавливается в тихом переулке, примыкающем к улице Вожирар. За массивными коваными воротами, небольшой ухоженный парк и очень красивый в классическом стиле трехэтажный особняк. Катя как завороженная не может оторвать взгляда от обласканного утренним солнцем и кажется улыбающегося ей всеми своими окнами дома. - «Неужели здесь, в этом прекрасном городе, в этом чудесном доме, начнется моя новая жизнь? Что ждет меня? Смогу ли я забыть прошлое? Смогу ли забыть Андрея? Захочу ли я его забыть?» Глава 2. Продолжение. Как тяжелобольной ищет помощи у любого пусть и трижды незнакомого человека, так и Андрей, отчаявшись найти Катю, инстинктивно ждал помощи от любых так или иначе знавших ее людей. Его слова о том, что Катя исчезла, а ему необходимо, просто обязательно нужно ее найти, его отчаянная просьба. - Мужики, помогите мне ее отыскать. - Видимо произвела впечатление и его вчерашние враги, не только не проявляли больше агрессии, а, наоборот, окружив его со всех сторон и нервно выкуривая спасительные сигареты, понимающе вздыхали, сочувствуя. - Слушай, Андрюх, а я, кажется, знаю, кто тебе может помочь. – Витька еще пару раз затянулся сигаретой, бросил окурок на землю и решительно поднялся. - Пошли. - Бабушка Соня, откройте, это я Виктор, внук бабы Мани. Дверь немного приоткрылась и в проеме показалась сухонькая маленького роста старушка с живыми, черными и колючими глазами. - Для кого бабушка Соня, а для кого Софья Григорьевна, - ворчливо проговорила она, с опаской рассматривая мужчин. - Софья Григорьевна, - исправился и даже галантно поклонился Витька. – Здравствуйте. - И тебе не хворать, милок, – видимо окончательно успокоившись, весело пропела старушка. - Софья Григорьевна, вот тут человек, вашу соседку Катю Пушкареву разыскивает, вы не знаете, где она сейчас? Старушка внимательно осмотрела Андрея с ног до головы. - Это ты, что ли разыскиваешь? – спросила она. Андрей, вдруг почувствовав во рту страшную сухость, вместо ответа кивнул. - А ты кто ж Катерине будешь? – продолжала пытать его старушка. - Я друг Катин, - просипел Жданов, стараясь справиться с засохшей от волнения гортанью. А звать, то тебя, как, друг? – усмехнулась Софья Григорьевна. - Андрей…, Андрей Жданов, - выпалил он сразу. - Ну-ну, - покачала головой бабушка Соня, - подожди, Андрей, я сейчас. Она ушла куда-то в глубь квартиры и через минуту вернулась. - На, возьми, - она протянула ему ключи. – Катя велела, если ты будешь о ней спрашивать, отдать тебе ключи от ее квартиры. - Спасибо, - он осторожно забрал из ее рук ключи. - Не за что, милок, не за что, - вздохнула бабушка Соня и окинула его сочувствующим взглядом.
Cплин: Глава 3. Ты, кого я избрал, всех милей для меня. Сердце пылкого жар, свет очей для меня. В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже? Ты и жизни дороже моей для меня. Омар Хайям Как только Роман открыл дверь президентского кабинета и увидел Андрея, все придуманные им заранее оптимистичные слова, умерли, так и не родившись. Он был готов ко всему: к тому, что Жданов будет расстроен или, наоборот, до крайности разражен, к тому, что он будет в ярости, в отчаянии, даже в истерике, но то, что он увидел, лишило его не только дара речи, увиденное его по-настоящему испугало. Андрей сидел за столом, и, казалось, хладнокровно рассматривал какие-то документы. Это потом, Роман заметит красные воспаленные глаза, нервно подрагивающие руки, а в самый первый момент, друг показался ему абсолютно спокойным, вот только выглядел он…, Андрей до такой степени изменился и так был не похож на себя самого, что Роман, забыв поздороваться, стал зачем-то лихорадочно считать в уме, сколько же они не виделись? По его подсчетам получалось восемь дней. - «Как, за такой короткий срок, цветущий мужик мог превратиться в доходягу? Как можно было за такое короткое время дойти до такого состояния?» - Роман с ужасом рассматривал бледное, словно восковое лицо, провалившиеся щеки, обтянутые скулы, сиротливо болтающиеся в манжетах кисти рук Андрея. - «Он что, все эти дни ничего не ел что ли?» - Привет, спасибо, что приехал. - Андрей, оторвавшись от документов, поднял голову и улыбнулся и это подобие улыбки на изможденном лице и его полный затаенной боли взгляд, окончательно добили Романа. - Что случилось, Андрей? Отступление. Оказывается, он раньше этого не знал, воспоминания могут вызывать физическую боль. Как только он открыл дверь и вошел в темную прихожую, боль тупым гвоздем засела в груди, полыхающим огнем проникла в разум, отдалась резью в глазах. - «Вот здесь она целовала меня в последний раз, и я еще подумал, что она прощается…». Ноги отказывались его держать, и он прислонился к стене. - «Здесь она стояла, когда я первый раз пришел к ней домой…». Он обвел взглядом безжизненное, будто застывшее пространство прихожей и увидел ее пальто, сиротливо висевшее на вешалке. Судорожно обхватил его руками, прижался лицом, почувствовал едва уловимый присущий только ей запах. - «Катя, Катенька, как же больно…». Глава 3. Продолжение. Андрей как никогда, был рад появлению друга. Ему срочно требовались его трезвый аналитический ум и неиссякаемое жизнелюбие, чтобы найти хоть какой-то выход из создавшейся ситуации а, иначе, он это чувствовал, он просто сойдёт с ума. - Что случилось, Андрей? - Случилось. Вот, возьми, посмотри, - он протянул Роману папку с документами. - Что это? - Малиновский, осторожно, будто это не пачка бумаги, а неразорвавшаяся бомба, взял папку и открыл ее. - Это же наш бизнес-план, - удивился он. - Ошибаешься, - усмехнулся Андрей, - это не наш, это Катин бизнес-план. Андрей перегнулся через стол и, взяв из рук опешившего Романа, папку, полистал ее и открыл на нужной странице. - Вот смотри, здесь и здесь. Роман попытался сосредоточиться на указанных Андреем строчках. - Откуда она взяла эти цифры? Подожди, - Роман оторопело посмотрел Жданову в глаза. – Это что же получается? Андрей, подтверждая его догадку, покачал головой. - Да, Ром, да. Мы допустили с тобой серьезную ошибку и если бы не Катя Пушкарева у Зималетто, нашими стараниями, через несколько месяцев, возникли бы крупные неприятности. - Ни фига себе, - воскликнул вице-президент, - молодец Катерина. Роман увлеченно рассматривал бумаги, не замечая полного печали и тоски взгляда друга. - Да, молодец, - вздохнул Андрей, - и это не все, - он выложил перед Малиновским еще несколько папок. – Вот. Смотри. Роман стал их по очереди открывать, просматривать и у него что называется, глаза полезли на лоб. С каждой прочитанной страницей, он все больше и больше удивлялся и, наконец, не выдержал и присвистнул. - Когда она успела все это сделать? – восхитился он. - За такой короткий срок это же и троим не под силу. Как она смогла? – он удивленно уставился на Андрея. Жданов, медленно встал из-за стола и прошел к окну. Роман проводил его взглядом и почувствовал, как болезненно сжалось сердце. - «Кожа и кости», - заключил он, заметив, как висит на Андрее костюм. – «Да, что с ним случилось, и, причем здесь Катя и все эти документы?» - он никак не мог взять в толк и понять, что произошло, что привело Андрея в такое состояние. - Смогла, Ром, смогла, - Андрей уперся руками в оконное стекло, - Она сделала все, чтобы у Зималетто, - запнулся, а потом поправил сам себя, - чтобы У МЕНЯ, не было проблем и… ушла. Роман, сосредоточившись на документах, не сразу понял, что сказал Андрей. -Ай да, Катерина, молодец! Слушай Андрюх, да это же, как свободная дорога с одними зелеными светофорами, – искренне восхитился он. - А это что? - он открыл очередную папку. - Кредитные договора…, - Роман замолчал, внимательно вчитываясь. – Что?! Андрей, не оборачиваясь, понял, чему удивился Малиновский. - Да, Ром, ей удалось заинтересовать сотрудничающие с нами банки и они готовы не только предоставить нам кредиты, но и инвестировать свои средства под наш проект. - Да она гений, ей же цены нет! - воскликнул Роман. - Подожди…, - он как будто очнулся, - что ты сказал? Ушла? Как ушла? Почему? - Роман смотрел на ссутулившиеся плечи, низко опущенную голову Андрея. - Так это ты из-за нее? – внезапная догадка связала воедино все известные ему факты, вмиг разрешила все, казалось, неразрешимые тайны и загадки. - Золушка, - вспомнил Роман, - это ты о ней, о Кате? Что ты молчишь? Говори! Отступление. Он знал, чувствовал, что его ждет в комнате, понимал, что чуда не случится и все равно, когда увидел свою сумку с вещами, когда разглядел в отсветах от окна белый лист бумаги на столе – Катину прощальную записку, отчаяние навалилось на него с такой силой, что ему показалось - он умер. Наверное, так оно и было, наверное, он действительно на какое-то мгновение умер, сердце остановилось, он перестал дышать, мысли путались и только боль еще «держала» сознание, давала ему понять, что он мыслит, чувствует…, она же боль и вывела его из состояния клинической смерти. Сердце сделало один, второй толчок…, он глубоко вздохнул…, подошел к столу, включил настольную лампу и попытался собрать взглядом разбегающиеся строчки Катиного письма. «Андрей, я обещала тебе, что пойму и приму любое твое решение. Кто же, как не я, может и должен понять тебя - родители, семья, любимая работа, это главное в жизни, потерять самых близких людей, потерять все, чем жил, что любил - это страшно. Не кори себя ни за что, ты сделал правильный выбор, по-другому и не могло быть. Прости, что не ответила на твой звонок, ты тоже пойми меня, я не смогла бы с тобой говорить - слишком больно. Обещать было легче, чем выполнять обещанное. Знаешь, о чем я думаю сейчас? Как странно складывается моя жизнь, всегда находится что-то, что важнее меня, обязательства перед другой женщиной и ребенком, долг перед родителями, перед семейным делом… Ты не обижайся, что я сравниваю тебя с Сергеем, но ведь теперь ты мое прошлое, только прошлое, такое же, как и он. Завтра рано утром мой самолет. Я постараюсь все забыть и начать жить сначала. Будь счастлив. Прощай. Катя». Все, что с ним произошло потом, как он жил, что делал, что ел, когда и где спал, он толком не смог бы вспомнить даже на Страшном суде. Все его устремления, все действия были подчинены одному. Он должен найти Катю! Во чтобы то ни стало, но он должен ее найти и вернуть и тогда, только тогда отступит боль, уйдет отчаяние, вернется жизнь, но самое главное, он знал, чувствовал, что и ей, Кате, так же больно и тяжело, как и ему, и он должен как можно быстрее найти ее, потому, что если он – сильный здоровый мужик, еле терпит эту боль, то каково ей, хрупкой, нежной, беззащитной переносить такие страдания. Проклиная извечную российскую привычку праздновать до упаду, ненавидя все праздники во всем мире и новогодние выходные в частности, он мотался по городу в поисках хоть одного работающего частного сыскного агентства. Наконец, когда он уже отчаялся хоть кого-то оторвать от праздничного стола, ему удалось связаться с одним частным сыщиком, и тот пообещал ему, что в ближайшие же сутки сообщит, куда улетела Катерина. Приободренный первым успехом, он поехал в Зималетто - необходимо было завершить задуманное и подготовить все для передачи дел отцу. За все это время, он только один раз, в новогоднюю ночь, позволил себе алкоголь. Он тогда уже решил, что будет жить в квартире Кати, но в ту ночь был у себя дома, и сидя в гостиной, смотрел, как часы показывают полночь в Москве, высчитывал, когда Новый год наступит в Италии, где, как он думал, сейчас находится Катя, и также в Лондоне. Где-то под утро, поняв окончательно, что Катя не позвонит (теплилась в нем маленькая надежда), решил все-таки «отпраздновать» свой Новый год. Сидел в темноте и методично заливал в себя виски, не чувствуя ни опьянения, ни облегчения своим страданиям. - «Ну и пусть, ну, и хорошо, что ему никто не звонит. Он и сам никого не хочет слышать, ничего не хочет знать, пока не найдет и не вернет Катю, его нет, он для всех умер, и вернется к жизни только тогда, когда она, Катенька, будет рядом». Глава 3. Продолжение. - Так, и что тебе удалось сделать за это время? Роман потушил очередной окурок сигареты и бросил его к «товарищам», горкой возвышающимся в пепельнице. Исповедь Андрея, вызвала у него противоречивые чувства, во-первых, недоумение, как, почему он не увидел, что происходит с другом, почему не заметил его отношений с Катей? - «Конспиратор», - разозлился он, вспомнив, как Андрей упорно скрывал от него Пушкареву. Во-вторых, не понимание, когда и опять же как, Андрей мог так измениться, превратиться из легкомысленного, каким он его всегда считал, легковесного плейбоя, в глубоко чувствующего, страдающего человека? Если бы не его собственные глаза, а кто-нибудь другой сказал ему, что Андрей Жданов будет так мучиться из-за женщины, да какой там женщины, из-за девчонки, ни за что бы, ни поверил. - «Вот правильно я всегда считал, что умная женщина – это беда, к ней, если сердцем присохнешь, все, конец. Дура, она какой бы красивой не была, все равно когда-нибудь надоест, а умная, да любящая… она ж до нутра достанет и вот, пожалуйста, передо мной полуживое подтверждение моей теории. Вот интересно, если бы я не приехал, он что, уморил бы себя голодом, болван?» - Оправившись от шока, Роман сейчас откровенно злился на Жданова. - Из ее письма следует, - продолжал между тем свой рассказ Андрей, - что она улетела тридцатого. Вчера мне удалось нанять частного сыщика, и он обещал выяснить куда. Как будто в подтверждение его слов, раздался телефонный звонок. - Жданов, слушаю вас. По мере того, как неизвестный собеседник Андрея говорил, Роман с тревогой наблюдал, как неестественно бледное лицо друга, бледнеет еще сильнее. - Да, я понял. Андрей отключил телефон и замер, закрыв глаза. - Кто звонил? – Роман решил не позволять больше другу предаваться отчаянию. – Это детектив? - Да, - еле слышно проговорил Андрей. - Что он сказал? Андрей, очнись, сейчас не время падать духом. Что он сказал? – повторил свой вопрос Роман. - Он сказал, что проверил все рейсы, все самолеты, вылетевшие из Москвы тридцатого декабря, и что ни на одном из них, среди пассажиров Катерины Пушкаревой не было.
Cплин: Глава 4. Ни отзыва, ни слова, ни привета, Пустынею меж нами мир лежит, И мысль моя с вопросом без ответа Испуганно над сердцем тяготит: Ужель среди часов тоски и гнева Прошедшее исчезнет без следа, Как легкий звук забытого напева, Как в мрак ночной упавшая звезда? Алексей Апухтин Солнечный свет, проникая сквозь неплотно сдвинутые шторы, ласкал лицо и Катя, ощущая кожей его теплые прикосновения, лежала, не открывая глаз, и улыбалась. Она хорошо выспалась и оттого, что ее сегодня впервые не мучили странные сны, чувствовала себя просто прекрасно. Это началось еще в Москве и до сегодняшней ночи продолжалось здесь в Париже - ей снилось, будто Андрей спит с ней рядом и так приятно было во сне чувствовать, как его волосы щекочут ей шею, или, как он лбом касается ее плеча, как его тяжелая рука обнимает ее…, Катя просыпалась, несколько мгновений, продолжая находиться в полусне, чувствовала невыразимое блаженство…, а потом, окончательно очнувшись и поняв, что это только сон и она одна, окуналась с головой в такой кромешный ад ночной тоски и отчаяния, что измученная этим состоянием мечтала уже только об одном, чтобы Андрей перестал ей сниться и, наконец, ушел из сознания и отпустил ее на волю. Париж встретил ее ярким солнцем и непривычным для этого времени года теплом. В первые дни она все ждала, что вот-вот набегут облака, закроют небо, потом подует холодный северный ветер, пойдет снег и наступит зима. Но один день кончался, начинался новый, и опять ласковое солнечное утро радовало ее тишиной и если бы не оголенные ветви деревьев, то пейзаж за окном вполне бы мог показаться летним, а если бы не изматывающие, доводящие ее до безумия, сны, она вполне могла бы чувствовать себе, если не счастливой, то, во всяком случае, спокойной. На ее жизненном пути было много страданий, много боли и лишений, настолько много, что с лихвой хватило бы на несколько человеческих жизней, и она давно научилась «держать удар», принимать испытания, уготованные ей судьбой, стойко, без истерик, не жалуясь и не поддаваясь отчаянию, но, видимо, в этот раз «удар» был слишком сильным и если днем, на людях, ей еще удавалось держаться, то на борьбу с ночными кошмарами сил уже не хватало. - «Теперь я знаю, Жданов, как прогонять тебя из своих сновидений, вернее, как вообще избавиться от сновидений. Все очень просто, необходимо устать до изнеможения, вернуться домой за полночь, не чувствуя под собой ног, едва найдя в себе силы раздеться, рухнуть в постель, и провалиться в сон, как в бездну» Она, наконец, открыла глаза, потянулась, запрокидывая руки за голову, и стала с любопытством разглядывать свою комнату. - «Да, к хорошему привыкаешь быстро. Разве я могла еще недавно представить, что у меня будет такой дом, что я буду спать на такой роскошной кровати, в такой изумительно красивой комнате, а самое главное, разве я могла знать, что у меня появятся такие удивительные, такие добрые и любящие родственники». Отступление. Колька ошибался, когда предполагал, что тетушки, увидев ее, разрыдаются. Как только они с братом вошли в гостиную, тетушки, поначалу бросившиеся к ним с распростертыми объятьями, вдруг не дойдя всего нескольких шагов, остановились как вкопанные и уставились на нее, как Кате показалось с мистическим ужасом, забыв о правилах гостеприимства. Непредвиденная пауза продолжалась довольно долго, а потом все как по команде повернулись к сидящей в кресле пожилой седовласой даме. - Cela ne peut pas être, Mon Dieu, une personne! (Этого не может быть, Господи, одно лицо!) Оказывается, она раньше и представить себе такого не могла, но воспоминания одних людей могут сплетаться, соединяться с воспоминаниями других и вызывать взаимное сочувствие и сильное искреннее волнение. Все, о чем ей рассказывал Коля, все, что в виде полунамеков когда-то «витало» в их семье, «слышалось» в рассказах бабушки Нади, вся эта фантастическая история о ее княжеском происхождении, до этого момента и воспринимаемая ею только как история, в чем-то трагическая, в чем-то невероятная, но история, вдруг превратилась, после их все-таки состоявшегося знакомства, в настоящую, лично ее, Кати, касающуюся жизнь. Когда княгиня Ольга Урусова, бабушка Ольга, как она попросила ее называть, достала альбом и торжественно открыла его на первой странице, Катя почувствовала, как от волнения у нее задрожали руки и сбилось дыхание. С фотографии на нее смотрела, одетая и причесанная по моде начала двадцатого века… Екатерина Пушкарева. Удивленная, этим невероятным, сразу бросающимся в глаза своим сходством с изображенной на старом снимке гордой красавицей с печальными глазами, Катя замерла не в силах произнести ни слова. - Это моя бабушка, Ольга Николаевна Урусова, - пояснила княгиня, - а рядом с ней моя мать, младшая из троих детей Ольги и Федора Урусовых. Катя, вглядывалась в потемневшее от времени изображенное на фотографии личико маленькой девочки, и вдруг увидела в нем явные, видимо фамильные, черты сходства с другим, любимым и незабытым лицом. Заметив растерянный Катин взгляд, княгиня, обняла ее за плечи, поцеловала иссохшими губами в висок и прошептала. - Sois bénie, ma fille. (Будь благословенна, девочка моя). Глава 4. Продолжение. Воспоминания о совсем еще недавно пережитых волнениях, растрогали ее до слез и чтобы не поддаться грустному настроению, Катя, встала, подошла к окну, раздвинула шторы, впуская в комнату солнечный свет, и стала любоваться раскинувшимся перед ней видом. Она с первого дня полюбили гулять одна или с Колей по небольшому, но очень красивому парку княжеской усадьбы, ей нравилось в нем все и огромный «богатырь» платан выросший за домом, высокий мощный, он, сейчас обнаженный, без листьев, с подвешенными, будто елочные украшения на тонких ниточках, круглыми, как ежики, шишками-орехами, казался таким по-детски беззащитным, таким ранимым, что ей все время хотелось подойти и пожалеть его, погладив по гладкой и теплой, как человеческая кожа, коре. Она где-то читала, что некоторые виды платанов достигают в высоту шестидесяти метров, до восемнадцати метров в окружности и живут до двух тысяч лет. Удивительное дерево. Любила она смотреть и на вечнозеленый кустарник, названия которого не знала, но который поразил ее тем, что сейчас в разгар зимы был сплошь покрыт молодыми нежно-зелеными побегами, Катя про себя назвала его «спартанцем», радовал глаз и неувядающий, неприхотливый плющ, зеленым ковром устилавший землю около дома и отважно взбиравшийся вверх по одной из его стен. Но сегодня идти в парк не хотелось, ей после вчерашнего, вообще не хотелось двигаться. Все дело в том, что вчера был удивительный, неповторимый день, вчера она впервые была на балу, на самом настоящем балу. Катя закрыла глаза, вспоминая роскошное великолепие зала, изысканную публику, с нескрываемым интересом рассматривающую их с Колей, череду знакомств, галантных поцелуев рук, вспоминала восторженные и даже восхищением взгляды мужчин, вихрь бальных танцев, закруживший ее, вспышки фотоаппаратов и улыбки…, улыбки…, улыбки… - Боже, неужели это была я? - прошептала она тихо. – «Неужели это мне говорили комплементы, меня наперебой приглашали на танец, пытались завладеть моим вниманием, сделать приятное? Этого не может быть, это какой-то сон, волшебный сон». Отступление. Идея пойти на бал, который по традиции в честь Православного Рождества устраивала русско-эмигрантская община в одном из лучших отелей Парижа, появилась в Новогоднюю ночь. - Катенька, Коля, вы должны познакомиться с нашим дружным сообществом, - убеждала их тетушка Полина. - Рождественский бал, это самый подходящий случай, - вторила ей тетушка Анна. Катя, недоверчиво переводила взгляд с одной, на другую, не в состоянии решить, соглашаться ей с таким неожиданным предложением или нет и, в конце концов, повернулась и посмотрела на бабушку Ольгу, как бы спрашивая ее совета. - Мудрое решение, - покивала головой княгиня. – Я думаю, нам всем в этом году стоит посетить этот светский раут. Катя, не смея спорить, вздохнула, и придирчиво оглядев себя с ног до головы, воскликнула почему-то по-французски. - Mais je suis pas du tout prête (Но я же абсолютно не готова), - чем вызвала дружный смех всей семьи. - О, не стоит волноваться, мадмуазель! Перед вами не одна, а целых три феи и у нас в запасе целых семь дней, - весело улыбаясь, успокоила ее тетушка Полина. Эти семь дней, Катя пережила с трудом и вспоминала потом с тихим ужасом. Магазины, салоны, дорогие универмаги, такси, стилисты, обеды в ресторанах, еще какие-то похожие на медицинские, заведения, и опять стилисты, модельеры, магазины… К концу дня у нее от обилия разговоров, мелькания лиц, домов и улиц, кружилась голова и она нагруженная пакетами с очередными покупками, еле добиралась до своей комнаты, без сил опускалась на кровать и, позабыв, что наедине с собой можно говорить по-русски, шептала, глядя в потолок. - Mon Dieu, comme je suis fatiguée (Боже, как же я устала). Наконец праздничный день настал, поздравив утром, друг друга с наступившим Рождеством и порадовав, как и положено, трогательными подарками-сюрпризами, оказавшимися под елкой, семья стала готовиться к главному событию – вечернему выходу в Свет. Когда же все приготовления были закончены, и они впятером, удобно расположившись в шикарном лимузине, ехали по залитым неоновыми огнями улицам Парижа, когда автомобиль стал притормаживать у крыльца фешенебельного отеля и Катя, не выдержав волнения, прижала руки к груди, стараясь справиться с чересчур впечатлительным сердцем, бабушка Ольга, повернулась к ней, с улыбкой взяла ее за руку и произнесла. - Послушай меня девочка, наше эмигрантское сословие, как и всякое общество не однозначно, есть среди нас и благородные достойные люди, а есть и циничные бездушные негодяи, но тебе не нужно сегодня волноваться, все они будут уважать тебя и благоговеть, если не перед твоей красотой, то, как это, увы, не грустно, перед твоим состоянием и титулом, и никто, и никогда не посмеет обидеть тебя. Гордый взмах головы, прямая спина, легкая еле заметная улыбка на губах, взгляд из полуопущенных ресниц, обращенный к Кате и как будто говорящий «бери пример с меня!», и княгиня Ольга Урусова, под руку со своей красавицей внучкой, в сопровождении дочерей и внука входит в сверкающий великолепием наполненный музыкой и десятками людей зал отеля Le Bristol. Глава 4. Продолжение. Время для него стало как будто осязаемым, оно то замедлялось, почти останавливаясь и, тогда ему казалось, что он буквально застревает в нем и, продираясь через его вязкую как желе субстанцию, пытается и никак не может сдвинуть его с места, а то оно, время, вдруг убыстрялось и неслось само за собой со скоростью курьерского поезда и тогда он пугался, что не успеет и не догонит его. Когда Роман предложил начать поиски Кати, не с нее, а с ее брата, мотивируя это тем, что они точно знают, где этот самый брат сейчас находится или недавно находился, а именно в Италии, и еще, что они могут приблизительно, по времени выдачи Кате кредита, определить, когда он уехал, Андрей не верил, что из этой затеи, что-то получится, ведь не факт, что они смогут найти Николая, не факт, что Катя улетела именно к нему. Интуиция ему подсказывала, что Роман прав, но боязнь очередного провала, уже научила его быть осторожным и он старался не тешить себя напрасными иллюзиями. Они вместе с Романом поехали к нанятому им накануне сыщику и изложили ему свою теорию. Тот внимательно их выслушал и сказал, что если Николай Пушкарев не воспользовался для вылета из страны, как его сестра, самолетом-нивидимкой типа «Стелс», то он постарается им помочь. Вот в этот самый момент время для него в очередной раз выжидательно остановилось, и последующие двое суток, пока от сыщика не было никаких известий, он опять «потерялся в пространстве» и если бы не Ромка… Андрей усмехнулся, вспомнив, как друг ходил за ним по пятам и нянчился как с малым ребенком, заставлял во время есть, спать, не давал впадать в уныние. - «Спасибо тебе дружище, ты конечно прав, нельзя поддаваться отчаянию. Умом я все понимаю, но вот только сделать с собой ничего не могу». Вчера им, наконец, сообщили, что Николай Пушкарев, вылетел двадцатого июня в Милан, и этой информации оказалось достаточно, чтобы время вдруг ожило и понеслось с космической скоростью, а он собрался помчаться за ним. Роману пришлось, чуть ли не силой останавливать его и, надрывая легкие, пытаться втолковать, что нет никакого смысла сейчас лететь в Италию, нужно точно узнать, где сейчас находится Николай. В конце концов, он согласился подождать еще немного, пока Роман, через свою миланскую подружку, которая работает в полиции (когда только успел обзавестись такой?) попытается узнать все о Пушкареве и если повезет о его сестре, и вот он опять ждет и опять время для него стоит не шевелясь, а сегодня и вовсе, вопреки законам физики, движется назад. - «Ты прошлое, Жданов», - лежа на катином диване, вспоминал он с горечью строчки из ее прощального письма. – «А что ты хотел? Ты же знаешь Катю, знаешь какая она сильная. Перевернула тебя как прочитанную страницу и начала жизнь сначала, оставив тебя в прошлом». Андрей стащил с лица и бросил на полку очки, потом, пытаясь справиться с назойливой резью в глазах, прижал ладони к крепко зажмуренным глазам. - «Кать, а что же мне делать?» - обратился он мысленно к любимой. – «Ведь я без тебя не смогу жить». Его невеселые размышления прервал требовательный звонок в дверь.
Cплин: Глава 5. Когда б за все, что совершили мы, За горе, что любимым причинили, Судом обычным каждого б судили, Быть может, избежали б мы тюрьмы. Но кодекс свой у каждого в груди, И снисхождения не смею ждать я. И ты меня, любимая, суди По собственным законам и понятьям. Суди меня по кодексу любви, Признай во всех деяньях виноватым, Чтоб доказать мою вину, зови Минувшие рассветы и закаты. Все, чем мы были счастливы когда-то И что еще живет у нас в крови. Расул Гамзатов Андрей, стремительно бросившись открывать дверь, понимал, что это не может быть Катя и все равно, испытал сильнейшее разочарование, когда увидел на пороге незнакомого молодого человека. Наверное, это злое разочарование так явственно читалось у него на лице, что незнакомец, узрев его в дверном проеме, непроизвольно отшатнулся и «ответил» удивленным взглядом и растерянным неловким молчанием. - «Ошибся», - подумал Андрей, рассматривая случайного гостя. Высокий, стройный со светлыми волосами и выразительными синими глазами на симпатичном лице, он казался совсем молодым, если бы ни пытливый и какой-то пронзительный взгляд, который выдавал его и говорил, что этот мужчина, кое-что в жизни видел и далеко не так прост и молод, как кажется. Все эти наблюдения-выводы, сделанные Андреем по привычке делового человека сразу «оценивать» незнакомого собеседника, промелькнули у него в голове не задерживаясь, а он сам, уже вполне успокоившийся, просто стоял и ждал, что сейчас молодой человек поймет, что ошибся и, извинившись, уйдет. Незнакомец, как будто подтверждая его мысли, внимательно посмотрел на номер квартиры, потом перевел взгляд в записную книжку, видимо сверяясь с адресом. - Извините, Катя…, Екатерина Пушкарева, здесь живет? - он внимательно посмотрел на Андрея. Если бы ни это его фамильярное «Катя», Андрей, постарался бы побыстрее отделаться от незнакомца, распрощаться с ним и, закрыв дверь, забыть о странном визите, но именно эта оговорка, заставила Андрея внимательней присмотреться к приезжему. Да, он, наверняка, был приезжим - небольшой чемодан в руках, коробка, перевязанная прочным шпагатом и слегка помятый и утомленный, какой бывает только у путешествующих людей, вид, все говорило о том, что этот человек только что приехал в Москву, а его сомнения, убеждали Жданова в том, что он раньше никогда у Кати не был. Андрей, заинтересовавшись странным гостем, решил разобраться, что здесь к чему, поэтому приветливо улыбнулся и вежливо поинтересовался, а кто ее собственно спрашивает. - Я, ее старый знакомый из N, - не менее радушно улыбнулся ему в ответ молодой человек. – А позвольте в свою очередь узнать, кем вы доводитесь Катерине? - Я ее муж, - не моргнув глазом, соврал Андрей. От него не укрылось, как при слове «муж» в глазах собеседника промелькнуло ни то отчаяние, ни то испуг, и как он весь сник и с его лица мгновенно исчезла улыбка, а в воздухе опять повисла неловкая пауза. - Ну, что же вы стоите в дверях, - Андрей отступил и радушным жестом пригласил гостя войти, - проходите, пожалуйста. Жданов уже просто горел желанием понять, что же это за знакомый такой, которого так огорчило известие, что у Кати есть муж. Парень потоптался еще немного у двери, потом решительно переступил через порог и вошел в квартиру. - Андрей Жданов, - протянул Андрей, представляясь, незнакомцу руку. - Сергей Морозов, - последовало ответное представление. Андрей уже хотел сказать «очень приятно», но приветственные слова застряли у него в горле. - Как? – задохнулся он. - Как ты сказал?... Сергей?... Морозов?... Отступление. Вчера они опять выходили в Свет. Вчера состоялся первый Колин концерт в Париже. Колька волновался ужасно, но все прошло хорошо, искушенная парижская публика, доброжелательно встретила молодого исполнителя. Концерт проходил в зале Плейель, расположенном в самом центре города, возле Площади Звезды. Зал очень понравился Кате, камерный с прекрасной акустикой, он как нельзя лучше подходил, для исполнения фортепьянной музыки. Открытый 1927 в году и оформленный в модном тогда стиле Арт-Нуво, он сохранил свои изысканные интерьеры и неизменно радовал парижан прекрасными исполнителями, выступающими на его сцене. Недавно в нём обосновался Парижский оркестр и его главный дирижер, хороший знакомый семьи Урусовых, сам выходец из России, пригласил Николая выступить с концертом в этом знаменитом зале. Все прошедшее время, Колька, занятый подготовкой к концерту, практически не уделял ей внимания, бабушка Ольга редко покидала усадьбу и Катино знакомство с Парижем и его жизнью, осуществлялось под патронажем ее тетушек Полины и Анны. Двойняшки, они не были как близнецы зеркально похожи друг на друга, но то, что они близкие родственники было понятно сразу, при первом же взгляде на них, чего нельзя было сказать об их возрасте. Возраст тетушек определить было трудно. - Нам, увы, давно не тридцать лет, - заявила при первом знакомстве тетушка Анна. - И даже давно не сорок, - сокрушенно добавила тетушка Полина. Глядя на них, красивых, подтянутых, изящных, Катя все время вспоминала знаменитую фразу героини Софико Чиаурели из фильма «Ищите женщину», о том, что она «от тридцати двух, до тридцати трех прожила десять незабываемых лет». Тетушки обожали Париж и задались целью показать Кате все, что только можно. Неутомимые, ни на минуту не замолкающие (когда утомлялась одна, сменяя ее, начинала говорить другая), они, не уставая, рассказывали и показывали Кате достопримечательности Парижа. Монмарт от Пляс Пигаль до Рю Гудон, ресторанчик La Moulen de le Gallette, где Ренуар написал свою знаменитую картину, кинотеатр, принадлежащий Клоду Лелюшу. Кабаре Lapin Agile, здесь Пикассо платил за обед картинами, а Анни Жирардо выступала в самом начале карьеры. Знаменитые Елисейские поля (Champs-Йlysйes) - самая длинная улица. Она считается самой красивой улицей Парижа, а, по словам парижан, не только Парижа, но и всего мира. Ее название происходит от Элизиума, где проживали добродетели в греческой мифологии; расположенное на ней знаменитое кабаре «Лидо» (а напротив — один из самых дорогих русских ресторанов «Распутин»), огромный магазин музыкальной продукции Virgin Megastore. Затем последовала их незабываемая экскурсия на прогулочном катере по Сене и посещение жемчужины Парижа – собора Нотр-Дам де Пари. Триумфальная Арка - признанный атрибут Парижа, одно из тех сооружений, без которых Париж себе невозможно представить, Эйфелева башня - пожалуй, самая неоднозначная его постройка, где Катя воочию узнала, что это одна из самых посещаемых его достопримечательностей. Туристы готовы стоять не один час в очереди за билетами на вершину башни, ведь оттуда открывается великолепная панорама Парижа. А еще была поездка по ночному Парижу и если Эйфелева башня днем выглядит впечатляюще, то ночью, благодаря подсветке, просто волшебно и вообще ночной переливающийся огнями, Париж, произвел на Катю неизгладимое впечатление, но, как оказалось «Городом света» Париж называют совсем по другому поводу - большинство зданий в Париже облицовано добытыми в парижских катакомбах гипсом и извёсткой, и оттого он так светел и так фотогеничен. После знаменитого Рождественского бала у Кати появились и свои знакомые, и она уже пару раз приняла их приглашение и замечательно провела время в их компании, но сегодня ей, захотелось побыть одной - без Кольки, без тетушек и без друзей, и осуществить давно задуманное желание – посетить Лувр, и вот она бодро идет по улице и любуется величественным зданием всемирно известного музея. Чудеса сбываются! Глава 5. Продолжение. Сами собой непроизвольно напряглись мышцы. В голове лихорадочно закружились и зажужжали как рой шершней злые слова и мысли, самая пристойная из которых была. - «Как он посмел подонок, появиться здесь? Как он …, мразь, сволочь посмел потревожить Катю?» Парень, видимо почувствовав, что над его головой сгущаются тучи, тоже весь подобрался и сжал кулаки, но буквально в следующее мгновение, расслабленно уронил руки, весь как-то обмяк и понуро опустил голову. - Она рассказывала вам обо мне, - не спрашивал, а утверждал он, а потом вдруг решительно поднял голову и с вызовом смело и прямо посмотрел Андрею в глаза. - Вы если хотите это сделать, - он сглотнул, - делайте, я сопротивляться не буду. Я заслужил, - добавил уже почти шепотом, но, не опуская глаз. Андрей, еще секунду назад, готовый размазать его по стенке, недоуменно посмотрел сначала на сникшего «противника», потом на свои сведенные судорогой кулаки и резко выдохнул. Настроение драться улетучилось. - Черт с тобой, живи, - процедил он сквозь зубы. - Но если ты еще раз попадешься мне на глаза… или, не дай Бог, потревожишь Катю… пеняй на себя. Андрей сделал несколько шагов отделяющих его от двери с намерением открыть ее и выпроводить незваного «гостя». - Зачем приехал? – неожиданно для самого себя задал он вопрос Сергею, и, не увидев, а скорее почувствовав, что за его спиной происходит какое-то движение, резко обернулся и остолбенел. Морозов медленно опускался перед ним на колени. - Ты что сдурел, - заорал он, ошеломленный происходящим. Сергей покачал головой, не поднимая ее и глядя в пол. - Покаяться я хотел, не могу жить больше так, - глухо с надрывом произнес он. – Сил никаких нет. Она мне каждую ночь, понимаешь, все эти три года, каждую ночь, снится. Отступление. Чудеса сбываются, это точно, только не всегда так, как мы надеемся и ждем. Не успела Катя войти в музей и начать свое путешествие по его залам, наслаждаясь шедеврами знаменитой галереи, как ей вспомнился другой поход в музей и… Андрей. Она слишком поздно поняла, что сделала ошибку, совершая сегодняшнюю прогулку в одиночестве, слишком поздно сообразила, что все это время, начиная со встречи с братом в аэропорту и до сегодняшнего дня, практически не была одна, а если и оставалась в одиночестве, ночью например, то сразу же вспоминала Андрея, или, что еще хуже, он ей снился во сне. Катя попыталась сосредоточиться на картинах, но как нарочно видела перед собой только лицо Андрея, видела, как он, наклонив голову к плечу, улыбается ей, видела, как он сосредоточенно хмурит брови, слушая ее рассказ или ласково перебирает своими сильными пальцами, ее хрупкие маленькие пальчики и нежно любяще смотрит ей в глаза. А когда она остановилась у знаменитого полотна Тициана «Юноша с перчаткой», и вспомнила, как Андрей рассказывал ей о своем впечатлении от посещения Лувра, а потом представила, что он вот так же на этом же самом месте стоял и рассматривал картину, то почувствовала, как потекли из глаз непрошенные слезы и под недоуменными взглядами посетителей и работников музея, чуть ли не бегом бросилась к выходу. Напрасно она сюда пришла, напрасно думала, что уже все проходит, и она забывает Андрея. Ничего не проходит и ничего не пройдет, она любит его и тоскует и это совершенно ясно. Взяв такси и вернувшись, домой, она, пытаясь успокоиться и привести чувства и мысли в порядок, забежала за дом и, обхватив руками мощный ствол, прижалась щекой к гладкой коре платана. - Ведь ты понимаешь меня, да? Ты такой же, как он сильный и красивый, только ты добрее его, ты не обидишь меня и не предашь. Глава 5. Продолжение. Они сидели на кухне, говорили, вернее, говорил Сергей, а Андрей больше слушал, и пили, а как, еще, без водки, можно было исповедоваться и слушать такую исповедь? Если бы кто спросил Андрея, почему он не выгнал этого человека, почему сидит сейчас с ним на Катиной кухне и слушает его полный горечи и боли сбивчивый рассказ? Не ответил бы он на этот вопрос. Не было у него тогда готового ответа. Просто понял он, что нужен этот разговор и не только Сергею, а и ему, Андрею, нужен, а может быть в какой-то момент, Катино письмо вспомнил, вспомнил, как она их обоих своим прошлым назвала. Вот и сидели они сейчас, пришельцы из прошлого и заливали на пару русскую тоску, русской же горькой водкой. - Я ведь в нее влюбился по-настоящему. Как в тумане, в угаре был, невеста на пятом месяце беременности, к свадьбе готовится, приглашения рассылает, а я ни о чем, кроме Кати думать не могу, а тут еще, девчонки, подружки ее все уши прожужжали, она тебя любит, она только и ждет, чтобы ты… Не смог я сдержаться, голову потерял, а когда понял, какой она кристальной чистоты человек, понял, что я у нее первый и что она доверяет мне без меры, поздно было уже. - И ты испугался, - зло с ненавистью проговорил Андрей, - и, ничего не объяснив ей, сбежал. - Да, испугался, да ничего не объяснил, а что я мог ей объяснить? Что? Рассказать, что люблю и поэтому, любя, воспользовался ею, а потом предал? Я неделю день и ночь искал слова, чтобы объяснить ей все и не нашел ни одного, а потом решил пусть уж так, один раз отболит… - Отболит! А ты можешь себе представить, что она пережила в тот вечер? – закричал Андрей и грохнул кулаком по столу так, что зазвенели стаканы. Наступившая тишина на какое-то время развела их, позволяя справиться с переизбытком эмоций. - А что я пережил, хочешь узнать? – опять заговорил Сергей, - Этот взгляд ее, глаза ее детские удивленные, увидела меня, они засияли, заискрились, как будто изнутри светиться начали, а потом,… а потом погасли и умерли. Я никогда этого не забуду, до смерти не забуду, как стоит она, прижав руки к груди и смотрит и в этом умершем ее взгляде, я его за три года, что он мне во сне снится, хорошо рассмотрел, в нем все - непонимание, удивление, смертельная тоска, боль и… прощение... понимаешь, чистое такое светлое… прощение! Андрей, чтобы не выдать себя и не застонать в голос, опрокинул в рот еще одну порцию спиртного. - «А ты, чем ты лучше его, Жданов? Ведь и ты сделал с ней тоже самое». Он вспомнил, как стояла Катя, прижав, к груди руки, точно так же как рассказывал Сергей, стояла и смотрела на него, в тот их последний день, как повернулась и побрела тихо, скорбно… - «Господи, Жданов, она же не простит тебя никогда». - Он почувствовал, как от этой страшной мысли все похолодело внутри. – «Катенька, родная моя, любимая, где же ты? Где же тебя искать?» - Я всегда во всем следовал логике, привык все продумывать, а с ней с Катей… - продолжал между тем свой рассказ Сергей. - Вот ты спросил, зачем я приехал, а я знаю, зачем? Узнал, что у нее родители погибли и помчался сломя голову в Москву, может, думал помощь какая нужна, нет, вру, - он, повторив жест Андрея, стукнув кулаком по столу. – Вру! Я хотел вернуть ее, боялся самому себе в этом признаться, но хотел, надеялся, что не забыла она меня, что… - Сергей осекся и опять надолго замолчал. - Странно как-то происходит в жизни, вот вроде бы все у меня хорошо, и обеспечен я нормально, по нашим провинциальным меркам так даже богат, и семья у меня замечательная и работа интересная и любимая, а кто-то внутри меня как будто знает, что все это не жизнь, а красивое, уютное и до тошноты бессмысленное существование, а жил я, по-настоящему жил, всего-то эти три месяца, что рядом со мной была Катя, а счастлив был и того меньше – всего только одну ночь. Увидев, как руки Андрея мгновенно сжались в кулаки, криво усмехнулся. - Ты не сдерживайся, вмажь, если хочешь, может мне сейчас хорошая оплеуха только на пользу пойдет, может мозги на место поставит? Они опять молча выпили, каждый, переживая свое горе и, каждый, думая об одной и той же женщине. - Верка не понимает, что со мной происходит, все пытается в глаза заглянуть, узнать, отчего я такой больной на всю голову, а что я ей скажу? Ты Вера хорошая добрая, я тебя люблю, я сына нашего люблю, но есть на свете женщина, которою я боготворю и ради которой готов на все. Сергей налил себе еще в стакан водки и выпил его залпом. - Ты прости, Андрей, что потревожил. Я рад, что у Кати все хорошо, что она счастлива. И знаешь, что? Ты не говори ей, что я приезжал, незачем ее волновать, ты прав. Сергей встал, его слегка качнуло, но он устоял, выпрямился и направился к выходу. Уже когда он оделся и подошел к двери, Андрей заметил оставленную коробку. - Это Кате, - пояснил Сергей и, увидев, как нахмурился Жданов, добавил горько улыбнувшись. – Это не от меня, это сослуживцы Катиного отца просили передать, я у них был, адрес узнавал. Там орехи кедровые и мед горный, Катя любит, скажешь, что от Хомутовых, Катя их знает. И еще, - Сергей полез в карман и достал, сложенный пополам листок. – Здесь мой телефон, может понадобиться когда, помощь, какая-то нужна будет, за могилами родителей присмотреть или что другое, ты позвони, я с радостью… Андрей хотел отказаться, но увидел полные мольбы и муки глаза Сергея и молча взял из его рук листок. Больше они не сказали друг другу ни слова, просто кивнули на прощание и все.
Cплин: Глава 6. Мы совпали с тобой, совпали В день, запомнившийся навсегда. Как слова совпадают с губами. С пересохшим горлом - вода. Мы совпали, как птицы с небом. Как земля с долгожданным снегом Совпадает в начале зимы, Так с тобою совпали мы. Мы совпали, еще не зная Ничего о зле и добре. И навечно совпало с нами Это время в календаре. Роберт Рождественский В Париж пришла зима. Вот так вот взяла и пришла, когда ее уже и не ждали. Погода начала портиться, появились облака, потом они постепенно завоевали все небесное пространство, «замазали» его серой унылой краской вплоть до горизонта, не оставив на нем даже клочка голубой поверхности, и, наконец, испортив всем настроение, разродились мерзкими осадками. Сейчас, когда резкие порывы ветра хлестали город холодными, вперемешку со снегом, струями дождя, даже не верилось, что начало дня, было безмятежным, ясным и солнечным. Катя по уже заведенной традиции, позавтракала в кругу семьи, а потом уехала. День сегодня был расписан, как говорится, по минутам. В первой половине - уроки французского, она сносно знала язык, но для постоянного проживания в Париже и общения с его жителями, ее знаний явно было недостаточно, потом у нее была назначена встреча с новыми друзьями, молодые супруги Пэйе были, как и она, экономисты и в свое свободное время посвящали ее в тонкости и особенности деловой жизни Парижа, необходимые ей, чтобы как можно быстрее освоиться здесь и найти подходящую работу. Катя, почти сразу поняла, что образ жизни великосветских бездельников – это не для нее, что она не сможет, бессмысленно убивая время, растрачивая его на развлечения, заниматься бесконечным шопингом и ничегонеделанием, а значит, нужно было опять учиться и опять искать работу. По намеченной заранее программе, после всех этих будничных и не очень веселых занятий, у нее вечером должен был еще состояться ужин в компании ее новых знакомых. Решение остаться и жить в Париже, было неокончательным и не бесспорным, но все говорило о том, что так оно и будет. Коля, найдя здесь во Франции доброжелательных работодателей, готовился к напряженной концертной деятельности, а ведь она еще в Москве решила, что теперь будет всегда рядом с ним, к тому же новые родственники становились для них с братом, все более и более близкими, а их, немного патриархальный, но такой радушный и милый дом - родным домом. - «Надо же, у нас появились общие традиции», - улыбнулась она приятному воспоминанию о совместном завтраке. Да, это была приятно, общение с бабушкой и ее дочерьми доставляло Кате огромное удовольствие, она, привыкшая опасаться и недоверчиво относившаяся к незнакомым людям, чувствуя, искреннюю, выстраданную и от того бескорыстную и безграничную любовь теток и бабушки, была благодарна им безмерно. Она уже знала, о трагедии семьи, о том, что врожденный порок приговорил дочерей княгини к бесплодию, и что именно по этой причине не сложилась их личная жизнь и понимала, каким счастьем было для них обрести, наконец, долгожданных детей, как и им с Колей, рано осиротевшим, и одиноким, найти любящих родных людей. Она никогда не забудет, как однажды, рассказывая друг другу о себе, о своих близких, рассматривая семейные фотографии, засиделись они вдвоем с бабушкой Ольгой в гостиной заполночь, разоткровенничались, и княгиня рассказала ей о своем спрятанном глубоко от чужих нескромных взоров, но так и не пережитом горе. Катя тогда не удержалась, жалея, обняла старую княгиню и расплакалась, а бабушка, путая от волнения русскую и французскую речь, стала утешать ее и успокаивать. - То, что мы сейчас вместе, это нам награда за все наши страдания, за то, что терпели мы, за то, что пришлось вытерпеть нашим родным, нашим предкам, за их и нашу веру, – гладили она дрожащей рукой Катю по голове. - Ничего, моя милая, это ничего, что душа настрадалась, значит мудрей, милосердней она будет, а ведь по-настоящему счастливой может быть только такая, милосердная, любящая и всепрощающая душа. Погрузившись в воспоминания, она машинально расплатилась с таксистом и только когда вышла из машины и, захлопнув дверь, проводила взглядом, мелькнувшие в водяном мареве габаритные огни отъехавшего автомобиля, осмотрелась по сторонам, и поняла, что таксист не довез ее до дома целый квартал, скорее всего, неправильно услышав его номер. - Пушкарева! – зло прошептала она, поглубже запахивая полы плохо защищающего от непогоды плаща. – «Княгиня, блин, как была недотепой, так и помрешь, видимо, в этом звании. Вот теперь топай пол улицы под дождем, промокнешь, заболеешь, так тебе будет и надо, курица». Обозвав себя напоследок этим нелестным прозвищем, она героически направилась к дому, стараясь получше спрятать лицо от колючих холодных дождинок за поднятым воротником плаща. - Катя!!! Казалось, этот крик, взорвал, разметал все вокруг, ударной волной вытеснил из окружавшего ее пространства воздух, заставил капли дождя изменить траекторию и вихрем разлететься в разные стороны. Ей и правда вдруг стало нечем дышать, как будто она действительно очутилась в вакууме, все в ней замерло, остановилось движение, дыхание, биение сердца, и только глаза, одни глаза сейчас жили в ее теле и видели бегущего со всех ног к ней навстречу мужчину. Отступление. - Малиновский, где тебя черти носят! Андрей до этого метавшийся по кабинету как разъяренный хищник в клетке, увидев друга, схватил его за рукав и бесцеремонно потащил к столу. - Только, что звонил сыщик, он сказал, что есть возможность выяснить место пребывания Николая. Давай быстрей собирайся и поедем. Андрей, оставив в покое пиджак Романа, стал лихорадочно хватать со стола вещи и распихивать их по карманам. - Ну, что ты уселся? Что ты сидишь, я тебя спрашиваю? - воскликнул он, обращаясь к опустившемуся в кресло молчаливо-соредоточенному другу. - Сядь, - тихо сказал Роман и Андрей, почему-то его послушался, перестал суетиться и аккуратно присел в президентское кресло. Помещение кабинета мгновенно заполнилось напряженным, мучительно-гнетущим ожиданием. - Не нужно никуда ехать, Андрей, я нашел Катю, - как-то уж очень спокойно произнес Роман и настороженно посмотрел на Андрея. - Где ты ее нашел?- спросил кто-то голосом похожим на голос Жданова. - Вот смотри, - Роман положил перед ним на стол яркий глянцевый журнал, с обложки которого смотрела улыбающаяся, счастливая… Катя. Андрей, видимо продолжая находиться в другом измерении, стал как слепой, гладить ладонями изображение, пальцами обрисовывая Катино лицо, контуры тела, с нежностью и тоской вглядываясь в любимые черты. - Андрей, очнись, - обратился к нему Роман, поняв, что сам он из комы не выйдет. - Ром, уйди, оставь меня, пожалуйста, мне нужно побыть одному, - попросил Андрей. Роман молча кивнул, встал и прошел к двери, и уже оттуда повернулся и посмотрел на друга мрачным и сочувствующим взглядом. Глава 6. Продолжение. Она Это не мог быть он, но это был он. Его глаза, его губы, его, обхватившие ее лицо, ладони. - Андрей…, Андрей, - шептала она, отвечая на его молниеносные прожигающие поцелуи, чувствуя, как под ее рукой наполняется кровью и все быстрее и быстрее пульсирует артерия на его шее. Он Это была она, он узнал бы ее из тысяч, из миллионов, даже в кромешной тьме. Ее лицо, ее волосы, ее глаза устремленные на него и полные любви. -«Любви?! Да, она любит…, она любит! Она простит!» - Катя, Катенька. - «Обнять, прижать к себе, вобрать ее в себя, всю без остатка, с вот этими вот намокшими волосами, с каплями влаги на запрокинутом вверх лице… Что это? Они соленые! Она плачет?» - Не плачь, не плачь, родная, я с тобой, я тебя никому не отдам… Она - «Нос холодный, замерз совсем, сумасшедший. Волосы все в капельках воды. Смотрит так…, сердце замирает. Что там в твоих глазах, Андрей? Нет! Боюсь смотреть… Боль? Ты страдаешь? Милый хороший, из-за меня? Прости, я жестокая... Я измучила тебя. Прижаться, крепко, крепко… к тебе. Господи, как хорошо…». Он - «Замерзла, дрожит. Когда ж ты Катька научишься одеваться-то по погоде? В туфлях, в такой дождь, сумасшедшая. Прижать ее к себе, отдать ей все тепло своего тела, все до капельки, ничего не оставляя себе. Я соскучился по тебе, Кать, я почти умер без тебя, сейчас точно умру, если не поцелую…». Она - «Прижал так крепко, сейчас раздавит, нос свой холодный, в шею уткнул, а губы теплые… теплые? Сейчас еще раз поцелую, чтобы точно узнать… Родной мой как же я соскучилась…». Отступление. Старуху он ненавидел, ее брата, Колю – тоже. - «Мальчишка, сопляк, стоит, улыбается, его сестре какие-то проходимцы руки целуют, а он и рад. А эта, княгиня, довольная. Как же, есть, кому теперь свой жизненный опыт передать, наверное, пол Парижа с Катериной перезнакомить успела, конечно, она теперь красавица, аристократка, наследница состояния…», - почему-то вдруг стало очень обидно. – «Кать», - он положил голову на разворот журнала, там, где была ее большая фотография. – «Какая же ты красивая… и счастливая. Кать, ты забыла меня, да? Кать, не бросай меня, пожалуйста, я без тебя не смогу». Его знаний французского было конечно слишком мало, но главное он понять смог, и про наследников знатного титула и огромного состояния, отыскавшихся в Сибири, и о восторженном впечатлении, которое произвела на общество своей «загадочной красотой» и утонченными манерами Екатерина Урусова, как в этой большой статье в светском журнале Paris-Match, назвали Катю. Ему было обидно и больно смотреть на эти фотографии, и в тоже время, он не мог оторвать от них глаз. Как было ясно из текста, на тот момент, когда были сделаны эти фотографии, прошло всего десять дней со дня их расставания, а она выглядит такой счастливой, такой безмятежной. Андрей внимательно рассматривал многочисленные снимки, стараясь найти хоть какие-то следы душевных мук и страданий, но везде ее лучистые глаза, ее лицо выражали только радость, восторг и восхищение. В очередной раз, засмотревшись на фотографию, на которой какой-то хлыщ держал Катерину за руку и явно намеривался ее, руку, поцеловать, Андрей почувствовал, как здоровая праведная ярость закипает в крови, и в туже секунду журнал полетел в угол кабинета, а через еще одну в тот же самый угол полетел хозяин кабинета, схватил брошенный журнал и порывисто прижал его к своей груди. - «Спокойно, Ипполит, спокойно», - гладил он его глянцевый бок. – «Еще не вечер, мы еще посмотрим, кто кого, мы еще разберемся со всеми этими…» Глава 6. Продолжение. - Кать, нам поговорить надо. - «Вот оно, как камнем по голове. Поговорить? О чем поговорить? Я не хочу ни о чем говорить?» Катерина, напряглась и, упершись ладонями ему в грудь, попыталась отодвинуть от себя Андрея. - Поздно, поздно уже, Андрей…, - прошептала она, в последний момент, остановив желание назвать его по отчеству. - «Вот оно, так и знал, сейчас начнутся проблемы под названием – Катя Пушкарева сомневается». - Что поздно, Катюш, о чем ты? - Просто поздно, мне домой пора, меня ждут. Она разомкнула, потом убрала от себя, его руки и отступила на шаг. - Кать, - он не стал удерживать ее силой, боясь испугать и нарушить хрупкое взаимопонимание, которое, как ему казалось, возникло между ними. – Хорошо, Кать, ты права, холодно, ты промокла, замерзла, тебе и вправду домой нужно идти, - он замолчал, пытаясь утихомирить, совершенно несогласное с такими словами и готовое разорвется от отчаяния сердце, - а завтра, Кать, завтра мы увидимся?» - не смог удержаться, протянул к ней руки, но так и не посмел дотронуться. - Хорошо, - закивала она головой, отступая маленькими шагами к калитке. - Я позвоню утром, Кать? - Да, да… - Кать, - он порывисто схватил ее за руку. – А у тебя телефон не работает, я все звоню, звоню, а номер не доступен. - Я его отключила, у меня здесь другой номер, но я включу, - поспешила она успокоить его, и потеряно замолчала, опустив голову. Андрей, еще несколько мгновений, лаская пальцами, удерживал в своей руке Катину маленькую ладошку, а потом, отпустил и даже легонечко оттолкнул ее. - Иди…, иди, а то замерзнешь, - он глубоко вздохнул. – До завтра, Катюш? - До завтра. Она набрала код на замке, через секунду раздался щелчок и калитка открылась. Взмах рукой и вот уже их разделяет тяжелая железная решетка. Катя прошла по дорожке ведущей к дому несколько шагов, обернулась. Стоит, руки безвольно опущены, в свете фонаря хорошо видно как с куртки, с волос стекает вода, и вид такой, будто потерял что, или сам потерялся. Не удержалась, бросилась обратно, рывком открыла калитку и упала в его объятья. - Андрей, прости, прости, я, правда, не могу сейчас пригласить тебя в дом. Поздно, все спят. Закивал головой, шумно задышал в шею. - Я понимаю, Катюш, я все понимаю… Главное, что я нашел тебя. Силы покидали его, голова кружилась, тело, отзываясь на близость любимой женщины, каменело, мышцы напряглись так, что он боялся причинить боль своей любимой девочке. - «Катя, Катенька, как же сказать тебе как сильно я тебя люблю, где же слова-то такие найти, чтобы поняла ты, чтобы простила». - Прости меня, Кать, пожалуйста, прости. - Андрюш, я обещаю тебе, мы завтра встретимся и обо всем поговорим, нам, наверное, действительно нужно поговорить. Только ты не стой здесь, ладно? - она погладила его по волосам. – Совсем мокрый заболеешь еще, не дай Бог. Ты где остановился? - В гостинице. Андрей, наконец, смог более или менее совладать с собой и справиться с волнением. - Ты не переживай за меня, Кать. Я сейчас пойду. Я позвоню завтра? Когда можно позвонить? В шесть не рано? – он нагнул голову и вопросительно заглянул ей в лицо. Катя невольно улыбнулась. - В шесть? - Ну, да, рановато, конечно, тогда в семь? – неуверенно предложил он. - Хорошо, я буду ждать твоего звонка, - шепотом, прямо ему в губы. Нежный долгий поцелуй, стал печатью скрепляющей их договор.
Cплин: Глава 7. БЕССИЛЬЕ Смотрю на море жадными очами, К земле прикованный, на берегу... Стою над пропастью - над небесами,- И улететь к лазури не могу. Не ведаю, восстать иль покориться, Нет смелости ни умереть, ни жить... Мне близок Бог - но не могу молиться, Хочу любви - и не могу любить. Я к солнцу, к солнцу руки простираю И вижу полог бледных облаков... Мне кажется, что истину я знаю - И только для нее не знаю слов. Зинаида Гиппиус - Это многое объясняет, Андрей, но ничего не оправдывает. Катя, внимательно выслушав, взволнованный рассказ Андрея о катастрофических последствиях недоразумения, возникшего из-за неправильно понятого им ее разговора с братом, в очередной раз постаралась хладнокровно донести до него свой взгляд на то, что с ними случилось. Это показное хладнокровие давалось ей с огромным трудом и если бы не страшная клятва, данная самой себе прошедшей ночью, она не смогла бы выдержать, ни сам разговор, ни сводящую ее с ума близость Андрея. Измученный, сильно похудевший, с воспаленными от бессонных ночей глазами, он вызывал у нее такое пронзительное чувство жалости, что хотелось послать все к черту и, сорвав очки, тут же начать исцелять губами его умоляющие больные глаза, заставить, наконец, улыбнуться скорбно сжатые губы, смахнуть поцелуями каменную маску страдания застывшую у него на лице. - Понимаешь, не оправдывает, – повторили она, в ответ на его недоуменный взгляд. Они сидели в облюбованном ею не так давно маленьком кафе на набережной Турнель и пытались говорить, именно пытались, потому, что дальше попыток дело не двигалось. Когда Андрей по ее же просьбе привез ее сюда, и они, расположившись за одним из столиков, заказали нехитрый завтрак, Катя намеревалась сразу же расставить все точки над i, и сказать Андрею все, что она выстрадала в одинокие ночи и дни этого самого трудного в ее жизни, месяца, но Андрей постоянно перебивал ее не давая сосредоточиться, он как будто чувствовал, что разговор принимает нежелательный для него характер и мешал ей высказать, то, что она хотела ему сказать. В результате они, сидя друг напротив друга и позабыв о принесенных официантом кофе и круассанах, уже битый час занимались бессмысленной словесной дуэлью. Андрей сильно волновался, Катя видела, как темнеют у него глаза, мрачнеет лицо, дрожат руки, он постоянно срывался на крик, и тогда она успокаивала его, кладя свою ладонь на его большую руку и легонечко прижимая ее к столу, будто говоря. – «Тише, тише Андрей, не нужно так волноваться». - Я ничего не понимаю, Кать, причем здесь «объясняет», «не оправдывает», – он опять повысил голос, привлекая к себе внимание малочисленных, в это раннее воскресное утро, посетителей и тут же, подчиняясь молчаливой просьбе ее руки, снизил звук голоса. – Я совершил ошибку, Кать, я виноват, но прошу тебя, прости меня, я знаю, наверняка, знаю, что больше такое не повторится… - Что не повторится, Андрей? - перебила его Катя. – Что ты пытаешься мне сейчас доказать? Он порывисто взъерошил пальцами нависшие на лоб волосы и шумно вздохнул. - Только одно Кать, что я люблю тебя и что мы должны быть вместе. Потом взял в руки ее прохладные ладони и, склонив голову, прижался к ним губами. - Вместе… должны…, – толи, спрашивая, толи, утверждая, повторила его слова Катя. - Это невозможно, Андрей, невозможно по двум причинам. Во-первых, я хочу остаться и жить в Париже, а тебе нужно возвращаться в Москву. - Ты не понимаешь, - он упрямо замотал головой. - Мы должны быть вместе, Катя, как же ты этого не понимаешь… Она опять перебила его, тоже чуть повысив голос. - А во-вторых, я не хочу, чтобы мы были вместе. Если бы сейчас в этом полусонном кафе раздались выстрелы и над их головами стали бы проноситься шальные пули, то они не произвели бы такого эффекта, какой произвели сказанные Катей слова. Они оба замерли, Катя в ожидании его реакции, а Андрей не понимая как ему на эти слова реагировать. - Что ты сказала? – Он выронил из рук ее ладони, и они безвольно упали на стол. – Повтори, я не расслышал, - Андрей вдруг стал судорожно водить рукой по лицу, как будто пытаясь стереть с него невидимую паутину, и этот нервный неконтролируемый жест показал Кате, в каком страшном напряжении он находится, и с каким трудом пытается держать себя в руках. На мгновение ей стало страшно – «Что ты творишь, Пушкарева, посмотри на него, до какого отчаяния он дошел, посмотри в его глаза, в них столько боли, столько тоски, смирись, пожалей его уязвленное самолюбие, избавь от муки, ведь ты любишь его больше жизни. Пожертвуй собой еще раз, пусть даже это будет твоя последняя жертва, ведь ты прекрасно знаешь, чем все закончится – пройдет время и он в очередной раз предаст тебя, а потом, скорее всего, бросит, но это будет потом, а сейчас он любит тебя, он страдает, помоги ему, спаси его, ну чего же ты медлишь. Один жест, один взгляд и вы будите счастливы… ». Отступление. Когда они расстались он, отступив в тень, проводил Катю взглядом до порога, потом подождал, пока она открыла дверь и вошла в дом, и только когда в прихожей и на крыльце погас свет, вернулся в оставленный неподалеку взятый напрокат автомобиль. Посидел в нем немного пытаясь согреться и обдумать то, что произошло. Согреться не получалось, думать тоже. Несовместимые чувства соседствовали в нем. Радость и печаль. Он видел, что Катя была счастлива рядом с ним, чувствовал, что она его любит. - «Но, почему, же она тогда ушла, почему не позвала к себе, почему, в конце концов, не поехала со мной?» Сколько «почему» и ни одного ответа. - «Так, Жданов, не найдешь ты сейчас один без Кати ответов и вообще хватит размышлять», - он включил зажигание и стал аккуратно, пытаясь не задеть на повороте плохо видимый бордюрный камень, выводить машину на дорогу. - «Пора действовать». Необходимо было съездить в отель, привести себя в порядок, а потом вернуться обратно на свой пост. Он не совершит больше ошибки, которую допустил в Москве. - «Нет, Катерина Валерьевна, я вам больше не доверяю, лучше уж я просижу всю ночь у вашего дома и посторожу, а то с вас станет, решитесь убежать в очередной раз, а мне потом опять вас искать по всему свету». Глава 7. Продолжение. У него уже не хватало ни сил, ни аргументов, чтобы убедить ее. На все его слова, на все мольбы она отвечала одно и то же: - «Я не хочу, чтобы мы были вместе». - Катя, скажи мне, ты меня больше не любишь? – он вглядывался в ее напряженные черты, пытаясь отыскать в них хотя бы намек на сострадание. - Люблю, - ответила она без тени сомнения. - Тогда почему? Почему, Катя, ты…? - Потому, что любовь это еще не вся жизнь, потому, что жизнь больше чем любовь. - Что за бред, Катя? – Он уже не мог себя контролировать, злость на нее, на себя, на всю эту неподдающуюся никакой логике ситуацию, буквально раздирала его на части. - «Нет, хватит ее уговаривать, видимо мне уговорами ничего не добиться. Пора переходить в наступление». - Я не могу поверить, что это говоришь ты. Моя Катя, моя Золушка, не может так думать и так говорить. Он попытался в очередной раз завладеть ее рукой, но она не позволила. - Золушка? Андрей вдруг почувствовал ее откровенную, направленную против него агрессию и испугался. - Кать, что я не так сказал? Он не забыл, что у нее феноменальная память, но то, что она может еще и подражать чужим голосам, даже не догадывался. Бесстрастно, глядя ему прямо в глаза Катя, копируя их с Малиновским голоса и манеру говорить, стала цитировать ему наизусть их диалог. - А ты разве не знаешь, Малина, на свете больше нет Золушек? Это не выгодно быть Золушкой, понимаешь? - Значит, Золушка тебя не очаровала? - Ну, как тебе сказать, свежо, забавно, а ерунда, вобщем я ожидал большего. - Ну и зачем тебе понадобился этот эксперимент? - Да, так, думал, что-то новенькое, но все как всегда, увы, одна скукота, дружище. Ну, их этих баб к лешему, надоели. - «Вот оно значит как, Катенька, вот, что ты услышала на мою беду. Оторвать бы тебе Жданов язык вместе с дурной твоей головой, только поздно, не поможет тебе сейчас эта операция». - Кать, ну что мужик мужику со злости не наговорит, нельзя же всему вот так вот сразу верить? - А мне всегда казалось, что со злости да еще лучшему другу, мужики правду говорят. - Я тогда от ревности голову потерял, прости меня, Кать. Казалось, что Андрей навсегда уткнулся взглядом в столешницу. Они надолго замолчали, заново переживая, тот страшный день. - Как ты меня нашел? – первой прервала затянувшееся молчание Катя. - Случайно, Роман в журнале статью увидел. Андрей, наконец, смог оторвать взгляд от стола и посмотреть Катерине в глаза. - Понятно, - она усмехнулась, и в тоже мгновение он увидел, как в ее глазах блеснули слезы. – Сначала, ты выясняешь, что я говорила не с любовником, а с братом, и успокаиваешь себя, называя случившееся всего лишь недоразумением, потом, ты узнаешь, что я богата, независима и твои родители скорей всего больше не будут возражать против нашего брака и вот ты здесь, случайно меня нашел. А что ты сделал, что бы нам быть вместе? Чем ты пожертвовал ради нашей любви? Ты не задумываясь, услышав всего несколько слов, мгновенно превратил меня в подлую, коварную интриганку, вознамерившуюся воспользоваться тобой и твоим положением. А ведь тогда, чтобы во всем разобраться было достаточно протянуть руку и открыть дверь, понимаешь, всего навсего протянуть руку и открыть дверь, но ты решил по-другому, ты поверил, что я могу тебя предать и предпочел выбросить, меня из своей жизни. Ты побоялся, ради бедной бескорыстно преданной тебе и бесконечно любящей простой девушки, пойти против воли родителей и потерять их расположение и президентское кресло, а теперь сидишь и умоляешь богатую знатную даму, быть с тобой. А если история повториться, Андрей, если опять возникнет какое-нибудь недоразумение или я на самом дела совершу ошибку, никто, ведь от них не застрахован, ты опять отвернешься от меня? Опять, решишь, что я недостойна твоей любви? Что же ты молчишь? Ты хоть представляешь, что я пережила в тот день, в свой двадцать четвертый день рождения. Да, Андрей, двадцать седьмое декабря, был моим днем рождения! - Я не знал… - Растерянность на лице Андрея, сменилась откровенным ужасом. - Не знал? А что ты вообще обо мне знал? Что ты хотел обо мне знать? – она опять горько усмехнулась. - Ведь я, за то время, что мы были вместе, несколько раз заговаривала с тобой о брате. Да, да, не удивляйся, только ты не обращал на мои слова никакого внимания, пропускал их мимо ушей, ты меня не слышал. Ты был занят собой, своими чувствами, своими желаниями, своими ощущениями, своими отношениями и ни разу не подумал, о том, что происходит со мной, что изменилось в мой жизни, что кроме любви к тебе волнует меня. Она замолчала и в зале повисла напряженная тишина, казалось, что все, кто сейчас находились в кафе, тоже настороженно замолчали и прислушиваются к возбужденному диалогу двух странных иностранцев. - Чем я была для тебя, Андрей? Очередной игрушкой? Развлечением, новым необычным приключением? Чем? Ну что же ты молчишь? Отвечай? Чем? - Катя, это ни так, я понимаю сейчас, что виноват перед тобой намного сильнее, чем мне казалось, но я … я…, - он помотал головой, - я никогда не…, ты для меня самый дорогой человек, Кать, я просто очень сильно люблю тебя и совсем не соображаю, что говорю и что делаю. Прости меня, Кать, я не знаю, как мне без тебя жить…, мне страшно, я боюсь потерять тебя. - Я не верю тебе, слышишь Жданов - не верю, - зашептала она, близко-близко наклонившись к его лицу. - Ты предал меня и я не знаю, как осталась жива после такого…, но я больше не хочу предательств, и я решила, что буду жить своей независимой жизнью и никого и никогда больше не подпущу к себе настолько близко, чтобы мне могли причинить боль и страдания. Я теперь вне зоны доступа, понимаешь? Она откинулась на спинку стула и высоко подняла голову. - Никто и никогда больше не сделает мне больно. Я не буду больше страдать, я не буду терпеть, я никому, и ничего больше не должна. Теперь я буду брать от жизни то, что захочу, и я буду решать сама кто и сколько мне должен. Она встала, - и давай на этом закончим наш разговор, - повернулась и, стараясь прямо держать спину с высоко поднятой головой, направилась к выходу из зала. Отступление. - Андрей, - Кира, как всегда без предупреждения и без стука ворвалась к нему в кабинет. Он поморщился, недовольный неожиданным визитом. - Здравствуй Кира, ты сегодня на работе? Когда вернулась? Бросив короткий и явно недружелюбный взгляд на посетительницу, он продолжил с видимым интересом заниматься своими делами, внимательно просматривать и раскладывать по папкам деловые бумаги. - Я завтра утром еду встречать твоих родителей в аэропорт, - проигнорировала Кира его вопросы, - ты не хочешь поехать вместе со мной? - Нет, не хочу. - Андрей, - Кира глубоко вздохнула, потом подошла и устало опустилась в гостевое кресло, - а тебе не кажется, что вся эта твоя война с родителями откровенное ребячество? Ну, сам подумай, разве можно из-за какой-то ерунды ссориться с родителями? - Из-за ерунды? – он, чуть повернув голову, искоса посмотрел на Воропаеву и усмехнулся. - Я не правильно выразился, ни не хочу, а не могу. Дело в том, Кира, что я сегодня вечером уезжаю, так, что… - Как уезжаешь? Куда? – взволнованно заговорила Кира. – Ты не можешь просто так вот взять и уехать, а как же фирма, кто будет ее возглавлять? Ты должен оставаться на посту президента, Андрей, ты прекрасно знаешь, что никто кроме тебя не может возглавлять Зималетто. Андрей с удивлением посмотрел на подругу детства. На его лице расцвела уже давно забытая им самим добродушная улыбка. - Спасибо, Кирюш, я польщен твоей оценкой моей деятельности, но, во-первых, я еду ненадолго, во-вторых, в мое отсутствие меня будет замещать Роман, а ты, я надеюсь, ему поможешь, а в-третьих, ты же сама сказала, завтра прилетает отец, и таким образом по поводу Зималетто, волноваться не стоит. В воздухе повисла напряженная пауза. Кира молча в упор, рассматривала его, казалось, она надеялась разглядеть его потайные и скрытые от посторонних глаз мысли. - Ты едешь к ней? - Да. – Безмятежно ответил Жданов. - Андрей, послушай… - Кира, - он резко перебил ее, не дав договорить. - Если ты собираешься что-то сказать о Кате или о моем отношении к ней, то, прошу тебя, даже не начинай, я не намерен ни выслушивать тебя, ни тем более обсуждать, то, что касается меня и моей личной жизни. - Но как ты не понимаешь, если она уехала, если она бросила тебя, значит, ты ей не нужен, значит, ей были нужны только твои деньги и твое положение в обществе. - Ты забываешь Кира, что первым уехал я, правда, не без помощи близких мне людей. И все, хватит Кира, я не намерен больше слушать твои выпады против Кати. - Хорошо, я не буду говорить о твоей драгоценной Кате, ответь мне только на один вопрос. Если у вас с ней ничего не получится, если она не захочет возвращаться к тебе, как ты поступишь? Ведь ты вернешься к нам, к тем, кто тебя любит, кто по-настоящему дорожит тобой и у нас все будет по-старому? Андрей замер с очередной пачкой бумаг в руках. - Знаешь Кира, - он аккуратно положил бумаги в папку, а папку на стол, - еще недавно я поступил бы, так как ты говоришь, а теперь… теперь я очень надеюсь на то, что Катя простит меня, а если нет, - он сурово нахмурился. – Если нет, то я не вернусь. Глава 7. Продолжение. Все, что он сейчас услышал, было настолько справедливо и в тоже время настолько неправильно, невозможно, дико, что Андрей в первую минуту просто растерялся. Он, молча, не в силах пошевелиться, наблюдал, как Катя гордо вскинув голову, не оборачиваясь, выходит из зала и только когда дверь закрылась, очнулся и бросился за ней вдогонку. - Катя! – он догнал ее в десяти метрах от входа в кафе. – Стой, подожди. Схватил за плечи, развернул к себе и, не соображая, что делает, подчиняясь только безудержному порыву, впился губами в ее рот. Он думал, что она будет сопротивляться, будет отталкивать его, но Катя вдруг неожиданно вся подалась к нему и, обхватив его голову руками, отчаянно ответила на его поцелуй. Господи, каким же неземным был этот поцелуй, ему вдруг показалось, что весь мир вокруг переворачивается, что их тела, потеряв под ногами опору, несутся куда-то в пространстве, а их измученные разлукой души через его и ее губы, кончики соприкасающихся друг с другом пальцев, через их смешавшиеся слезы, вытекающие из крепко зажмуренных глаз, слились в одну душу, и эта совершенная, их одна на двоих душа, достигнув высшего блаженства, ликует от восторга, потерявшись в вечности. Вечность длилась не долго. Когда им обоим не хватило воздуха, они отпрянули друг от друга и Андрей, продолжая прижимать к себе податливую заплаканную Катю, с трудом переведя дыхание, прошептал. - Кать, я не могу без тебя, мы должны быть вместе, ты слышишь? Она, еще продолжая всхлипывать, только сейчас заметила, что он выбежал за ней в одной рубашке, - Андрей, с ума сошел, вернись немедленно оденься, - и попыталась оттолкнуть его от себя. - Я никуда не пойду без тебя, я никуда не поеду без тебя, я не отпущу тебя… Что же ты творишь, Катя? – отчаянно прошептал он, заметив, как опять напряглось ее лицо, как сощурились вдруг ставшие далекими глаза. - Нет, Андрей, я не умею и не хочу прощать предателей. Он буквально задохнулся от несправедливости и обиды. - Так значит я предатель? Зачем же ты только что целовалась с предателем? Он уже орал, перестав контролировать себя и свои слова. - Зачем? Скажи зачем? - Прости, это был прощальный поцелуй. - «Она еще и прощения у него просит! Сейчас я тебе покажу прощальный поцелуй». Катя никогда не видела Андрея таким разъяренным. Волосы, развеваясь от ветра, как живые шевелились у него на голове, глаза полыхали злым огнем, от груди в расстегнутой рубашке веяло жаром, на щеках и шее проступали красные пятна, руки как стальные вцепились в ее плечи, а в просветах между подергивающимися губами были видны зубы. От страха она закрыла глаза и, кажется, перестала дышать. - А сейчас, Катенька, мы опять поздороваемся, - прошипел кто-то прямо у нее над ухом и в тоже мгновение, она почувствовала, как одна стальная рука переместилась с ее плеча на ее затылок и жесткие как наждак губы с силой прижались к ее губам. - «Ах, так!» - ее возмущению не было предела, - «у меня тоже зубы есть!» Укус, вскрик, кровь на его губе, ничего не понимающие глаза, звонкая, подаренная от всей души, пощечина, взмах рукой проезжающему такси, хлопнувшая дверца, и последний брошенный в его сторону злой взгляд… - «Это же надо, он еще и улыбается» - опешила она, разглядывая стоявшего с прижатой к щеке ладонью и улыбающегося Андрея. - Demoiselle, demoiselle, peut être vous moi quand même disent, où vous fournir? (Барышня, барышня, может быть вы мне все-таки, скажете, куда вас доставить?)
Cплин: Глава 8. Бедный друг, истомил тебя путь, Темен взор, и венок твой измят. Ты войди же ко мне отдохнуть. Потускнел, догорая, закат. Где была и откуда идешь, Бедный друг, не спрошу я, любя; Только имя мое назовешь - Молча к сердцу прижму я тебя. Смерть и Время царят на земле,- Ты владыками их не зови; Всё, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви. Владимир Соловьев - Что ж ты, милок, в темноте-то сидишь? - Что? - вывел Андрея из задумчивости чей-то смутно знакомый голос. - Почему в темноте сидишь, спрашиваю, и дверь входную не закрыл? Яркий свет, ослепив, заставил его на мгновение зажмурить глаза, а когда он их вновь открыл, то увидел в дверном проеме ласково улыбающуюся старушку – Катину соседку. - Здравствуйте, Софья…,- он смущенно замялся, - извините, я забыл ваше отчество. Старушку махнула рукой. - Да Бог с ним, с отчеством, зови меня просто, баба Соня, меня все здесь так зовут и Катя твоя так называла. При упоминании имени Катерины на лицо Андрея набежала хмурая тень. - Так чего ты тут один в темноте-то сидишь и не разделся? – заметив, что он не снял верхнюю одежду и не переобулся, удивилась баба Соня. - Я сейчас, - Андрей встал и попытался расстегнуть куртку, - я с дороги, устал очень, - объяснил он свое состояние. - Ну-ка, подожди, - потянув его за рукав и усадив обратно на стул, старушка, прищурив близорукие глаза, внимательно вгляделась в его лицо. - Батюшки-светы, - ахнула она, - да ты никак болен. Подошла поближе и коснулась тыльной стороной ладони его лба. - Так и есть, горишь весь, - взволнованно проговорила она. – Ты как себя чувствуешь, болит что? Андрей как мог, постарался успокоить сердобольную старушку. - Да ничего страшного, баба Соня, не волнуйтесь, все у меня нормально. Но, честно говоря, чувствовал он себя так паршиво, что даже на разговоры с доброхотной соседкой сил не было, все тело ломило, горло саднило так, будто его наждаком потерли, голова болела аж до тошноты и видимо вид у него был настолько жалкий, что пожилая женщина, ни на йоту не поверила его бодрым словам. – Вижу я как у тебя нормально, - она недоверчиво покачала головой. - Давай-ка я тебе помогу, милок, пойдем - и она, больше не слушая слабых отговорок, сначала проводила его в прихожую, помогла снять куртку, а потом довела до Катиной комнаты и, подождав пока он уляжется на диван, накрыла шерстяным пледом. - Врача тебе надо, - решительно заявила она и, пресекая попытку Андрея возразить, добавила, - и не спорь со мной, касатик. А он и не собирался спорить, у него не было на это сил. Через минуту, прикрыв в изнеможении глаза и пытаясь с помощью Катиного пледа, справиться с ознобом, Андрей услышал, как баба Соня разговаривает с кем-то по телефону. - Танюшка, требуется твоя врачебная помощь…, да ничего со мной не случилось, это не мне…, так быстро поднимайся в Катину квартиру…, какую, какую…, ну конечно…, нет Катя не вернулась, жениху ее помощь нужна, заболел…, придешь, увидишь…, что? Маня у тебя? ну бери и Маню с собой и хватит болтать, - было слышно, как баба Соня сердито повысила голос, - девчонки, я кому говорю, быстро сюда. Чувствовать внимание к себе со стороны хлопотливой соседки, почему-то было приятно и даже как-то уютно, как в детстве, когда болеешь, а мама, заранее прощая все капризы, волнуется и постоянно спрашивает, гладя рукой по голове: - «Ну как ты сынок, как себя чувствуешь?» Воспоминания о давно забытых ласках матери, болью отдалось в сердце. - «Мама, мама, как же так случилось, что ты перестала видеть во мне просто сына и стал я для тебе этаким супергероем, который должен быть всегда жизнерадостным, успешным, с легкостью побеждать всех врагов, не зная, что такое поражения и несчастья?» Услышав приближающиеся осторожные шаги, он с усилием заставил себя открыть глаза. - Сейчас, милок, ты потерпи, я врача позвала. Танюшка, подруга моя, она очень хороший врач, полвека детишек лечит, она тебя посмотрит, лечение назначит и будем мы с тобой лечиться и ты поправишься и еще лучше прежнего станешь, - уговаривала его баба Соня, и от этих уговоров, от того, что вот сейчас придет к нему детский врач и полечит и перестанет мучить его горло и колотить озноб стало просто хорошо и тепло на душе. Как же он был сейчас благодарен этой почти незнакомой бабушке, за жалость и сочувствие, которые видел в ее глазах, и как же было грустно осознавать, что нет с ним рядом никого из близких и родных ему людей. - Спасибо, бабушка Соня. Отступление. Он уже несколько часов неподвижно лежал на кровати в номере гостиницы и неотрывно смотрел в потолок, и если бы не легкая улыбка, возникающая время от времени на его на губах, можно было бы подумать, что Андрей Жданов осуществил мечту половины человечества – научился спать с открытыми глазами. - «У Родена мыслитель сидит, а твоя любимая поза для размышлений, Жданов, поваляться в постели и в потолок посмотреть», – неизвестно почему вдруг пришло ему в голову. - «Ну и до чего ты додумался, мыслитель?» Андрей резко сел, потом потянулся и взял с тумбочки пачку сигарет и зажигалку. - «Катя права, во всем права, кроме одного – что боится и убегает от меня. Глупая ты моя, глупая, Катюшка, от любви не убежишь, по себе знаю». Он достал из пачки и прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек и опять невольно улыбнулся, вспомнив, какой она была, когда садилась в такси: волосы взлохмачены, вокруг глаз черные разводы от потекшей туши, вся взъерошенная, как воробей после драки и такая сказочно сердитая…. Андрей, дотронулся и провел рукой по лицу, укушенная губа болела, щека, к которой прикоснулась нежная женская ручка – горела. - «Спасибо тебе, Катенька», - потирая щеку и продолжая улыбаться, обратился он мысленно к любимой. – «Спасибо, что не разлюбила, что простила, хоть пока и сама не знаешь об этом, ну а то, что бежишь от любви, то, что прячешься от меня, то моя вина, мне все и исправлять». Что-то с ним происходило, и то, что происходило и радовало и удивляло его. У него было такое ощущение, словно перед ним открылась какая-то дверь и он, после долгого трудного пути, наконец, пришел туда, куда стремился. В голову приходили только правильные и светлые мысли, решения принимались мгновенно, а сомнения если и возникали, то подавлялись силой воли и аргументами. - «Странно», - думал Андрей, - «Ведь во всем, что касается деловой жизни, работы, бизнеса, я давно себя чувствую именно так - уверенно, что же происходило со мной в личной жизнью, почему я все время плыл по течению, не сопротивлялся обстоятельствам и опасался принимать решения?» Он встал и взволнованный новыми ощущениями, стал ходить по номеру, время от времени останавливаясь у окна и всматриваясь в размытые дождем очертания огромного города. Где-то там сейчас его Катя. Думает ли она о нем, вспоминает, или все так же упрямо пытается забыть? Глава 8. Продолжение. Замечательный, просто как из сказки доктор, осмотрела его и ласково как ребенка погладила по плечу. - Ангина, Андрей, - покачала она утвердительно головой, - и я вам скажу припакостная. Ну, ничего страшного, что мы с ангиной не справимся? Значит так, я сейчас выпишу лекарства, мы с девочками, - она кивнула в сторону коридора, где притихли такие же, как она, давно перешагнувшие семидесятилетний рубеж девочки, - все сделаем сами, от вас только требуется немного терпения и послушания. Договорились? Андрей, не переставая улыбаться, молча, кивнул головой. - Ну и чудесно, сейчас вас Сонечка напоит лечебным чаем, она его замечательно заваривает, потом мы с вами примем таблеточки, потом помажем горлышко очень вкусным лекарством, а потом вы будете спать, набираться сил и выздоравливать. Как только доктор вышла из комнаты, подружки, видимо, поджидавшие ее в коридоре и не подозревавшие, что он все прекрасно слышит, через неплотно прикрытую дверь, стали обсуждать его состояние здоровья, а заодно и его самого. - Танюш, ну что с ним? - спросил встревоженный голос бабы Сони. - Ничего страшного, девочки, простудился, обычная ангина, но, - добавила врач строго, - мне вас учить не надо, сами знаете – при ангине важен постельный режим и никаких сигарет. Так, Маня, ты сходишь в аптеку, купишь лекарства, а ты Сонечка, завари ему ромашковый чай. - Ой, Сонечка, - зашептал третий голос, видимо принадлежавший той самой Мане, которую отправляли сейчас в аптеку, - а он, правда, Катин жених? Хорошенький какой. - Маня! – воскликнули два голоса сразу, а потом голос бабы Сони укоризненно добавил. – Сто лет в обед, а она все туда же. - Так, девчонки, хватит разговоры разводить, все по местам. У меня в соседнем доме ребенок больной, я сейчас схожу к нему, а потом вернусь, будем этого красавца лечить, необходимо нашей Катюше, жениха здоровым вернуть. Отступление. Она всматривалась в очертания тихой, совсем не столичной улицы, на которую выходили окна ее комнаты. Дождь. Мрачно. Холодно. Катя зябко повела плечами, нет, она не замерзла, это была нервная дрожь, реакция на то, что ей сегодня пришлось пережить. Вернувшись домой, после встречи и разговора с Андреем, она заперлась у себя в комнате и проревела несколько часов подряд, то стоя у окна, и пытаясь сквозь слезы и дождь разглядеть кого-то на пустынной улице, то в отчаянии зарываясь лицом в подушку и переживая вновь и вновь все, что случилось в кафе. Наконец, после очередной такой порции рыданий и пары измочаленных салфеток, она, совсем обессилев, пришла к выводу, что ее жизнь потеряла всякий смысл, что она в ней окончательно запуталась, что она запуталась в себе, в Андрее и что у нее нет никаких сил распутывать весь этот клубок. - Пусть все будут, как будет, буду плыть по течению, может быть куда-нибудь приплыву?- решила она и плотно задернула шторы на окне. Глава 8. Продолжение. - Доброе утро, Андрюша, ну как ты себя чувствуешь? - Спасибо, бабушка Соня, намного лучше, - Андрей приподнялся на локте и приветливо улыбнулся вошедшей к нему в комнату старушке. Она подошла и осторожно коснулась его лба ладонью. - Ну, вот и славно, температура спала, а как горло? Болит? Андрей, добросовестно стараясь разобраться в своих ощущениях, несколько раз проглотил слюну, - совсем немного, - весело сообщил он, - с тем, что было вчера не сравнить. - Ну, и слава Богу, сейчас я тебя завтраком кормить буду. Ты кашу любишь? Я тебе кашу манную сварю. - Люблю, - помрачнел Андрей, у него перед глазами возникла Катя, в то утро когда он сделал ей предложение, он вспомнил, как она собирала и все никак не могла собрать рассыпавшиеся розы, а потом вдруг сказала: - Андрюш, пойдем кашу кушать. Я кашу на завтрак сварила, ты же, наверное, голодный… От бабы Сони, видимо не укрылось резкое изменение в его настроении. - Андрей, - она присела в стоящее у письменного стола кресло. – Я чего спросить хотела. Ты где эти дни-то был? К Катерине ездил? - К ней, - не поднимая глаз, коротко ответил Андрей. - Помириться хотел? Андрей, молча, кивнул головой. - А она, что? Прогнала, – догадалась бабушка Соня. На какое-то время комнатой по-хозяйски завладела грустная тишина. - Ну, а что ты хотел, - первой нарушила молчание баба Соня, - царских кровей девка, с гонором, такую не сразу завоюешь. - А вы откуда знаете, что царских? – удивился Андрей. - А вот послушай, какую я тебе историю расскажу. Старушка поудобней устроилась в кресле и чинно сложив руки на животе, начала свой неспешный рассказ. - Было это лет восемь тому назад, - она нахмурилась, видимо прикидывая что-то в уме, - да, точно, восемь лет назад, тогда еще в этой квартире жили те упыри, что Катиных деда и бабку со свету сжили. - Как это сжили? И почему вы думаете, что они сжили? – перебил ее Андрей. - Да кому ж еще? – возмутилась баба Соня, - они это, кровопийцы, больше некому. В этой квартире до войны генерал Соколов жил, Катин дедушка, только у него тогда другая семья была. Жена, двое детишек, - она горестно вздохнула. - Всех потерял Саша, вся семья в Ленинграде на Пискаревском кладбище похоронена. Он же сам Ленинградский был и жена родом оттуда, вот и отправил он семью к родителям на лето. Все там от голоду и померли. Она вдруг замолчала, поискала в кармане фартука платок и потом долго утирала глаза, горестно вздыхая, а Андрей смотрел на нее и думал о том, как же неизбывно живет в стариках память о войне, как мучительны их воспоминания о ней. Наконец бабушка Соня успокоилась. - Вернулся он после войны, вся грудь в орденах, радоваться бы, что война закончилась, что жив остался, а он как мертвый, да и что говорить, один на всем свете, ни жены, ни детей, никого. Все молчал, пройдет, бывало мимо, кивнет головой, да и только. А потом появилась в его жизни девушка, сама тоже одинокая из детского дома, вот тогда и ожил наш генерал. И то правда хорошая она была, Катина бабушка, Катя на нее характером похожа, такая же добрая. Сладилось у них все, слюбилось. Поженились, Саша, все наглядеться не мог на свою красавицу, она ж моложе его на много была, счастливые они были, а потом, - бабушка Соня опять скорбно вздохнула, - потом, упыри эти родственнички объявились. Она-то, глупая, радовалась: - «Мы думали, у нас с Сашей никого родных нет, а вот теперь близкие люди отыскались, будем вместе жить, помогать друг другу». А я как увидела этих родственников, сразу поняла, плохие люди, глаза не добрые, злые, и как в воду глядела, донесли они на Сашу, оговорили, сослали его в Сибирь, жена его на сносях была, но за ним поехала, там и сгинули оба. Это потом уже эта квартира ее дочери досталась, да недолго она в ней пожила, погибли они с мужем, в самолете разбились, а Катенька с Колей сиротами остались. - Бабушка Соня, - решился Андрей нарушить тягостное молчание. – Вы же хотели рассказать о том, что восемь лет назад произошло, - напомнил он ей. - Ах, да, что же это я старая, совсем из ума выжила. Так вот, слушай, как дело было. Сидела я во дворе на лавочке и подходит ко мне незнакомая старуха, высокая, строгая, взгляд такой, аж до нутра пробирает, и спрашивает меня, не помню ли я семью Соколовых, что жила в этом доме, ну я, конечно, говорю, что помню, как же не помнить. Разговорились мы с ней, вот тогда я и узнала о том, что Саша и его жена умерли, а она, Надежда Федоровна, так звали эту женщину, воспитала их дочь, а в Москву приехала, чтобы как она сказала «восстановить справедливость». Я то, грешным делом, подумала, что она из-за квартиры приехала, с упырями судиться, а она как про них услышала, нахмурилась: - «Не нужны они нам», - говорит, - «пусть их Бог судит. Мне документы нужно восстановить». Вот мы с ней по инстанциям и ходили, целый месяц она у меня жила, тогда я и узнала, что Катенька с Колей по материнской линии, из очень знатной семьи происходят. Я об этом, никому не рассказывала, даже подружкам, тебе первому говорю. Она встала и аккуратно расправила морщинистыми натруженными руками фартук. - Ты вот, что мне скажи, как на духу, скажи, любит тебя Катерина или нет, как думаешь? - Любит, только обидел я ее сильно, не верит она мне. - Ну, раз так, послушай, что я тебе скажу, милок, не торопи ее, дай ей время самой во всем разобраться, если любит, никуда она от тебя не денется. Отступление. - «Нет, сейчас нельзя плыть по течению, сейчас твоя судьба решается, Жданов, сейчас решается, будешь ли ты счастливым или как Сергей, всю оставшуюся жизнь будешь сожалеть о возможном и потерянном счастье». Он затушил докуренную сигарету и, позвонив в сервисную службу отеля, заказал билет на ближайший рейс до Москвы. Катя права, ему давно уже пора действовать. Он должен преодолеть все преграды разделяющие их, доказать всем и в первую очередь своим родным, что он способен сам строить свою жизнь, способен различать, что в ней главное, а что нет и за что нужно и стоит бороться, а чем без сожаления можно пренебречь.
Cплин: Глава 9. С усильем тяжким и бесплодным, Я цепь любви хочу разбить. О, если б вновь мне быть свободным. О, если б мог я не любить! Душа полна стыда и страха, Влачится в прахе и крови. Очисти душу мне от праха, Избавь, о, Боже, от любви! Ужель непобедима жалость? Напрасно Бога я молю: Все безнадежнее усталость, Все бесконечнее люблю. Дмитрий Мережковский - Куда ты собрался уезжать? Ты можешь мне толком объяснить? Роман навис над президентским столом с таким свирепым видом, словно воочию хотел доказать другу, что и его ангельскому терпению может прийти конец. - В отпуск, - как ни в чем небывало сообщил ему Андрей, аккуратно раскладывая по папкам документы. - В какой такой отпуск, - отпустив, наконец, на волю эмоции заорал Роман. - За свой счет, - подняв глаза, улыбнулся Жданов, а потом добавил, подражая голосу мультяшного кролика, - и незачем так орать. - Так, Андрей, - глубоко вздохнув, начал Малиновский новую попытку прояснить ситуацию, - давай успокоимся. - Да я спокоен, - продолжая с улыбкой наблюдать за не в меру разволновавшимся другом, пожал плечами Андрей, - это ты неизвестно по какому поводу горячишься. Роман, неудовлетворенный услышанным, уселся в кресло с явным намерением продолжить свой допрос с пристрастием и любой ценой, даже, если понадобиться, то и с помощью пыток выяснить, наконец, что же с ним, с президентом, происходит и куда, а главное, зачем он собрался уезжать. - Ты опять едешь к Кате? - Нет, - на удивление бесстрастно произнес Андрей, - скорее, я уезжаю от нее. Загадочные ответы друга все время выбивали Романа из колеи, и он действительно начал терять над собой контроль. - Тогда объясни мне, недоумку, для чего тебе понадобился отпуск и где этот «за свой счет»? – язвительно передразнил Малиновский друга, - будет проходить? - Ром, успокойся, прошу тебя, - Андрей встал из-за стола и, обогнув его, подошел и положил руки на плечи взволнованного друга. – Успокойся, - повторил он, - я благодарен тебе за то, что ты так переживаешь за меня, но поверь, сейчас в этом нет необходимости. Понимаешь, сейчас мы все, всё выяснили и теперь нам нужно только время, чтобы понять, что происходит, понять себя и принять решение. - Кому это нам? - Нам – это мне, Кате, моим родителям. - И, что, для того, чтобы понять себя, ты должен куда-то уехать? – не унимался Роман. - Со мной все ясно, Ром, я свое решение уже принял, моя беда в том, что я не доверяю сам себе, боюсь самого себя, боюсь, что не выдержу и наломаю в очередной раз дров, вот почему я хочу уехать, и вот почему мне нужна твоя помощь. - Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? - Нет, друг, я хочу, чтобы ты остался и в мое отсутствие руководил Зималетто, а главное, чтобы ты отчитался перед моим отцом. Пойми, я не должен сейчас мешать ни Кате, ни родителям принять единственно правильное для них решение, а если я останусь в Москве, в Зималетто, боюсь, у меня не хватит для этого выдержки и терпения, ты же сам всегда говорил, что я сначала делаю, а потом думаю, так вот, чтобы этого не произошло я и уеду куда-нибудь от греха подальше. - И сколько ты собираешься пробыть в этой своей добровольной ссылке? - Недолго, - Андрей, хлопнув друга по плечу, вернулся обратно в свое кресло, - неделю, дней десять не больше. Отступление. - Андрей, разве это допустимо, так долго не давать о себе знать? Неужели было сложно поднять телефонную трубку и позвонить? – с порога начала его отчитывать разобиженная Маргарита. - «Мамочка, дорогая, то же самое я мог бы спросит и у тебя», - подумал Андрей, а в слух сказал. - Мам, давай ты меня ругать будешь чуть-чуть потом, а? Давай мы с тобой сначала чаю попьем? После многочасовых переговоров, еще не до конца вылеченное горло давало о себе знать и всю дорогу до родительского дома, он мечтал о горячем чае с медом. Пока занимались приготовлением, и пили в столовой из изящных фарфоровых чашек крепко заваренный ароматный чай, вернулся отец, сдержанно, как будто не было этого тягостного месяца разлуки, и они только вчера расстались, поздоровался, потом, сняв пиджак и галстук, устроился рядом в кресле. - Павлуш, - обратилась к мужу Маргарита, - Андрей отказался, но, может быть, ты будешь ужинать или хочешь, я тебе тоже чай заварю? - Спасибо, Марго, - устало откинулся на спинку Жданов-старший, - я только что из-за стола, - он потянулся и ласково коснулся руки жены, толи, успокаивая ее, таким образом, толи, извиняясь перед ней за отсутствие аппетита. На некоторое время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только мелодичным звоном чашек откликающихся на прикосновения к блюдцам. Умиротворенная домашняя обстановка не могла обмануть Андрея, он чувствовал что родители напряжены, что они сильно обеспокоены возникшей трещиной в их всегда доверительных и дружеских взаимоотношениях, и что они ждут от него объяснений всему происходящему. - У меня для вас, - начал Андрей непростой для всех разговор, - есть важное сообщение. Я с завтрашнего дня в отпуске. На лицах обоих родителей проступило явное удивление. - Зачем тебе отпуск? – первым задал вопрос отец. - Мне необходимо решить возникшие семейные проблемы, а для этого мне нужно время. Андрей, правильно оценив от кого в первую очередь нужно ждать атаки, твердо с вызовом посмотрел в глаза матери. - Семейные, это Катя? – резко отставив в сторону, недовольно звякнувшую от такого грубого обращения чашку, задала вопрос Маргарита. - Да, Катя, - пожалев дорогой фарфор, Андрей свою чашку аккуратно поставил на стол. - Но, ты же хотел расстаться с ней, вы ведь поссорились? - Ошибаешься, мама, это ты хотела, чтобы я расстался с Катей, а не я, и это, согласись, не одно и тоже, но ты права, мы действительно поссорились, я виноват перед Катей и должен загладить свою вину. - Что ты несешь? - пренебрегая попытками Павла успокоить ее, закричала Маргарита. - Кому ты должен? Этой простушке, нищей девчонке, вознамерившейся женить тебя на себе? - Эта девчонка, мама, уже моя жена, а я соответственно ее муж, а долг каждого мужа, как известно, беречь и защищать свою жену. - От кого защищать? Ты… ты не понимаешь, что говоришь, - горячилась Маргарита. - Я не потерплю в своем доме эту интриганку, я тебя уже предупреждала, что тебе придется выбирать… - Я помню мама, - грубо перебил ее Андрей, - что мне придется выбирать или ты или она. Стальные нотки в голосе сына удивили и откровенно испугали Маргариту. - Я помню, - повторил Андрей, - так вот если мне придется выбирать, я выберу ее, мама. - Как? Почему? – совсем растерялась Маргарита. - Хотя бы потому, что она не ставит передо мной подобных ультиматумов. - Андрей! – возмутился до этого молчавший Павел, - ты разговариваешь с матерью в недопустимом тоне! - Ма, извини, я не хотел тебя обидеть, - примирительно, стараясь интонацией смягчить жесткость своих слов, продолжил Андрей, - но я хочу, чтобы вы с папой поняли, что я не намерен в угоду кому бы то ни было, даже вам, самым дорогим для меня людям, ломать свою жизнь. Я люблю Катю, хочу всегда быть с ней рядом, хочу иметь от нее детей, и это мое право. Вы можете быть не согласны с моим выбором, можете отлучить меня от семьи, выгнать из дома, лишить возможности быть президентом нашей фирмы, вообще уволить из Зималетто - это ваше право, но вы не можете заставить меня в угоду вам жениться на нелюбимой женщине, такого права у вас нет. Отец, - Андрей встал, как бы давая понять, что на этом считает разговор оконченным, - все документы все отчеты о деятельности Зималетто у Романа, он в мое отсутствие будет замещать меня, но я надеюсь, что и ты не останешься в стороне и поможешь ему, если возникнет такая необходимость, а еще я надеюсь, что за то время, что я буду в отпуске, вы с мамой примите свое решение, добавлю только, что если вы откажетесь от меня, мне будет очень больно. Глава 9. Продолжение. Решение уехать, родилось спонтанно во время его последней встречи с родителями и разговора с ними. Он тогда, вглядываясь в их напряженные, слишком усталые, чтобы объяснить это только каждодневными делами и заботами, лица, вдруг с очевидностью понял, с каким трудом они переживают размолвку с ним, и как тяжело им принять сам факт его самостоятельности и независимости. И еще он понял, что чем быстрее они найдут приемлемое для всех решение, тем легче им будет в будущем идти навстречу друг другу. - «Нет, все правильно», - размышлял он, сидя в кресле самолета. - «Если бы я остался, вряд ли бы нам удалось все решить мирным путем. Задержались вы Андрей Палыч, в маменькиных сыночках, вот в чем беда», - он грустно улыбнулся, - «Ну ничего, время все расставит по своим местам. И Катеньке», - вспомнил он о любимой, - «ей я тоже должен дать время, бабушка Соня права, она должна сама понять, что для нее в жизни главное, и тогда, мы опять встретимся, и мне уже не нужно будет убеждать ее в своей любви, вернее, я очень надеюсь, что не нужно…». Отступление. «Плыть по течению» получилось только одну неделю. Несколько дней она честно пыталась не думать об Андрее, потом когда поняла, что не думать, не получается, старалась о нем думать как можно меньше, когда и это не сработало, стала старательно припоминать все обиды, нанесенные им, но почему-то вместо обид все время вспоминались только самые прекрасные мгновения их отношений, наверное, поэтому, когда ровно через неделю после их последней достопамятной встречи от Андрея пришло лаконичное и что скрывать долгожданное СМС-сообщение: - «Катя, я люблю тебя, наша судьба, наше счастье в твоих руках», - она, для приличия посомневавшись еще пару дней, с замиранием сердца набрала давно выученный наизусть номер и, затаив дыхание, стала ждать, считая далекие гудки. - Раз, два, три… «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети» - как гром среди ясного неба ответил ей бесстрастный механический голос. Глава 9. Продолжение. Андрей изменился, и что, вернее кто его изменил, Роману было абсолютно ясно. - «Ай да Катя, вот тебе и девчонка, вот тебе и мышка серая», - удивлялся он, - «Какова!» Осознание безусловного влияния Кати Пушкаревой на Андрея, вызывало у него чувство искреннего уважения к этой строгой и непохожей на других девушке, и надо честно признаться, что, наблюдая за метаморфозами, происходившими с его другом, он испытывал по отношению к ней, к Кате, даже некоторую ревность. - «Не разглядел я тебя, девочка», - добродушно усмехнулся Малиновский. Во всем, что касалось бизнеса, работы, Роман давно и безоговорочно признавал право Андрея на лидерство. Он, Малиновский, никогда не обладал теми качествами, которые помогали Андрею успешно вести дела: его умение рисковать, его азарт в сочетании с невероятной интуицией и природным очарованием, делали из Жданова просто потрясающе успешного бизнесмена. Роман же всегда в делах был осторожен, придерживался правила «сто раз отмерь…», и тем самым часто упускал инициативу, так необходимую в современном деловом мире. Единожды поняв это, он, навсегда в их тандеме занял место ведомого игрока и не без некоторой доли иронии назначил сам себя на должность этакого персонального критика деятельности Андрея Жданова, что, судя по всему, устраивало и его друга, во всяком случае, Андрей часто в делах советовался с ним, удачно пользуясь в своих целях его рассудительностью и хладнокровием. Что же касалось, так называемых «сердечных дел», тут Роману не было равных. Жизнерадостный, общительный, всегда знающий, как и когда угодить дамам, он, для немного неуклюжего в общении с противоположным полом Андрея, был просто незаменим. Дело в том, что красавец Жданов, чуть ли не с пеленок, испытывающий на себе избыточное внимание прекрасной половины человечества, в силу своей любвеобильности и сердечной нежности, сочетающейся с природной добротой и каким-то патологическим чувством ответственности, вечно попадал в самые невероятные и неприятные ситуации и если бы не Роман, то уже раз сто был бы пойман в сети хищницами вроде Вики Клочковой или, что еще опаснее, Киры Воропаевой. Андрей во всем полагался на опыт друга, на его умение выходить из подобных ситуаций без потерь и тем самым сохранять свою свободу и независимость. Свобода и независимость – вот те принципы, на которых до сих пор строились их отношения с женщинами и о которых, судя по всему, его друг забыл, попав в поле влияния очаровательной Катеньки Пушкаревой. - «Это любовь», - вынужден был признать прожженный ловелас, - «а против любви, как известно, не попрешь!» Перемены, произошедшие в друге, удивляли, но не огорчали его. Трезво рассудив Роман, пришел к выводу, что новый Андрей Жданов нравится ему больше, чем старый, хотя появившаяся у него в поведении некоторая эксцентричность и вызывала опасения. Больше всего Роман боялся соединения горячности и безрассудности, всегда присутствующих в характере Андрея, с новым, недавно открытом для себя в друге, качеством – серьезностью и глубиной испытываемого им чувства. - «А что если Катенька заупрямиться и не захочет вернуться к Андрею?» - задался вопросом Роман. Ведь как себя в этом случае поведет друг, даже представить теперь было невозможно. - «Ну уж нет, Екатерина Валерьевна, наблюдать спокойно, как вы моего лучшего друга губите, я не намерен. Сами не захотите, я вас заставлю к нему вернуться, уж я найду на вас управу, будьте покойны, или я не Роман Малиновский». Отступление. - Кать, что с тобой происходит? Ты последнее время сама не своя. Отчаявшись словами привлечь внимание сестры, Николай взял ее за руку и даже немного дернул, выводя тем самым Катерину из задумчивости. - Все у меня нормально, Коль, что ты придумываешь, просто, ты же знаешь, друзья нашли для меня работу, - начала оправдываться Катерина, - и я хочу сделать ее как можно лучше, чтобы иметь возможность претендовать на престижное место, ты же знаешь, как трудно иностранцам найти в Париже постоянную работу. - Работа, угу, - скептически проговорил Колька, - и не стыдно тебе врать! Глаза все время на мокром месте, рассеянная какая-то, ходишь как привидение, все время думаешь о чем-то. Уже все заметили, и бабушка и тетки, только бояться тебя спрашивать, в чем дело. Может, ты мне скажешь, Кать, что у тебя стряслось. - Коль, ты можешь мне помочь? – пристально посмотрев на брата, решилась довериться ему Катя. - Кать, ну когда я отказывался тебе помочь, - удивился Николай. - Мне нужно узнать об одном человеке, только прошу, не спрашивай меня зачем? Почему? Хорошо? - Хорошо, не буду спрашивать, - пожал плечами Коля. - Я сейчас наберу московский номер, а ты попроси тебя соединить с Андреем Павловичем, если спросят, кто ты, представься, ну… начальником кредитного департамента банка «Ллойд Морис», если тебе соединят с ним, отдашь трубку мне, а если нет, то… - Понятно, что если нет, - вздохнул Николай. - Ты меня Катерина, в какую историю собираешься втравить, а? - Да не волнуйся, нет никакой истории, - успокоила его сестра, набирая по памяти номер приемной президента компании Зималетто и передавая трубку брату. - Добрый день, - чуть заикаясь от волнения, проговорил Николай. - Могу я поговорить с Андреем Павловичем? Дальнейший разговор, как и предполагала Катя, коснулся выяснения кто и зачем звонит, потом Николай молча выслушивал ответ секретаря, потом, последовал его торопливый ответ. - Нет, нет, с финансовым директором или вице-президентом меня соединять не надо, - потом вопрос, - а когда вернется Андрей Павлович? – его лаконичное «спасибо» и хмурый очень серьезный взгляд. Катя очень хорошо знала это выражение лица брата, когда он вот так прищурясь, смотрел на нее и так «жевал» губы, это означало одно, он очень расстроен и шутить, не намерен. - Кать, что произошло у тебя, пока ты работала на этой фирме? Какие отношения связывают тебя с ее президентом? - Коль, я тебе потом расскажу, ладно, - почему-то все больше и больше волнуясь, заглядывала ему в глаза Катерина. – Ты мне скажи, что тебе ответили, где сейчас Андрей? - Андрей Павлович, - Колька выразительно сделал ударение на отчестве, - в отпуске, но он должен был уже давно вернуться, и не вернулся, и никто не знает, где он сейчас и что с ним произошло.
Cплин: Глава 10. «Господи, дай мне душевный покой для того, чтобы принять то, что не могу изменить; мужество - чтобы изменить то, что могу; и мудрость - чтобы отличить одно от другого». Курт Воннегут - «Жданов, ты – идиот, причем идиот клинический! Что ты там написал Кате? «Наше счастье в твоих руках». Ууммм… Точно идиот… и пошляк, представляю, что она подумала, прочитав такое! Тебя не в Сибирь, тебя на Луну нужно было отправить, самое оно для таких как ты место». Чем больше становилось расстояние между ним и Катей, тем больше его собственное поведение, казалось ему верхом безрассудства и беспечности и тем меньше у Андрея оставалось решимости, и тем меньше он понимал, зачем вообще отправился в это путешествие. - «Кать, мне так плохо без тебя, если бы ты только знала как мне без тебя плохо», - жаловался он мысленно любимой, глядя печально в иллюминатор на бесконечные, громоздящиеся друг на друга до самого горизонта, величественные как древнеегипетский сфинкс и такие же, как он загадочные и безмолвные, облака. С каждой новой минутой проведенной в воздухе настроение Андрея все больше портилось, а воспаленное воображение рисовало одну за другой: то жуткие картины попыток мужского населения Французской республики покорить сердце его Катеньки, то всевозможные напасти, которые могли случиться с ней в чужом, незнакомом городе. Тоска по Кате и осознание своего горького одиночества с такой силой овладели им, что за несколько часов полета он уже тысячу раз пожалел о содеянном, и ему очень захотелось, как только он окажется на земле, тут же в прямом смысле слова не отходя от кассы, взять билет на обратный рейс и улететь сначала в Москву, а потом и в неприветливый, промозглый Париж, будь он неладен. Андрей с радостью согласился бы сейчас еще на одну ангину, лишь бы быть ближе к Кате. - «Кать, я не могу жить, не видя тебя, не зная, где ты, с кем ты, что с тобой происходит… и зачем я затеял эту поездку, болван?!». Постоянно накручивая себя, придумывая все новые и новые несчастья, он дошел до того, что стал сомневаться во всем. - «А вдруг она встретит кого-нибудь? А если он ей понравится? А вдруг она разлюбит меня?» От одной мысли, что такой ужас может случиться, что Катя может забыть, разлюбить его, останавливалось сердце. - Молодой человек, - вывел его из оцепенения сочувствующий женский голос, - вам плохо? Может быть, я смогу вам чем-то помочь? Сведенные судорогой мышцы мгновенно расслабились, Андрей открыл глаза. - «Да, милая девушка, вы правы, мне очень плохо», - увидел он прямо перед собой юную стюардессу, - «только вот помочь вы мне не сможете. Нет у вас от любви лекарства, и ни у кого его нет - не придумали еще». - Спасибо, со мной все хорошо, не волнуйтесь, - буквально заставил он себя улыбнуться. Как ни странно, но этот маленький диалог с бортпроводницей помог ему восстановить душевное равновесие и он, очутившись в аэропорту голода N, не стал брать обратный билет, а, как они и договаривались, позвонил Морозову. - Сергей, это я, Жданов…, да прилетел…, хорошо, жду. Отступление. За последние сутки его уже дважды пытались убить. Согласитесь, сам по себе, факт не из приятных, но то, что его дважды предполагаемые убийцы - женщины, сильно роняло Романа в собственных глазах. Женщины его всегда только любили, а тут «здрасти вам, пожалуйста», такая необузданная агрессия. Ну, то, что Кира, пообещала его четвертовать, это еще куда ни шло, - «Кира, он вообще такая», - размышлял Малиновский, - «ей все время хочется кого-нибудь отравить, зарезать, расстрелять, а вот чего так Маргарита, разошлась? Вот это загадка». Роман вздохнул, припоминая, как разъяренная мать Андрея, влетела в кабинет, наорала на него, заявила, что убьет, если он сейчас же не скажет ей, куда подевался ее ненаглядный сыночек, обозвала бесчувственным чурбаном и напоследок пообещала привлечь к уголовной ответственности. - «За что спрашивается? Я что ли виноват, что у ее Андрюшеньки крыша поехала? Или может быть это я виноват, что он совсем сбрендил от своей любви?» - запоздало возмущался Роман. - «Вот так всю жизнь, этот полоумный что-нибудь натворит, а Малиновскому за него отдувайся. Повадились! Что я вам, груша для битья, что ли?» Распаляя себя подобным образом, Роман пытался унять собственную, все более и более нарастающую тревогу, которая уже несколько дней не покидала его. - «Куда ж ты подевался, Жданыч? Почему не отвечаешь на звонки? Почему не возвращаешься? Ты же собирался уехать на неделю, а уже третья кончается». Роман винил себя в том, что так и не добился от Андрея ответа, куда и к кому он едет, и теперь было абсолютно неизвестно, где, в какой стране, в каком месте его искать. - «Представляю, что обо всем этом подумает сыщик», - обхватил голову руками Малиновский, - «когда я сообщу ему, что после того, как он целый месяц по просьбе Жданова искал Пушкареву, теперь ему необходимо будет отыскать самого Жданова». Глава 10. Продолжение. «Первый заместитель губернатора Морозов Сергей Петрович» Пока Андрей внимательно рассматривал табличку, секретарь встала и вежливо открыла перед ним дверь в кабинет. - Господин Жданов, Сергей Петрович ждет вас, пожалуйста, проходите. - «Ну и ничего особенного, у меня кабинет и больше и современнее», - почему-то пришло ему в голову, когда он вошел и окинул взглядом просторное помещение, обставленное массивной, еще советского производства мебелью. Несколько человек столпившиеся у стола и как ему показалось рассматривающие какую-то карту, дружно повернули головы в его сторону. Хозяин кабинета, в котором Андрей сразу признал своего московского гостя, увидев его, с улыбкой пошел навстречу, протягивая для приветствия руку. - Андрей, извини, что не смог сам встретить тебя, - поздоровавшись, Сергей представил Жданова собравшимся в его кабинете и чем-то явно озабоченным людям. – Понимаешь, у нас, если так можно сказать, стихийное ЧП, и мы должны срочно решить какие необходимо принять меры, чтобы избежать его возможных последствий. - Так, наверное, я не во время, - смутился Андрей, - давай я в приемной подожду, сделал он попытку вернуться назад к двери. - Нет, нет, что ты, - силой остановил его Морозов и усадил на стоящий рядом со столом кожаный диван, - я скоро освобожусь, да и тебе послушать не грех, может на свежую голову, чего нам и присоветуешь. Видишь, что у нас твориться, - указал он рукой за окно. - Да, - лаконично заметил Андрей, - удивили вы меня, в Москве снег, мороз, а здесь у вас совсем весна. - Да уж, природа, - вздохнул Сергей, - чтоб тебе понятней было, такая аномальная зима, случалась у нас за все время наблюдений за погодой только один раз в двадцать первом году, и тогда с гор сошел страшный сель, много бед натворил, людей погибло много… - Сергей замолчал, и в кабинете повисла тревожная тишина, - старожилы говорят, тогда так же, как сейчас беспрерывно шли дожди. - Он перехватил удивленно-вопросительный взгляд Андрея. - Только вчера прекратились, до этого всю неделю шли, - ответил он на его молчаливый вопрос, - синоптики сообщают, что сегодня к вечеру дожди опять могут возобновиться. - И так, товарищи, - повернулся он к молчаливо стоящим у стола трем мужчинам, - специалиста гляциолога мы нашли, но одного его оправлять на станцию нельзя, нужен помощник, желательно умеющий вести себя в экстремальных ситуациях, знающий специфику выживания в горах. Найдем такого, Виктор Васильевич? – обратился он к небольшого роста лысоватому мужчине, немного похожему на артиста Льва Дурова. - Найдем, конечно, - нахмурился тот и задумчиво потер небритую щеку, - только вот времени у нас маловато, боюсь, за один день не управимся, человеку ведь еще и собраться надо. - А что этому помощнику делать нужно? – спросил Андрей. Все опять дружно повернулись к нему. - Понимаешь, Андрей, - пояснил Морозов, - мы хотим организовать наблюдение за ледником, чтобы если что вовремя среагировать, успеть эвакуировать людей, уменьшить до возможного минимума материальные потери. Недалеко от ледника есть законсервированная метеостанция и мы решили направить туда специалиста, ну, а напарником ему хорошо было бы послать какого-нибудь спортсмена, выносливого, знающего как вести себя в горах, умеющего обращаться с рацией, владеющего охотничьим оружием ну и т.д. - Мне, кажется, я могу вам помочь, - уверенно поднялся со своего места Андрей, - на моем счету больше десяти восхождений, в том числе и шестой степени сложности, все, что положено знать альпинисту я знаю, рацию и карабин в руках держать приходилось, да и собираться, - он махнул головой в сторону дорожной сумки, - мне практически не надо, если не считать специального снаряжения, надеюсь, что таковое найдется? – он улыбнулся, - все остальное у меня с собой. Отступление. - Катенька, девочка моя, что случилось? Взволнованная женщина отыскала внучку в парке, у платана, где она горько плакала, обнимая ствол большого старого дерева. - Ну, что с тобой, Катенька, - взяла она ее за вздрагивающие плечи, - это из-за него? Из-за того юноши, с которым ты стояла у нашей калитки? - Бабушка, - Катя повернула к ней заплаканное, удивленное лицо. - Прости, милая, я случайно увидела вас в окно, а потом слышала, как ты плакала в своей комнате. Он обидел тебя? Нет? Что же случилось, Катенька? – заметив, как отрицательно покачала головой внучка, спросила княгиня. - Бабушка, - Катя бросилась к ней в объятья, - Бабушка, родная, я не знаю, как мне быть, я так люблю его, я не могу без него, я не знаю, что мне делать… Княгиня ласково гладила внучку по волосам, она ни о чем ее не спрашивая, просто молча ждала, когда Катя успокоится и сама захочет все рассказать. Они вернулись в дом и по привычке расположились, наслаждаясь теплом и покоем, в уютной гостиной, месте их доверительных общений и откровенных разговоров. Наконец Катя успокоилась и сначала с трудом, а потом все больше и больше воодушевляясь, стала рассказывать бабушке их с Андреем историю. Княгиня слушала ее не перебивая, ахала, когда рассказ Кати ее удивлял, и украдкой вытирала, теряющиеся в многочисленных морщинках слезы, когда Катя рассказывала об их с Андреем расставании. - А когда же он тебя предал? – дослушав до конца рассказ внучки, удивилась она. – Ты же сказала, что он тебя предал? Когда? - Бабушка, ну как же ты не понимаешь! – воскликнула Катя, - вот тогда он и предал, в тот день… - Подожди, девочка, - остановила ее княгиня. – Ты считаешь это предательством? - А как же, ведь он решил, что я… что у меня… - Катя, Катя, - сокрушенно покачала головой старая женщина. – Да разве ж это предательство? Совершил человек глупость, приревновал, ошибся, но ведь и повинился и раскаялся. Попенять, пожурить, конечно, надо, - нахмурила брови княгиня, - да и будет с него, пожалуй. Ведь ты любишь его, Катенька, да и он, по всему видать, любит тебя без памяти. Не нужно так сурово обходиться с любимым человеком, милая, прощать нужно. Видя, что Катя растеряна и еще не до конца справилась со своими сомнениями, княгиня встала. - Подожди, я тебе кое-что покажу. Она вышла из комнаты и через пару минут вернулась, бережно прижимая к груди старинную тетрадь в кожаном переплете. - Вот, Катенька, прочти это. Этот дневник самая дорогая вещь в нашей семье, самая дорогая память. Глава 10. Продолжение. - Андрей, это не турпоход, ты же понимаешь и даже не альпинистский маршрут, ситуация там крайне тяжелая, условия сложнейшие, ты уверен, что хочешь поехать? - Да, уверен, - Андрей улыбнулся, - это как раз то, что мне сейчас необходимо. - Но ты же не просто так к нам сюда приехал? У тебя, наверное, свои дела. – Сергей был явно удивлен, но спросить Жданова напрямик, в чем причина его неадекватного, по его мнению, поведения, видимо не решался. - Дела можно сделать потом, когда я вернусь, - уклончиво ответил Андрей, - ты, надеюсь, не на год нас туда отправить собираешься? – он опять задорно улыбнулся. - Нет, конечно, на неделю, максимум на две, я думаю мы потом организуем, что-то вроде вахтового метода наблюдения за обстановкой на леднике, подберем людей и будем менять группы. Они сидели вдвоем в кабинете Сергея и обсуждали сложившуюся в области ситуацию, а так же возможное участие Андрея в происходящих событиях, старательно пытаясь справиться с возникающей между ними время от времени неловкостью. - Так, Андрей, - Морозов приободрился, видимо приняв окончательное решение и отбросив на его счет все сомнения. – Подготовь список необходимого на твой взгляд снаряжения, проверим, может мы чего проглядели, потом обед, пара часов на отдых и…, - он еще раз внимательно посмотрел в спокойные, и даже веселые глаза Андрея, - в путь. Дорога туда на машине займет часов пять, это если непредвиденных обстоятельств не случиться, но сегодня с утра, военные, воспользовавшись хорошей погодой, летали на вертолете, обследовали ущелье, пока, по их мнению, там все спокойно. Сергей разговаривал по телефону с необходимыми людьми, а Андрей размышлял о превратностях судьбы. Когда он думал о том, куда бы поехать, решение побывать в Катином родном городе, пришло к нему как-то само собой, неожиданно, и показалось удачным - вроде бы он и от Кати уезжает и, наоборот, к Кате в гости едет. Беда была только в том, что знакомых у него в этом городе не было совсем. Вот тогда он и вспомнил о Сергее и оставленном им телефоне. Немного посомневавшись, а как он объяснит Морозову, причину своего приезда, Андрей решил, что ничего объяснять не обязан, а воспользоваться его помощью, которую он к тому же сам и предложил, вполне может, собственно ему и помощь-то была нужна минимальная – сориентироваться в незнакомом городе, вот и все, при этом, как он рассуждал, особенные разговоры разговаривать необходимости никакой не было. Но то, что судьбе будет угодно так воспользоваться его приездом, ему, конечно, и в голову не могло прийти. - Ну, что, Жданов! Вперед к новой вершине? Жалко Ромки здесь нет, - он вздохнул, вспомнив о друге. – Как там он любил петь? Вот это для мужчин - рюкзак и ледоруб. И нет таких причин, чтоб не вступать в игру, А есть такой закон: движение вперед, И кто с ним не знаком, навряд ли нас поймет. (с) Глава 10. Продолжение. Дневник княгини Ольги Урусовой. 27 декабря 1917 года Дорогой мой, ангел мой, Федечка. Сегодня рано утром, мы с Таточкой наконец-то добрались до улицы Вожирар. Она бедняжка уснула сразу, как только мы вошли на порог нашего парижского дома, а я уложив ее, хоть и устала сама до изнеможения, но не смогла заснуть, так живо мне напомнила вся здешняя обстановка наш последний незабываемый совместный приезд сюда. Как мы были счастливы тогда, ты помнишь? Что это я, разве когда-нибудь я была несчастной рядом с тобой, любовь моя? Разлука, вот то страшное несчастье, которое если бы не надежда на скорое свидание, и не Таточкины покой и здоровье, овладело бы мной без остатка и, кажется, разорвало бы на части. Молю Бога, чтобы с тобой и нашими детьми ничего не случилось, молю Его Милосердного, о скором нашем свидании, ибо переживать разлуку с вами это выше моих сил. 1 января 1918 года С Новым Годом! милые мои дети, Сашенька и Надюша. С Новым Годом! родной мой, любимый Феденька. Как же нам не хватает вас, как мы скучаем с Таточкой. Особенно это понимаешь в праздники. Посидели мы грустные с Татой у елки, повздыхали, поплакали – вот и весь праздник. Федечка, родной, я не хочу жаловаться, не хочу вспоминать наше с Татой страшное «путешествие» из Петербурга в Париж, не хочу жалеть себя ибо, чувствует мое сердце, ваши страдания во сто крат больнее моих. Родные, укрепитесь верой в Милосердие Господа нашего, на Него одного уповаем, все мы в годину испытаний выпавших на долю нашей многострадальной родины. Я молюсь о вас денно и нощно. 17 января 1918 года Ужасные вести приходят из России. Париж захлестнула волна русский самоубийств. Как страшно. Федечка, я знаю, ты поругал бы меня за малодушие, но стоит мне подумать, что вдруг так случиться, что мы долго не сможем увидеться и сердце леденеет в груди и жить не хочется. 20 января 1918 года Встретила сегодня утром графа Ростопчина. Ищет работу, Боже, какую работу? Глаза слезятся, руки дрожат – старый. Сил нет Федечка, смотреть на страдания людские. Я знаю, родной, ты поймешь меня, я продала дом в Ницце, деньги отдала в фонд помощи соотечественникам. Мы с Таточкой, благодаря твоей заботе не бедствуем, а многие наши голодают и мерзнут. Помогаю, чем могу, да разве всем поможешь. Господи, спаси и сохрани нас. 26 января 1918 года Крещение, мой самый любимый праздник. Мы встретились с тобой на Крещение, помнишь? Помнишь, как щеки мне снегом оттирал, как прижимал к себе согревая, а потом поцеловал. Я чуть не умерла от счастья, расплакалась дурочка, а ты так испугался, помнишь? Все прощения у меня просил. А помнишь, как прислал мне конфет, когда я горлом болела? Ах, как папенька в тот раз возмущался, грозился твоим родителям пожаловаться, на вольность твою, а я ему тогда сказала, если он так поступит, я лечиться перестану и принепременно умру. Папенька так хохотал, а потом маменьке и говорит: - «А что, любезная моя, Александра Петровна, а не пора ли нам о дочкиной свадьбе подумать? Того и гляди, князь Урусов сватов пришлет». А через год в эти дни мы с тобой уже нашего Сашеньку ждали. Господи, дай мне силы не сойти с ума и дождаться вас. 16 февраля 1918 года Сыночек мой, Сашенька, счастье и гордость моя, с Днем рождения тебя, сыночка. Перебирала я сегодня фотографии и вспоминала, как ты рос, каким был. Помню года три тебе было, любил ты бегать по дорожкам в имении, да бывалоче и падал, я к тебе: - «Сашенька, больно, ударился?», а ты глазенки трешь и жалостно так: - «Что ж такое, маменька, опять я упал». Не успели мы с отцом оглянуться, как вырос ты, стал взрослым и крепко стоишь на ногах и знаю я, сыночек, чтобы не случилось, ни своей чести, ни чести рода своего, ты не уронишь, только сердце материнское все тревожится, все рвется к тебе защитить, уберечь, как тогда в детстве, от беды, от боли. 3 марта 1918 года Родные мои, да неужто не смилостивится над нами Господь? Истосковалось мое сердце по вам, а о Наденьке душа больше всего болит, вы мужчины и вы взрослые, а как там она, ведь совсем еще ребенок. Таточка тоже скучает, таится от меня, да я то замечаю, как она все на фотографию нашу семейную смотрит, ту, помнишь Феденька, где мы все вместе, в Ялте в Крыму. Феденька, знаешь, о чем я последнее время думаю? Вот прожили мы с тобой душа в душу двадцать четыре года, ни на день не расставались, ни ссорились друг с другом, а все-таки было так, что огорчала я тебя, расстраивала. Как же я жалею сейчас об этом, как ругаю себя, за каждую обиду, что вольно или не вольно нанесла тебе. Ангел мой, любимый мой, Федечка, храни тебя и деток наших Господь. Ничего мне в жизни не надо, только бы знать, что все у вас хорошо и что мы встретимся. Я буду ждать, и молиться за вас. Последняя запись без даты. Я все бы отдала, только бы в последнюю твою минуту быть рядом с тобой, любимый мой. Прости меня, Господи, простите меня дети мои, но я умерла. - Бабушка, - вся в слезах, прижимая к груди старую порыжевшую от времени тетрадь, Катя вбежала в комнату княгини, - а она правда умерла? – всхлипывая и беспрестанно вытирая глаза ладонью, бросилась она к ее креслу. - Нет, Катенька, не умерла, да только и не жила она больше, хоть и прошло потом до ее кончины долгих тридцать лет. Никто, никогда не видел улыбки на ее лице, почти не слышал слов. Я хорошо помню свою бабушку, - княгиня устало вздохнула, - это был совершенно потухший, потерявший всякий интерес к жизни человек. Не дай, Бог, Катенька, никому пережить такое. - Бабушка, он не отвечает на телефонные звонки, я так боюсь, вдруг с ним, что-то случилось. Княгиня, печально и ласково вглядывалась во встревоженные глаза внучки. - Ну, что ж, Катюша, видимо настала пора побывать мне на родине моих предков. – Она протянула руку и погладила по голове свою все еще продолжающую всхлипывать любимицу. - Ну, никакого покою от вас молодых нет, - добавила она ворчливо, убирая в сторону счастливые, смеющиеся глаза.
полная версия страницы