Форум » Ваши Фанфы по НРК » Большая Любовь Андрея Жданова, часть 2, мелодрама Автор: Сплин » Ответить
Большая Любовь Андрея Жданова, часть 2, мелодрама Автор: Сплин
Cплин: Самум разлуки налетел — и нет тебя со мной! С корнями вырвал жизнь мою он из земли родной. Твой локон — смертоносный лук, твои ресницы — стрелы. Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной! И кто дерзнет тебя спросить: «Что поцелуй твой стоит?» Ста жизней мало за него, так как же быть с одной? Ты солнцем гордой красоты мой разум ослепила. Ты сердце опалила мне усладою хмельной. Рудаки «Большая Любовь Андрея Жданова» Часть вторая. Уважаемые читатели, мы расстались с нашими героями в очень непростой, можно даже сказать трагический период их жизни. Что случится с ними дальше, как они поведут себя в сложившейся ситуации? Сейчас, когда судьба разъединила их, нам, чтобы понять, что происходит, необходим взгляд «со стороны», а это значит, что нам не обойтись без помощи и участия в последующих событиях друга, и так... Глава 1 Роман Дмитриевич Малиновский в жизни придерживался того золотого правила, что «отдыхать нужно лучше, чем живешь», а поскольку жил он очень даже неплохо, то и отдыхал, как сами понимаете, по-царски. Сидя в шезлонге у края огромного с подогреваемой морской водой, живописно «населенного» искусственными водопадами-барами и островками-кафе, бассейна, расположенного рядом с одним из самых дорогих на острове Тенерифе отелей «Cleopatra Palace», он потягивал, из приятно холодившего руку стакана, замысловатый коктейль и, пользуясь солнцезащитными очками и бесстыдством отдыхающих девиц, рассматривал явленные всему миру привлекательные части женского тела в поисках своего любимого третьего размера. Погода была необыкновенная, атмосфера на курорте чудесная, девушка Наташа, которую он пригласил с собой на отдых, очень сексуальной и очень даже неглупой, во всяком случае, у нее хватало ума, не предъявлять ему невыполнимых требований, не покушаться на его свободу, не закатывать истерик по поводу его общения с другими, не менее привлекательными девицами, и уж конечно не шантажировать его как Клочкова, - чтоб ей скиснуть! - выдуманными младенцами. Воспоминание о недолгом и жутчайшем романе с секретаршей президента, вернуло его из эдема на грешную землю. Ему даже на мгновение показалось, что у него опять начались галлюцинации, и он слышит жалобный детский плач. Роман, оторвавшись от коктейля и обнаженных девиц, затравленно огляделся по сторонам. - «Вот ведь, прости Господи, зараза, полгода уже прошло, а я все еще вздрагиваю, при одном воспоминании о ней. И чего ее Андрюха терпит, она ж глупая, ленивая, да еще, как выяснилось, коварная и злая, гнал бы ее с глаз долой. Это все его характер, добрый он, вот все этим и пользуются». Воспоминание о друге, налетело серым унылым облачком и окончательно сдуло его беззаботное солнечное настроение. Все последнее время у него из головы не выходил день Совета и показа - последний перед новогодними каникулами рабочий день в Зималетто. Его, во-первых, до крайности удивил сам Совет, обычно все их подобного рода заседания, проходили бурно, живо, даже можно сказать – эмоционально. И это было при Павле Олеговиче, с которым особенно и не поспоришь, что уж говорить об Андрее и его первом Совете в качестве президента? Роман был уверен, что и Воропаев, да и сам Павел, засыпят Жданова-младшего вопросами, но… все прошло на удивление тихо и как-то скомкано. Правда доклад Андрюхе удалось подготовить на славу, он даже не ожидал от него такого. Четкий, толковый, со всеми выкладками, объяснениями, но остальное… странно все как-то было. Вел Совет Жданов-старший, и, видимо отчаявшись расшевелить сына, сам отвечал на немногочисленные вопросы, вообще у Романа сложилось такое впечатление, что все Ждановы и Воропаевы, кроме, как всегда витающей где-то в облаках Кристины, чем-то очень озабочены, чего-то боятся и мечтают только об одном, чтобы это совещание быстрей закончилось. Роман вспомнил, как недоуменно крутил головой, разглядывая всех акционеров по очереди, и пытаясь понять, что случилось? Что, за время его поездок по регионам и вынужденного отсутствия в Зималетто, здесь, черт возьми, произошло? Ответа на свой вопрос ему получить не удалось, зато, как оказалось, на свою голову, удалось вывести Андрея из невменяемого состояния. Придя в себя, Жданов сразу же пошел в бар, захватив естественно его с собой. Количество выпитого в тот день другом спиртного не поддавалось никакому разумному объяснению. Понимая, что Андрея «понесло», и совершенно не понимая, в чем причина, Роман пытался хоть как-то контролировать процесс, и если до показа, это ему еще удавалось, то после…, одно «радовало», развязка наступила довольно быстро, не прошло и часа, как в очередном баре, куда они с Андреем завалились после показа, Жданов, опрокинув в себя еще одну порцию виски, рухнул замертво, поставив тем самым точку в своих и его Романа приключениях. Все остальное было, как говориться, делом техники: отбуксировать Андрея к себе домой, уложить его спать, поговорить с его родителями и Кирой, клятвенно пообещать, что доставит Андрея в аэропорт, поставить ждановское тело утром в вертикальное положение, отвезти находящегося под наркозом друга в Шереметьево, сдать с рук на руки, его слегка обалдевшим от созерцания собственного невменяемого чада родителям – ВСЕ! Он тогда сделал все, что должен был сделать и, казалось, сейчас, оказавшись на одном из островов Канарского архипелага, мог свободно вздохнуть и расслабиться, но что-то мешало, что-то не давало ему покоя. - «Жданов, Жданов, что с тобой происходит? Позвонить что ли, узнать как у тебя дела?» - Роман отставил в сторону стакан с коктейлем и, поискав взглядом, где может быть мобильник, в полголоса выругался. – «Черт, он же в номере остался». - Понимая, что все равно теперь не успокоится, пока не услышит голоса друга, неохотно встал и поплелся в отель. Поднявшись к себе в номер, отыскал «потерявшийся» мобильник и, вздохнув, - «нет от тебя покоя, Жданов», - обнаружил несколько пропущенных СМС от Андрея. Всю его неторопливость и вальяжность, как ветром сдуло. На дисплее высветились всего три слова «Ромка, я сорвался» и у него все похолодело внутри. «Я сорвался» - это был их пароль, много лет назад, они договорились о нем, и означал он, что его друг находится в очень тяжелом и очень опасном положении. Отступление. Он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. В голове все время прокручивался разговор злополучного Жени Лукашина с Ипполитом. - Хорошо, вы не помнили, как оказались в самолете, но вы должны были помнить, как из него вышли? - Помнить должен, но я не помню. - «Мне повезло больше, я как выходил из самолета помню», - губы сами собой расползлись в улыбке. – «Это ж надо было так наклюкаться, чтобы обнаружить себя за тридевять земель от дома, в аэропорту Хитроу, абсолютно не понимая, как здесь очутился?» – удивлялся Андрей. Ему опять вспомнился любимый фильм. - Что значит отправили? Ты что бандероль, посылка? Ты что, ничего не соображал? - Ни бум, бум. Ситуация выглядела настолько глупой, настолько нелепой, все что он делал последние двадцать четыре часа, было до такой степени похоже на поведение идиота, что действительно оставалось только смеяться и… злиться, на себя, на родителей, устроивших ему этот новогодний подарок, на Катю и главное, на неведомого ненавистного Колю, которого он разорвет на части, вот вернется в Москву, найдет и разорвет. Однозначно. Как только такси остановилось, и они вошли в родительский дом, Андрей, сославшись на плохое самочувствие и усталость, заперся в своей комнате, позвонил в аэропорт и заказал билет на ближайший рейс до Москвы. Ближайшим, оказался самолет, вылетающий из Лондона завтра вечером. Андрей, не раздеваясь, лег на постель и попытался разобраться во всем, что с ним случилось. - «Так, ты услышал, как Катя кого-то по телефону называет «любимый, единственный», - его передернуло от этих слов, и он почувствовал, как сжались сами собой кулаки. – «Хорошо», - заставил он себя успокоиться, - «А почему ты решил, что Катя тебя обманывала, а этому Коле говорила правду? А вдруг у нее перед ним какие-то обязательства? Вдруг она попала в какую-нибудь криминальную историю?» - он с ужасом вспомнил о невыплаченном кредите. – «Нет, это полная чушь, Жданов, у нее голос был счастливый, вот в чем дело. Тогда с кем же она говорила по телефону? Кому признавалась в любви?» - от неизвестности и раздирающей на части жгучей ревности, он застонал и зарылся лицом в подушку. – «А вот это и надо было тебе выяснить сразу, а не прятаться от нее. Дурак ты, Жданов, вот теперь сиди в этом проклятом Лондоне и мучайся». – Он повернулся на спину и печально уставился в потолок. – «Может позвонить? Нет, не буду, еще решит, что я ей все простил, пусть тоже помучается, поймет каково это без меня. Завтра приеду и всю душу из нее вытрясу, я ей покажу «Коленька, любимый, единственный», - он вздохнул. – «Нет, душу не буду вытрясать, лучше зацелую ее до смерти, чтоб знала, кто в доме хозяин». Он представил, как будет «насмерть» целовать Катерину и по всему телу побежали волны неутоленного желания, а сердце зашлось в любовной тоске. - «Вот ведь обманщица, предательница, а я так люблю ее, что, кажется, жизнь готов отдать за один только ее поцелуй». То, погружаясь в сладостные воспоминания, то строя планы мести ненавистному сопернику, он не заметил, как уснул и проспал до самого утра. Глава 1. Продолжение. Если бы было возможно спросить всех знакомых Романа Малиновского, что они о нем думают, наверняка, они бы улыбнулись, пожали плечами и ответили – весельчак, балагур, любимец женщин, хороший парень, легко относится к жизни, никаких обязательств, никаких семейных отношений. Наверное, они были бы правы. Но правы были бы только на половину. Потому, что мало кто знал, что Роман Малиновский, Рома Малиновский обожал своих родителей и был самым нежным и любящим сыном, безмерно любил свою младшую сестру и ее детей, племянников Витьку и Таньку, и что он был безгранично предан своему единственному другу, Андрею Жданову. Когда-то в горах он упал со скалы и сильно повредил себе позвоночник. Долго лежал в больнице, перенес операцию и жестокий приговор врачей, приговор о котором, кроме него, знал только Андрей - любая даже незначительная травма, может закончиться для него полным параличом. Выслушав этот врачебный вердикт, он мужественно принял его и продолжил жить, так как будто ничего не случилось, и никто не догадывался, что ему приходится терпеть жестокие боли в спине, никто никогда не видел, как он глотает обезболивающие таблетки или, набегавшись по этажам, запирается у себя в кабинете и ложиться на пол, чтобы дать спине отдохнуть. Он, понимая какое возможное будущее его, ожидает, сам наложил на свою жизнь несколько табу – запретов. Запрет первый – никогда не ныть, не жаловаться на судьбу, не показывать людям своих проблем, никогда не делать из своей болезни трагедии и не позволять никому себя жалеть. Запрет второй – никогда, ни при каких обстоятельствах, не связывать себе серьезными отношениями с людьми, не жениться и не иметь детей, понимая, что в случае неудачи, обречет их на страдания и муки. И, наконец, запрет третий – никогда не ставить свои интересы выше интересов тех немногих близких ему людей, ради которых он, собственно и живет – своих родных и друга. Первое, что он сделал – позвонил Андрею и, услышав его тихий, грустный голос, незаметно перевел дух, как будто сбросил с плеч тяжелую ношу. - Андрей, где ты сейчас находишься? - Я в Москве. - Хорошо, жди меня, я буду, как только возьму билет на самолет и… - Ром, я тут подумал, - перебил его Андрей, - может тебе не надо приезжать, я сам справлюсь, у тебя ведь отпуск, а тут я… - Поговори у меня еще, - нарочито резко оборвал Роман, не дослушав до конца, сбивчивую речь Жданова. – Все, до связи. Позвоню, как только узнаю время вылета. Отступление. Проснувшись утром и почувствовав прилив сил, толи от того, что хорошо выспался, толи от скорого, как ему думалось, свидания с Катей, толи от аппетитных запахов, доносившихся откуда-то снизу и напомнивших ему, что он больше суток ничего кроме спиртного в рот не брал, а скорее от всего сразу, Андрей, быстро принял душ, побрился и благоухающий свежестью и белоснежной рубашкой, легко сбежал по лестнице и, распахнув дверь в столовую, улыбнулся всем, даже Кире, широкой радушной улыбкой. - Всем привет и доброе утро. - Здравствуй сын, - поприветствовал его улыбающийся отец. - Доброе утро, дорогой, - притянула к себе и поцеловала мама. - Здравствуй, Андрей, - ласково ответила Кира. - Ну, чем кормить будете? В комнату вошла прислуга и Андрей, покосившись на незнакомого чужого человека, нахмурился. Настроение резко упало. Андрею барские замашки матери не нравились, но он в очередной раз стерпел, не желая огорчать ее. - Как хорошо, что мы снова все вместе и что Андрюшенька с нами, - радостно воскликнула Маргарита, с обожанием глядя на сына, после того как все церемонии были завершены и, подававшая еду, женщина вышла из комнаты. - А ты Паша волновался, правильно ли ты поступаешь с этой Пушкаревой. Андрей, с удовольствием голодного человека, набросившийся на пищу, встрепенулся. - Ты о чем мама? – он перевел непонимающий взгляд со смущенно замолчавшей матери на отца. Павел с осуждением взглянул на жену и поморщился, явно недовольный не ко времени, начатым ею разговором. - Мама имеет в виду, то, что я уволил Екатерину из Зималетто. - Посмотрел он, тем не менее, сыну прямо в глаза. - Как уволил, почему? - Ну, у меня не было оснований ее задерживать, - невозмутимо продолжил Павел. – Ты же знал, что я принял Пушкареву на работу как временного помощника, она со своей работой полностью справилась, так, что… Да и потом, создавшаяся ситуация, требовала скорейшего разрешения. - Какая ситуация? – похолодел Андрей. – Почему ты не посоветовался со мной? – ему еще каким-то образом, скорее из-за ощущения абсурдности всего происходящего, удавалось сдерживаться. - Мне казалось, Андрей, что ты на Совете дал нам всем ясно понять, какое решение ты принял. – Добил его отец. Андрей заметался взглядом по сидящим напротив его людям. - Андрюш, - заметив странное поведение, взяла его за руку Маргарита. – Не волнуйся, я поговорила с этой Пушкаревой, она, мне кажется, все поняла и больше не будет тебе докучать, ты ее больше не увидишь. – Радостно закончила Маргарита. - Не увижу? – Андрей, вдруг почувствовав резкую боль в глазах, сбросил очки, зажмурился и стал тереть веки и переносицу, пытаясь справиться с невыносимой болью, а когда, почувствовав облегчение, вновь открыл глаза, то от испуга, чуть не упал со стула. Вместо лиц сидящих рядом с ним людей, он увидел перед собой какие-то белые пятна без глаз - носы, рты, уши, волосы он видел, а глаз не было, как будто их замазали белой краской. Не в силах смотреть на эти страшные маски, он отвернулся и попал взглядом в зеркало, с ужасом увидев в нем такое же безглазое свое отражение. Почувствовав, что больше не может находиться в этой комнате и в этом дома, он вскочил и сделал шаг к выходу. - Андрей куда ты? - остановил его испуганный голос матери. - Зачем вы? – слова давались ему с трудом. - Зачем вы это сделали. Ведь она одна одинешенька на всем белом свете. У нее кроме меня никого нет. – Выкрикнул он отчаянно. – Что она обо мне теперь подумает? – добавил обреченным шепотом. - Почему одна? – снова вступил в разговор Павел. - У нее есть брат, я думаю, о ней есть, кому позаботиться. - Брат? Какой брат? – обернулся Андрей, вопросительно разглядывая вновь обретших свой нормальный вид родных. Маргарита и все это время молчавшая Кира, посмотрели на Павла. - Да, у нее есть младший брат, музыкант, кажется, – подтвердил свои слова Павел. – Наша фирма, даже помогла ему поехать на стажировку в Италию. Если бы сейчас в Лондоне случилось, не дай Бог, землетрясение, или Темза, выйдя из берегов, грозила бы залить их дом по самую крышу, Андрей не заметил бы опасности и не тронулся с места. Он был ошеломлен. В голове со скоростью света крутились слова: - «Брат… Италия… Кредит…» Он машинально сел на свой, только что оставленный, стул и обхватит голову руками замер в этой нелепой, трагической позе… - «Коля, Коленька, единственный мой, любимый».
Ответов - 13, стр:
1 2 All
Cплин: Глава 11. Горы, что вы сделали со мной? Чем заворожили? Властным зовом К подвигам горячим и суровым Или мудрой снежной сединой? Ваша твердость мне передается, Я держусь на ваших скользких тропах. Чем пытливей вглядываюсь в пропасть, Тем ровней, спокойней сердце бьется. И встречая блеск вершин бесстрашных, В самом риске чую твердь опоры. Горы любят сильных и отважных. Горы любят тех, кто любит горы. Х. Байрамукова Андрей любил горы, с самого первого, еще в детстве путешествия с родителями по Военно-Грузинской дороге, он навсегда на всю жизнь полюбил Кавказ, потом, уже став взрослым и самостоятельным, влюблялся по очереди в Алтай, Памир, Альпы, Тянь-Шань. Самые разные страны и регионы и везде и всегда неизменно – горы. Горы завораживали его, он приобретал, находясь в горах, преодолевая препятствия, превозмогая трудности, покоряя их величественные вершины, так необходимые ему уверенность в себе и своих силах. Как странно, кажется, рядом с проявлением величия и мощи природы, ее необузданной первобытной силы, человек должен теряться, чувствовать свое ничтожество и слабость, а все происходит, наоборот, там, в горах, балансируя на тонкой грани отделяющей бытие от небытия, ты ощущаешь ни с чем несравнимое чувство единения с природой, ощущаешь себя ее неотъемлемой составной и даже главной эмоциональной частью. Только там, в горах, человек узнает себя настолько, что потом этого узнавания ему хватает на всю жизнь. Преодолевая себя, свои слабости и страхи, сразу становится понятно какой ты человек: смелый или трусливый, мужественный или слабый, умеющий концентрироваться в трудную минуту или теряющий над собой контроль и паникующий в момент опасности. Андрей никогда не забывал своих первых шагов в горах, помнил до мельчайших подробностей первую, пережитую реальную опасность, первый, пережитый им страх смерти. Сколько их потом было этих страхов и гораздо более опасных опасностей, но тот первый случай он запомнил навсегда. Это было на Кавказе, в долине реки Малки, в Приэльбрусье. Они с группой проходили трудный участок – осыпь, место на склоне горы, где грунт подвижен и малейшее неосторожное движение может привести к несчастью. Этакая, похожая на застывшую реку из мелких камешков и песка, обманчиво живописная пара десятков метров, каким-то непонятным образом появившаяся и «стекающая» по склону горы. Проходили осыпь оригинальным способом, лежа на животе и двигаясь боком, пересекали «поток» камней. Когда очередь дошла до него, он, копируя тех, кто уже прошел это опасное место, переместился, таким образом, где-то до середины каменного потока, и вдруг ощутил под собой какое-то еле заметное движение. – Стой! - скомандовал внимательно наблюдавший за ним инструктор и в туже секунду Андрей почувствовал, как гора под ним содрогнулась, будто сделала выдох и осела на несколько метров вниз, а вместе с ней вниз сполз и он. – Не двигайся! - последовала следующая команда и он, раскинув ноги и руки, распластался на зыбучей, в любое мгновение готовой опять сорваться с места поверхности. В тревожной тишине послышался шорох осыпающихся камней, а затем, через, казалось, целую вечность, звук их падения в пропасть. Страшная, зияющая, он знал - она там, за его спиной, всего в нескольких метрах и в любой момент, так же как эти камешки, он может сорваться в нее, только вот результатом его «полета» в эту бездну, будет не веселым эхом рассыпавшийся дробный звук, а…, что будет, если он упадет, мозг предполагать отказывался, тело, сведенное судорогой, застыло, правая рука вцепилась намертво в какой-то жалкий куст, невесть как удерживающийся на этом склоне. Прошло несколько томительных минут ожидания, и, наконец, инструктор, скомандовал, - Андрей, давай, можно двигаться дальше. Вот тогда он и почувствовал впервые, что такое пережитый страх смерти и впервые понял, насколько живуч человек, насколько прочно в нем сидит жажда жизни и как неистово он готов бороться за нее. Ему вдруг стало смешно, он смотрел на свою правую руку и понимал, что вцепился в спасительный кустик насмерть, и что без его собственного желания, оторвать его от этого кусточка невозможно даже с помощью трактора, если бы таковой вдруг здесь оказался. - Андрей, перестань смеяться, - волновался инструктор, - оползень опять вызовешь, - уже не на шутку злился он, а ему было все пофигу, ему было легко и весело и ни капельки не страшно. Жданов любовался из окна машины видом движущихся навстречу и как бы вырастающих из земли, или выплывающих из-за очередного поворота гордых вершин и испытывал, то самое, ни с чем несравнимое, когда-то уже давно узнанное и с тех пор всегда переживаемое им в момент встречи с горами, чувство восторга и будоражащего веселья. - «Да, Жданов, это твой шанс, именно сейчас ты можешь раз и навсегда перевернуть прошлую страницу своей жизни и до конца освободиться от влияния на нее всего наносного, ненужного, давно отжитого. Пора, давно пора тебе оторваться как от пуповины от привычек и призраков детства, пора стать самим собой». Он с улыбкой всматривался в очертания величественных нагромождений черного, всевозможных оттенков серого, местами белого и зеленого цветов. - «А они тебе помогут, они всегда помогали тебе разобраться, понять себя и принять единственно правильное решение». Отступление. - Роман Дмитрич, к вам Екатерина Пушкарева. Охрана спрашивает пропустить ее? - «Ну вот, госпожа Пушкарева, на ловца как говорится и зверь бежит. Сейчас мы с вами потолкуем, сейчас вы мне ответите за все свои злодеяния, я не посмотрю, что вы княжеских кровей, я вам эту вашу голубую кровь сейчас попорчу, будете знать, как хороших людей мучить», - мгновенно пронеслись в голове Романа давно вынашиваемые планы мести мучительнице его друга. - Да, да, Шурочка, пусть пропустят, и когда она поднимется, проводите ее сразу ко мне, не задерживайте, вы меня поняли? - Хорошо, Роман Дмитрич, - подтвердил голос его исполнительной и преданной секретарши. Ожидание не было томительным, скорее оно было лихорадочно-возбужденным, предвкушающим, и поэтому, когда открылась дверь и очаровательная во всех отношениях женщина, чем-то отдаленно напоминающая Пушкареву вошла, Роман не удивился или не сообразил, что нужно удивиться ее столь восхитительному преображению. - Екатерина Валерьевна, как я рад вас видеть, - восторженно воскликнул он, бросаясь к ней с распростертыми объятьями как к самому дорогому и горячо любимому гостю. Пушкарева, явно не ожидавшая такого радушия, в первую минуту растерялась, но потом, сумев преодолеть неловкость, произнесла, несколько правда, неуверенно. - Здравствуйте Роман Дмитрич, я тоже рада вас видеть. - Чем обязаны? - пригласив даму сесть и поинтересовавшись, не хочет ли она чего: кофе, там или чаю, продолжил Роман свою коварную игру. - Я хотела… у меня есть вопросы… по работе, - выдавила, наконец, из себя Катя, - мне нужно кое-что выяснить у Андрея Палыча. А где он сейчас? - неуклюже попыталась она узнать ответ на единственный, как понял Роман, интересующий ее вопрос. - «Работа вас значит волнует? Грубо, Катенька, грубо, эта попытка вам не засчитывается». - Все, что касается вопросов работы, Екатерина Валерьевна, вы все смело можете выяснить у меня, я замещаю сейчас президента и в курсе всех дел. Он внимательно присматривался, ожидая реакции Пушкаревой. -«Ну что, Катенька, что вы теперь скажите?» - Роман Дмитрич, - видимо заподозрив какой-то подвох, Катерина, пристально рассматривая его, заговорила, четко и внятно разделяя слова, - у меня есть еще и личные вопросы к Андрею Павловичу, и на них, я уверена, вы мне не сможете ответить. Скажите, как я могу связаться со Ждановым, и я покину это замечательное здание и больше не буду вас беспокоить. - Дело в том, Катенька, - подражая ее жесткой интонации, и уже не скрывая своего негативного к ней отношения, ответил Роман, - что я не знаю, как связаться с президентом, дело в том, что он пропал и знаете еще что, виноваты в этом, я уверен, Катенька - вы. - Что? Как пропал, когда? – не обращая внимания на его выпад, взволнованно спросила Катя. - Когда? А вот как приехал от вас, Катюша, пометался несколько дней сам не свой, а потом и скрылся в неизвестном направлении и если бы вы пожаловали к нам вчера, я не ручаюсь, что разговаривал бы с вами так же вежливо, как сейчас, но вам повезло, сегодня я добрый потому, что буквально пару часов назад позвонил по просьбе Андрея один человек и сообщил, что с ним все в порядке и что мы можем не беспокоиться. - Какой человек? Откуда? – уже почти кричала Катерина, делая попытку приподняться в кресле. - Некто Сергей Морозов из N, - беззаботно сообщил ей Роман. - Кто? – прошептала Катя, и вдруг, рухнув обратно в кресло, стала как-то странно закатывать глаза и медленно сползать на пол. -Кать… Ка…, - почему-то стал заикаться Малиновский. - «Что это с ней? Она, что в обморок падает?» - сообразил он, наконец, и, бросившись к почти бесчувственной Катерине, вовремя успел подхватить ее на руки. Глава 11. Продолжение. Андрею с первого взгляда его напарник понравился. Щупленький, забавно смущающийся, похожий на студента переростка, парень, обладал весьма умными и лукавыми глазами, которые говорили о нем, как о человеке, знающем себе цену и понимающем, зачем и с какой целью он согласился участвовать в этом довольно опасном мероприятии. К тому же, как оказалось, Петр, так звали молодого ученого – гляциолога, очень хорошо изучил здешние места, и это обстоятельство весьма обрадовало Андрея. Знание гор вообще - это хорошо, но знание местных условий, а еще важнее умение ориентироваться в этих местах – это половина успеха их предприятия. - «Надеюсь, что наша связка будет удачной и не подведет». – Пришел к выводу Андрей, подмечая, как ловко и уверенно, без лишней суеты, Петр укладывает вещи и необходимое оборудование. Его дальнейшее знакомство с молодым ученым, показало, что он не ошибся в своем первом впечатлении. Петр действительно оказался классным парнем, спокойным, выдержанным, очень трудолюбивым и ответственным, а будущие события доказали, что еще и отважным и очень мужественным. Они с помощью военных довольно быстро добрались до места назначения, преодолев большую часть пути на вертолете, а остальную дорогу, уже в горах – на военном внедорожнике, так как в том месте, куда им предстояло добраться, площадки, пригодной для посадки вертолета не было. По ходу дела выяснилось, что и «случайная», непонятно зачем проложенная в ущелье дорога и собственно станция, все это когда-то принадлежало военным, предназначалось для каких-то секретных целей, но, после известных событий потрясших устои государства и его вооруженных сил, некоторое время действительно использовалась, как метеостанция, которая потом и вовсе была законсервирована, по причине отсутствия денег и способных обслуживать эту станцию, специалистов. Прибыв на место, они сразу распределили обязанности, решив, что Петр будет заниматься научным оборудованием, находящимся на станции и тем, что они привезли с собой, а Андрей будет налаживать радиосвязь с центром и их быт. Проведя регосцинировку, Андрей пришел к выводу, что в принципе все складывается очень даже неплохо. Энергии небольшой, работающей на бензине, электростанции вполне должно было хватить на их нужды: связь, освещение, обогрев, а также приготовление пищи и другие насущные потребности. Пока Петр возился со своими железяками и стекляшками, Андрей успел не только развернуть радиостанцию и осуществить первый сеанс связи, подтвердив их благополучное прибытие на место, но и вполне уютно обустроить их жилое помещение и меленькую кухню, которой он даже успел воспользоваться, приготовив им на ужин, самое любимое кушанье всех туристов – кашу с тушенкой и заварив крепкий чай. Пока они с Петром с аппетитом поглощали стряпню Андрея, совсем стемнело, и пошел обещанный синоптиками дождь. Петр нахмурился, прислушиваясь к гулким ударам капель дождя о крышу. - Чует мое сердце, такая погода наделает дел – сокрушенно покачал он головой, совсем не по научному подводя итог их первого вечера в горах. Отступление. - Катенька простите меня Бога ради, - сокрушался Роман, хлопотливо суетясь около только что пришедшей в себя Пушкаревой. Катя, молча, пила воду из предложенного им стакана, и все время устало прикрывала глаза, стараясь при этом глубоко дышать, видимо таким образом она пыталась справиться с последствиями слабости. - Роман Дмитрич, - наконец смогла она заговорить, - пожалуйста, помогите мне как можно быстрее оказаться в N, поверьте это очень важно для меня, а главное это важно для Андрея. - От волнения она не заметила, что перестала называть Жданова по отчеству. - Этот человек, Морозов, я его знаю, и я боюсь, он может навредить Андрею. - Хорошо, Кать, - не стал уточнять Роман, чем и как, по мнению Кати, этот Морозов может навредить, - я постараюсь взять билеты на ближайший же рейс, только, я полечу вместе с вами, и это не обсуждается, – поднял он в предупреждающем жесте руку, пресекая все возможные Катины возражения. Глава 11. Продолжение. Он, обдирая в кровь ладони, из последних сил карабкается вверх, потому, что знает, там, на самой вершине горы – Катя, и он обязательно должен подняться к ней. Он должен быть рядом! Он не может не быть рядом! И вот когда до вершины остается совсем немного, когда необходимо, всего только одно последнее усилие, и он, наконец, увидит Катю, в это момент он теряет равновесие, балансирует какое-то мгновение над пропастью, пытаясь ухватиться за выступ скалы, но не дотягивается до него, срывается и падает вниз... Сердце колотилось о грудную клетку как бешенное, перед глазами плыли разноцветные круги, от пережитого во сне ужаса руки и ноги тряслись, а кожа медленно покрывалась отвратительным липким потом. Андрей сел и пытаясь глубоким дыханием справиться с последствиями пережитого во сне кошмара, внимательно посмотрел на неподвижно лежащего Петра, прислушался к его дыханию – спит или не спит? - «Наверняка я кричал. Слава Богу, с топчана не упал», - усмехнулся Андрей, аккуратно выбираясь из спального мешка. Он встал и, стараясь не шуметь, прихватив одежду, вышел из комнаты. - «Дурак ты, Жданов, ой какой же ты дурак! Пофигу тебе все, да? Весело тебе сейчас? Угу, так весело, что удавиться хочется». Андрей, пытаясь успокоить взбаламученное жутким сном сознание, стоял у открытой двери и судорожно курил сигарету, разглядывая еле видимые в сером мареве дождливого рассвета, очертания близких гор. - «Разве ты мог подумать, что небо подарит тебе такую любовь? Разве ты мог представить, что в твоей жизни появится человек, женщина, ради которой ты не только на вершину заберешься, ты на дно морское спустишься, в огонь бросишься, не раздумывая… Женщина, без которой ты не можешь жить». Открывшаяся вдруг истина ошеломила его. Осознание глубины и силы собственного чувства будоражило и пугало. Как жить с ним, как уместить в сердце этот океан нежности, страсти и безграничной тоски? Успокоиться никак не удавалось и Андрей, бросив недокуренную сигарету, вышел под дождь, подставил лицо под холодные, пахнущие снегом капли и стал терпеливо ждать, когда ледяная вода остудит жар тела и вернет на место помутившееся сознание. Вдруг, сам не понимая почему, он поднял вверх руки с сжатыми кулаки и напрягшись всем телом так, что, казалось, не выдержат и лопнут сосуды, разорвутся мышцы и закипит и без того неспокойная кровь, прошептал. - Я люблю тебя, Катя. И от неистовой силы этого почти безмолвного крика, все замерло вокруг, остановили свое падение, неподвижно повисли в воздухе капли дождя, исчезли все звуки, и, кажется, сама Земля, удивившись искренности и величию человеческого чувства, остановила на мгновение свое вращение. - «Он вернется и поедет к Кате. Он знает теперь, что ей сказать, чтобы она поверила в его любовь, поверила, что он, Андрей Жданов, не может без нее, Кати Пушкаревой жить, что он умрет от горя и тоски, если ее не будет рядом, и он будет бороться за их любовь, потому, что знает, чувствует, о такой любви люди мечтают всю жизнь, посвящают ей стихи, сочиняют музыку, память о ней передают из поколения в поколение, потому, что случается она очень редко, может быть один раз в сто лет».
Cплин: Глава 12. ЗАВТРА Я и в сто тысяч лет ещё имел бы силы Тебя, день завтрашний, предчувствовать и ждать Пусть время тащится, кряхтя, как старец хилый Я знаю, что оно идти не может вспять. День завтрашний придёт. Но ждём мы год из года. Храня огонь и свет, мы бодрствуем и ждём, И наша речь тиха — бушует непогода, И отдаленный гул чуть слышен за дождём. Из глубины ночной, во мраке леденящем Свидетельствуем мы: прекрасен дня расцвет.. Мы жить не в будущем хотим, а в настоящем И потому не спим, чтоб не проспать рассвет. Робер Деснос - Пушкарева, что вы здесь делаете? - как всегда бесцеремонная и до крайности возбужденная, Воропаева без стука ворвалась в президентский кабинет. - Чего тебе, Кира? – чуть ли не в голос, застонал Роман. - Что здесь происходит, Роман, я не понимаю? - Я еще раз спрашиваю тебя, Кира, что тебе от меня надо, ты не видишь, я занят? - Вот только не надо со мной так разговаривать, - еще на несколько нот повышая и без того визгливый голос, и истерично заламывая руки, закричала Кира. - Ты, кажется, забыл, что я не только акционер компании, я еще и невеста ее президента, Андрея Жданова. Роман резко повернулся к Кате, инстинктивно испугавшись ее реакции на провокацию Воропаевой, но, заметив, как весело блеснули Катины глаза, успокоился. - А ты не много на себя берешь, Кирочка? Ироничный тон Малиновского, а может быть откровенное равнодушие к ней и ее словам, которые читались в глазах Пушкаревой, видимо несколько остудили ее горячую голову и Кира уже гораздо сдержаннее, объяснила Роману цель своего визита. - Мне нужно срочно поговорить с тобой, наедине, - она выразительно посмотрела на Катю. - Кира Юрьевна, я уже ухожу, - Катя поставила стакан на стол и обратилась к вице-президенту. - Мы с вами обо всем договорились Роман Дмитрич, я буду ждать вашего звонка. - Хорошо, Екатерина Валерьевна, позвольте, я вас провожу. - Не нужно, я найду дорогу сама, - Катя встала и направилась к двери. - Нет, нет, что вы, - Малиновский подскочил и галантно распахнул перед Пушкаревой дверь, - я провожу. - Кира, - выпустив Катю из кабинета, обернулся он к немного растерявшейся самозваной невесте президента, - подожди меня пять минут, посмотри пока, - он кивнул головой, указывая на маленький столик, - журналы, тот, что лежит сверху, я думаю, тебе очень понравится. Отступление. Никогда еще Маргарита не чувствовала себя такой беспомощной и растерянной и все благодаря Пушкаревой, а кому же еще? Если бы не эта пронырливая особа, все бы в ее жизни было так, как надо. Андрей непременно женился бы на Кире, уж она бы костьми легла, а добилась бы его согласия, и все – дальше только безоблачная, богемная жизнь. Ах, как она любила все эти подводные течения с виду размеренной, легкой светской жизни, все эти ее тайные движущие силы, целью которых было достижение любой ценой славы и успеха, а мотором – зависть, одно из самых низменных, но и одно из самых действенных человеческих качеств. Размышляя о том, как вернуть себе, потерянные бразды правления в семье, как правильно сложить, этот семейный кубик Рубика, она машинально проводила в гостиной легкую уборку, расставляла по местам вещи, укладывала стопочкой журналы, когда яркая обложка одного из них, привлекла ее внимание: «Княгиня Ольга Урусова вернулась на родину своих предков» Маргарита внимательно всмотрелась в гордый профиль знатной француженки. «Кому-то в жизни везет», - вспомнила она прочитанную несколько дней назад статью, посвященную заявленному на обложке событию. - «Надо же, отыскала внуков в России», - снова удивилась она, вспомнив содержание этой статьи, - «да, этим внукам действительно повезло, но таких счастливчиков на свете единицы, а как быть остальным, тем, которым фортуна если и улыбается иногда, то только после того, как натрешь кровавые мозоли, крутя ее колесо». Маргарита устало опустилась в кресло, продолжая машинально удерживать в руках глянцевый журнал, и погрузилась в невеселые воспоминания. Сколько она себя помнила, все в ее жизни давалось ей с огромным трудом. Родилась она в маленьком заштатном городке, в семье скромных, ничем не выделяющихся из общей массы, фабричных рабочих. Родители ее, хоть и были добрыми людьми, жили скучной размеренно-унылой, нищей жизнью, которая и ей, по всему видать, предназначалась по наследству. С этим Рита была категорически не согласна и однажды, побросав в допотопный чемоданчик кое-какие вещи, она убежала из родительского дома в столицу. Покорить Москву – вот задача, которую она себе тогда поставила. Марго, грустно вздохнула, вспоминая наивную девчонку, решившую, что достаточно ей будет выйти из вагона поезда на Курском вокзале и вся Москва замрет, ошеломленная ее приездом. Глупая дурочка. Сколько ей пришлось пережить, прежде чем у нее появился «постоянный кусок хлеба», сколько она голодала, мучилась, не имея крыши над головой, сколько унижалась сама и терпела унижения от других, прежде чем стала тем, чем стала… - «И, что, опять начинать все сначала? Опуститься на самое дно?» - ей стало дурно от одного только предположения, как на ее семью будут смотреть в их кругу, если Андрей осуществит задуманное и женится на этой Кате. - «Нет, я не зря положила полжизни на то, чтобы выбиться «из грязи в князи», и я не позволю, никому не позволю, уничтожить мою жизнь». Маргарита решительно встала, проверила на месте ли листок с адресом Пушкаревой, добытым для нее начальником отдела кадров Урядовым, и быстро набрала номер телефона. - Такси? Я хочу заказать машину… Да, сейчас. Записывайте адрес. Глава 12. Продолжение. - Кир, - вывел ее из задумчивости Роман, – ты хоть понимаешь, что «насильно мил не будешь»? - Я люблю его, - с отчаяньем произнесла Воропаева, - я всю жизнь люблю его, а он… Что он нашел в ней? За что он любит ее? – Кира вдруг вскочила, и стала размахивать перед лицом Романа открытым журналом, - за то, что она княгиня, аристократка? – в голосе Киры звучало откровенное презрение к ненавистной сопернице. Роман молча подошел к ней, молча забрал из ее рук журнал, а потом так же молча взял за руку подвел и усадил в кресло. - Любят ни за что, Кира, а просто, потому, что любят и, насколько я понимаю, вот это, - он показал на журнал, - единственное, что Андрею в Пушкаревой не нравится, и это же, - он ткнул в яркую обложку пальцем, - я уверен, очень понравится Маргарите, когда она рано или поздно обо всем узнает, и тогда, Кира, тогда у тебя не будет больше соратников в борьбе за Андрея, и ты останешься одна. - Зачем ты мне все это говоришь? – голос Киры опустился до самых низких глухих нот. - Затем, дорогая моя, что тебе необходимо, наконец, понять, что Андрей Жданов – это не переходящий приз, что любить – это не значит ненавидеть всех и вся, и что в жизни, в твоей жизни, Кира, должно быть что-то настоящее, а не только бесконечна погоня за призраком и слепое подчинение Маргарите. Ты достойна большего, чем быть посмешищем в глазах окружающих, пытаясь, всеми правдами и неправдами, заполучить в мужья, прости, абсолютно безразличного к тебе мужчину. - Да, все я понимаю, Ром, - наконец-то, преодолев, надолго обосновавшуюся в кабинете тишину, вновь заговорила Кира, - я все понимаю, только я не понимаю, как мне жить дальше, - вздохнула она, - уволиться, что ли из Зималетто и уехать куда-нибудь? Отступление. Дверь ей открыла пожилая скромно одетая женщина. - Добрый день, - приклеив на лицо холодную улыбку, высокомерно-отстраненно, как она всегда разговаривала с простолюдинами, приветствовала ее Маргарита. - Добрый, - мягко улыбнулась ей в ответ старушка. - Могу я видеть Катю? – поинтересовалась Жданова. - Внучки сейчас нет дома, но она скоро придет, - радушно ответила ей, как стало понятно, Катина бабушка. – Если вы хотите вы можете ее подождать, - и она отстранилась, пропуская Маргариту в прихожую. - Спасибо, - продолжая улыбаться, Марго воспользовалась приглашением и вошла в квартиру, с интересом разглядывая ее. - «Да уж, воистину, скромненько, но чистенько», - подумала она с брезгливостью рассматривая дешевые обои и убогую сиротскую обстановку Катиной квартиры. – «Боже, какая бедность». Видимо ей не удалось скрыть посетившие ее мысли и ощущения и они отразились на ее лице. Маргарита сразу поняла эту свою ошибку, когда вновь посмотрела на Катину бабушку, и увидела в ее внимательном пытливом взгляде не прежнее благодушие, а суровое недоумение и даже холодное отторжение. - «А вы не так-то просты, как кажетесь, сударыня», - поняла Маргарита, и постаралась загладить свою «вину» показным радушием и доброжелательностью. - А может это и к лучшему, что Кати нет дома, я думаю, мы с вами быстрее поймем, друг друга, - меняла она на ходу свои планы. - Ну, если я смогу вам чем-то помочь… Прошу, - старушка широким жестом пригласила ее на кухню. - Мы с вами не познакомились, - стараясь, больше не обращать внимание на окружающую обстановку, присела на предложенный стул Марго. - Маргарита Рудольфовна Жданова, - представилась она, - а вас как, извините, величать? В сидящем напротив нее человеке, что-то мгновенно изменилось, Марго вдруг почувствовала, что перед ней не скромная старушка, а сильная, волевая женщина, от выражения лица которой - легкой улыбки на губах и какой-то странной непонятной насмешки, читаемой в глазах, ей стало не по себе. - Ольга Владимировна, - сухо произнесла женщина, прямо глядя ей в глаза. Глава 12. Продолжение. - «Как же так? Как ты мог совершить такую непростительную ошибку? Всегда считал, что умеешь разбираться в людях, а тут…» Павел с восхищением смотрел на подготовленные Катей документы и вспоминал всю историю своих отношений с Пушкаревой. Вспомнил, как доверчиво относилась к нему Катя с самого начала, когда только пришла работать в Зималетто, как искренне была благодарна ему за помощь брату, как старалась с педантичной точностью исполнять все его поручения. - «Милый, добрый, светлый человек, но, а кроме этого, еще и потрясающе талантливый профессионал». Павел еще раз открыл одну за другой несколько папок лежащих на столе. - «Нет, одного профессионализма, чтобы свернуть такую гору работы, мало, тут, что-то еще. А чего гадать, что еще, и так все ясно. Вот тебе и хищница, вот тебе и охотница за чужим приданным. Ох, Марго, Марго… А ты и сам хорош, испугался за свои капиталы, из-за этих денег, будь они прокляты, совсем человеческий облик потерял, сыну чуть жизнь не сломал, девочку ни за что жестоко обидел». Он вспомнил последнюю встречу и разговор с Катей, как она смотрела на него, когда он сообщил ей, что она уволена, сочувствующе смотрела, как на тяжело больного, вспомнил, как изменилось ее лицо, когда она поняла смысл мерзких не сказанных им в слух слов. - «Да, Жданов, оскотинился ты, в ублюдка какого-то превратился». Павел прикрыл глаза и долго сидел не двигаясь, пытаясь справиться с негативными эмоциями и успокоить расшатавшиеся нервы, а затем попросил секретаря соединить его с вице-президентом. - Роман Дмитрич, зайди ко мне, разговор есть. Отступление. - Так о чем вы хотели со мной говорить, Маргарита Рудольфовна? – прервала затянувшееся молчание Катина бабушка. - Вы понимаете, - уже без прежней уверенности в успехе своей мисси заговорила Марго, - у вашей Кати и моего сына Андрея в прошлом, недавнем прошлом были отношения. Они, насколько я знаю, расстались, но мой сын, он никак не может прейти в себя после всего случившегося, понимаете? - И что вам нужно от моей внучки? - Я хотела попросить Катю, как-то повлиять на Андрея, объяснить ему, что между ними все кончено, чтобы он, наконец, забыл всю эту нелепую историю. Я уверена, если Катя ему сама все скажет, он обязательно ее послушается и вернется домой. Ольга Владимировна резко встала, вынуждая собеседницу последовать ее примеру. - Значит вам мало того, что вы бесцеремонно вмешались в жизнь моей внучки, мало, что вы несправедливо обидели ее, вы еще хотите впутать ее в свои интриги. Маргарита, откровенно напуганная неожиданным отпором, неловко топталась, отступая к двери и желая только одного - быстрее покинуть этот негостеприимный дом. - Я не в праве указывать, - продолжала между тем свою отповедь Ольга, - как вам обращаться со своим сыном, хотя хочу заметить, я впервые сталкиваюсь с таким бессердечным отношением матери к собственному ребенку, но это ваш сын и ваши отношения, что же касается моей внучки, ее счастье и ее покой для меня самое главное в жизни и я сделаю все, чтобы она была счастлива и спокойна. - Могу, я хотя бы с ней поговорить и узнать, где от нас прячется мой сын? – взмолилась перепуганная Марго. - Нет, никаких разговоров с моей внучкой у вас не будет. - Но, почему? – недоумевала ошеломленная Маргарита. - Потому, что в моей семье я решаю, кто с кем может говорить, и потому, что я никому не позволю обижать свою внучку. Женщина высоко вскинула голову и, властно посмотрев на свою собеседницу, замолчала, давая ей тем самым понять, что считает разговор оконченным и, в этот самый момент, Маргарита узнала ее. Перед глазами возник недавно виденный ею гордый профиль знатной женщины, запечатленной на обложке журнала. - Вы княгиня Урусова? - неожиданно для себя и почему-то шепотом спросила она. - Да, я княгиня Ольга Урусова и будем считать вашу аудиенцию на этом законченной. Глава 12. Продолжение. - Роман, ты уверен, что с Андреем все в порядке, и мы можем не беспокоиться? - Уверен, Павел Олегович, просто там, где Андрей сейчас находится, нет мобильной связи, - заверил Малиновский, клятвенно приложив к груди руки. - Я так понимаю, что спрашивать тебя, где он сейчас находится, смысла нет? - Он уже скоро возвращается, – уклончиво ответил Роман. - Ладно, конспиратор, - усмехнулся Павел. - Что ты думаешь по поводу этих документов? Ты их, конечно, уже изучил, - он показал глазами на лежащие на столе бумаги. - Класс, Катерина просто гений! – воскликнул Роман и сам себя осадил, сообразив, что такая бурная реакция может шефу не понравиться. - Я тоже так думаю, - вздохнул Павел, фирменным ждановским жестом задумчиво потирая виски. - Кажется, настала мне пора исправлять свои ошибки. Как думаешь, не поздно? – Павел взял со стола еще одну оставленную Андреем папку с документами на все принадлежащее ему ранее имущество. - Ошибки исправлять никогда не поздно, - без намека на иронию, совершенно серьезно заметил Роман. - Мне нужно поговорить с Катей, ты знаешь, как ее найти? - Павел Олегович, - Роман на секунду замялся, видимо сомневаясь, говорить или нет, - мы завтра вместе с Катей летим к Андрею.
Cплин: Глава 13. Где та, чей взгляд мне светит и в разлуке Среди чужих и равнодушных скал? Где смех, который в сердце проникал, Где слов ее чарующие звуки? И этот взор, источник сладкой муки, И эти губы, цветом как коралл, Среди которых снег зубов сверкал? Где золото кудрей, и лоб, и руки? Красавица! О, где ты в этот час? Зачем томлюсь я в неизбывном горе И сердцем рвусь к тебе, к тебе одной? Не отвращай лучистых темных глаз От верного одной своей сеньоре. Ответь: где ты, зачем ты не со мной? Луис Камоэнс - Дамы и господа, пристегните ремни безопасности. Наш самолет… Катя выполнила указание стюардессы и отвернулась к иллюминатору. Слышно было, как рядом с ней немного повозился и затих Малиновский. В ранних утренних сумерках на землю падал снег. На секунду ей показалось, что это пушистые перья, упавшие с крыльев огромной, пролетающей где-то высоко-высоко над землей, сказочной птицы… Она закрыла глаза, пытаясь справиться с собой и чувствами переполнявшими ее. Неужели все возвращается? А ведь еще недавно ей казалось, что она уже разучилась мечтать. - «Господи, все повторяется, я снова сижу в самолете, и снова падает снег. Только теперь я улетаю не от него, а к нему. Андрей, милый мой, любимый мой Андрей, как я же хочу поскорее увидеть тебя, услышать твой голос, я так устала быть без тебя, у меня все валится из рук, я перебила в доме все чашки, я…», - она почувствовала, что на глаза вот-вот набегут непрошенные слезы, и постаралась взять себя в руки. - «Ну вот, не хватало еще только разреветься». Отступление. Дневник Андрея, если так можно назвать сделанные им мелким почерком записи в карманном блокноте. Прим. автора Петька сидит, делает какие-то расчеты, бубнит себе что-то под нос, а мне скучно, я свои обязанности уже выполнил: обед приготовил, ученого накормил, посуду помыл, теперь до вечернего сеанса связи и ужина – абсолютно свободен, вот и решил, буду писать путевые заметки, т.с. воспоминания непутевого путешественника. Вру. Мне так грустно без тебя, Кать, я так жутко скучаю, вот и подумалось, может хоть немного легче станет. Только сейчас понял - это же как «Белое солнце пустыни», помнишь знаменитые письма? «Здравствуйте разлюбезная моя Катерина Валерьевна…», а что, мы ведь с товарищем Суховым в одинаковом положении, только он по своей Катерине в пустыне страдал, а я в горах. Какие-то неуклюжие шутки у меня получаются, прости, Кать. Вчера был наш первый «рабочий день» и большую его часть мы провели, как говорится, на свежем воздухе. Прошли где-то около трех километров по леднику до самой его вершины, ставили контрольные вешки, это, как я понял, для того, чтобы потом следить за его подвижками. А ты была права, Кать, природа здесь потрясающая. Знаешь, когда мы оказались на самом верху, на плато, у меня дух захватило от увиденного. Скалы, похожие на «башни», «пирамиды» или «клыки», глетчеры, со всех сторон языками нависающие над котловиной, извилистые линии водных потоков стекающих с гор и наполняющих реку, стремительно бегущую по дну ущелья, мощные трещины - следы землетрясений и повсюду выбивающиеся из каменистых нагромождений минеральные источники, окрашенные яркой, золотисто-желтой или охряной краской. Весь этот «потусторонний» вид, напомнил мне роман Конан Дойля «Затерянный мир». Не знаю, рассказывая мне о природе Забайкалья, имела ли ты в виду Становое нагорье, Кодар, но я, повидавший много красивых мест, готов с тобой согласиться, такой красоты - я нигде не видел. Только не радует меня ничего, Катенька, потому, что ничего мне без тебя не надо, никакой красоты, мне без тебя и белый свет не мил, любимая моя. Сколько же еще мне мучиться? Глава 13. Продолжение. Вообще-то, причин для слез сегодня было предостаточно, столько волнений. Один приезд Павла Олеговича, чего стоил. Катя украдкой посмотрела на мирно дремавшего в соседнем кресле Романа. - «Наверняка, его работа. Интриган. Хотя…», - она глубоко вздохнула, вспоминая все, что произошло в аэропорту. Когда Катя неожиданно увидела подходившего к ним с Малиновским Павла Олеговича, то почему-то страшно испугалась. Жданов, наверное, понял это и сразу постарался ее успокоить. - Катя, не волнуйтесь, пожалуйста. Мне очень нужно поговорить с вами, вы не откажете мне? Роман, как ей тогда показалось, не меньше нее удивившийся внезапному появлению Жданова-старшего, как-то неловко раскланялся с ним и, сославшись на какие-то свои срочные дела, быстро ушел. Пытаясь справиться с паникой охватившей ее при виде отца Андрея, и взять себя в руки, Катерина молча вглядывалась в усталые глаза, когда-то казавшегося ей таким добрым и таким справедливым, человека. В тот, ее последний день в Зималетто, именно он, Павел Олегович, обидел ее больше всего, почему она так чувствовала, Катя не смогла бы объяснить, может быть потому, что на Андрея, как бы он ни был виноват, сердиться у нее не было сил, Маргариту и Киру, она, как женщина, хорошо понимала, а вот жестокость Павла, понять и простить не могла. - Кать, - обратился к ней Жданов, после того как они отошли в сторону от скопившихся у стойки и еще не зарегистрировавшихся взволнованных пассажиров, – я прошу вас, выслушайте меня, пожалуйста. Катя, вдруг заметив проступающие красные пятна на его лице и шее, нервно дрожащие и не находящие покоя руки, поняла, что Павел Олегович и сам очень сильно волнуется, и тут же, вспомнив, что у него больное сердце, забыла сразу обо всех своих обидах. - Павел Олегович, не волнуйтесь, я слушаю вас. Последующие слова Жданова, доказали ей - отец Андрея не может быть плохим, несправедливым человеком, и слава Богу, что, эта вера, еще живущая где-то глубоко в ее сердце, не умерла под гнетом несправедливых обид. - Катя, я знаю, на фоне всего случившегося, особенно, после того как мы с Маргаритой Рудольфовной узнали о вашем новом статусе, вашем знатном происхождении, все мои слова могут показаться вам неискренними, вы можете подумать, что нами правит только голый расчет, и хотя это далеко не так, Катя, простите, но то, что вы о нас подумаете, сейчас неважно. Я мог бы попытаться убедить вас, в том, что наши помыслы, не так уж циничны, но я повторю – это сейчас неважно, сейчас важно совсем другое. Важно, чтобы вы встретились с Андреем, и чтобы у вас все было хорошо. Катя, мы с Марго очень любим сына и очень благодарны вам, что, не смотря ни на что, вы продолжаете верить Андрею. Мы, к сожалению, слишком поздно поняли, насколько серьезные у вас с ним отношения и какая катастрофа угрожает нам всем, если… Павел вдруг замолчал, видимо, пытаясь справиться со своими чувствами. - Я хочу, чтобы вы знали одно, Катя, мы с Марго не изверги и не потерявшие человеческий образ снобы, просто наша жизнь складывалась так, что мы разучились, как это не прискорбно, верить людям. Павел опять замолчал, сокрушенно качая опущенной головой, а потом выпрямился и прямо посмотрел ей в глаза. - Я глубоко раскаиваюсь в том, что обидел вас, каковыми бы причинами я не оправдывался, то мое поведение никак не оправдывает меня. Простите меня, Кать, простите нас, если сможете. Отступление. Собирался писать путевые заметки, а сам… Прости, Катюш, некогда было, да и к концу дня уставал так, что еле до подушки добирался. Спросишь, чем занят был? Скажу, мне скрывать нечего. Целыми днями таскал по горам Петькины железяки. Так ему ж паразиту мало было, что я их на себе волок, он норовил еще и выбрать места, где их устанавливать надо было, самые неудобные и самые недоступные. Все дни напролет, то по стенкам лазил, то в трещины спускался. Вот так и живем, Кать. Хочешь, я расскажу тебе, чего мы здесь собственно торчим, вот уже вторую неделю? Понимаешь, так здесь природа все интересно организовала, что эта котловина, в которой мы сейчас с Петром находимся, напоминает огромную круглую чашу, в которую со всех склонов стекает вода, и если бы не «дыра» с одной стороны в этой чаше, она очень быстро бы наполнилась до краев. Так вот, тот пресловутый ледник, по которому мы ползали в первый день, если он сорвется с горы, а это вполне при такой погоде, возможно, он как раз и перекроет как плотина ту «дыру», о которой я тебе говорил, чаша заполнится, а потом рано или поздно это озеро, рухнет в долину, сметая все на своем пути. Представляешь, что тогда будет? Вот, для того, чтобы вовремя заметить эту опасность, мы с Петькой, тут и сидим. Вообще-то я рад, что все эти дни так уставал, потому, что хоть и ненадолго, но это отвлекало меня от мыслей о тебе, о себе, о том, что с нами будет, ведь если честно, я Кать, волком выть готов от тоски. Вот говорят, что мужики не сентиментальны, что им все до фонаря. Дураки так говорят, Кать, или те, кто не любил никогда. Я знаю, теперь я очень хорошо знаю, что это значит - любить по-настоящему. Это значит, смеяться и плакать одновременно, чуть ли не грызть от злости зубами камни и тут же хотеть целовать робкие нежные ростки, пробивающиеся между ними, вспоминать с упоением мгновения счастья и сходить с ума от ревности и неведения, волноваться о здоровье любимой больше, чем о своей жизни и мечтать, мечтать, мечтать о скорой встрече. Видишь, Катенька, каким я стал сентиментальным? Это потому, что я люблю тебя, люблю больше всего на свете, больше своей жизни люблю. Глава 13. Продолжение. Вспоминая слова Павла Олеговича, Катя только сейчас поняла: - «Он сказал, что им известно о моем знатном происхождении, интересно, откуда он об этом узнал?» - она опять недружелюбно покосилась на Романа. - «А ведь мне говорил, что не рассказывал об этом никому, неужели обманул?» - Кать, - сидевший с закрытыми глазами и, казалось, не замечавший ее взглядов, Малиновский вдруг резко повернулся, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. – Что вы меня гипнотизируете? - несколько раздраженно поинтересовался он, - хотите о чем-то спросить – спрашивайте. - Хочу, - в тон ему ответила Катерина. - Вы разболтали Ждановым, что я…, - она замялась, пытаясь найти подходящие и не слишком громкие слова. - Княжеского происхождения, вы хотите сказать? – опередил ее Роман. - Да. Вы же сказали, что никому об этом не рассказывали. - Кать, - вздохнул Малиновский, - о том, французском журнале, я действительно никому не рассказывал, кроме Андрея, конечно, но после вашего возвращения, об этом трубят все российские издания, не заметили? Или вы думаете, что Ждановы читать не умеют? Катя бросила еще один недовольный взгляд в сторону слишком проницательного вице-президента и отвернулась к окну. - «Конечно, он прав, такое событие, как возвращение на родину княгини Урусовой пресса не могла оставить незамеченным». Воспоминания о бабушке заставили ее загрустить. - «Как там она? Слава Богу, что хоть не одна осталась, что Полин с ней. Бабушка, бабушка, как хорошо, что ты у нас с Колей есть, только вот внуки у тебя нерадивые, столько волнений тебе доставляют, особенно я, непутевая» Отступление. Кать ты знаешь, что тебе достался самый бестолковый и самый непутевый муж на свете? Эти я про себя, Кать. Ну, вот скажи мне, как можно было не додуматься, что здесь в горах мобильная связь не работает. Вот теперь сижу и тихонечко схожу с ума. Как тебе сообщить, что мы здесь застряли, ну не Морозова, же просить с тобой созвониться? Одна надежда на Романа. Кать, вообщем, то, о чем я тебе говорил, случилось. Несколько дней назад Петр заметил, что на леднике появились опасные трещины, я, конечно же, сразу сообщил об этом в штаб, а позавчера ночью нас разбудил страшный грохот, мы выскочили из дома, но разобрать в темноте было ничего невозможно, пришлось ждать до утра и, хотя мы и представляли, что должны увидеть, масштабы увиденного, превзошли все наши ожидания. Представляешь, Кать, в одно мгновение, живописная даже сейчас, зимой, долина превратилась в огромный грязный сугроб, перегородивший не только выход из нее, но и заполнивший ее саму, чуть ли не до самого верха, во всяком случае, от нашего дома, до дна ущелья, теперь не пара сотен метров, а всего пара десятков, удивительно как нас еще не накрыло. Кать, о том, что уехать теперь, не может быть и речи, ты же понимаешь, когда вся эта масса снега напитается водой, а это может произойти очень скоро, дожди идут не переставая, она понесется вниз, круша все на своем пути. Мы должны быть здесь и контролировать происходящее. От нас, в том числе и от нас, жизни людей зависят. Кать, вот пишу все это, а подленькая, трусливая мыслишка так и норовит вылезти из черного сознания. А может быть, ты уже и не вспоминаешь обо мне, может тебе совсем безразлично, где я и что со мной? Я гоню ее, Кать, правда, гоню, я верю тебе, и всегда буду верить, что ты любишь меня, я ведь слишком жестоко наказан за свое неверие. Кать, я знаешь, в чем хотел тебе еще признаться? Ты будешь удивляться, но меня никто, кроме тебя, никогда не любил. Раньше мне казалось, что меня любят отец и мама, а теперь я не знаю. А женщины, нет Кать, я уверен, никто из них меня не любил, за меня хотели, прости за откровенность, выйти замуж, хотели, чтобы я заботился, оказывал внимание, но никто и никогда не жалел меня и не думал обо мне. Вот ты удивлялась, что я так реагирую на твои вопросы: - Тепло ли я одет? - Что я хочу на ужин? - Как себя чувствую? Ведь для тебя, это так естественно – заботиться о близком человеке, переживать о его здоровье, а я еле сдерживал слезы, так мне было хорошо и тепло рядом с тобой. Я знаю, ты даже уходила от меня, думая не о себе, а обо мне. Кать, но ведь ты вернешься, правда, ведь вернешься, да, Кать? Я без тебя пропаду. Прости меня, Кать. Глава 13. Продолжение. - Кать, - Роман осторожно коснулся ее руки. - Да, Роман Дмитрич, - самой себе, напоминая неукротимую воительницу-амазонку, повернулась она к Роману и поймала его доброжелательный, и даже заискивающий взгляд. - Кать не сердитесь, поймите, я ведь тоже переживаю, ведь Андрей для меня больше чем друг, он мне как брат, я ему жизнью обязан. Да, - ответил он на ее молчаливый, отразившийся в глазах, вопрос. - Это было несколько лет назад, во время нашего последнего с Андреем восхождения. Мне тогда не повезло, я сорвался со скалы, сильно ударился о стену, потерял сознание, а Андрей, он не только смог удержать меня, разодрав при этом до кости плечо, он смог достать меня зависшего, еле живого, до сих пор ума не приложу как, из этой проклятой пропасти и спас мне жизнь. Я потом долго в больнице лежал, лечил поврежденную спину, а Андрею врачи с тех пор запретили большие нагрузки, сердце у него оказалось слабое, видимо наследственное это у них, а он, дурак, опять в горы полез. - Куда? – вскинулась встревоженная Катерина. Роман, поняв, что проболтался и нарушил данное Андрею обещание не говорить его близким, где он находится, лихорадочно попытался найти выход из создавшейся ситуации. - Роман, не молчи, ты знаешь, где он, говори немедленно, - закричала, Катя, привлекая к ним всеобщее внимание пассажиров авиалайнера. Отступление. Только бы один раз, один только еще раз заглянуть в твои бездонные глаза, утонуть в их нежности, только бы на секунду коснуться губами твоего лица, на мгновение сжать тебя в своих объятьях. Я люблю тебя, Катя. На этом записи обрываются. Прим. автора.
полная версия страницы