Форум » Ваши Фанфы по НРК » Большая Любовь Андрея Жданова, часть 1, мелодрама Автор: Сплин » Ответить
Большая Любовь Андрея Жданова, часть 1, мелодрама Автор: Сплин
Cплин: Название: «Большая Любовь Андрея Жданова» Автор: Сплин Рейтинг: PG-13 Пейринг: Андрей/Катя Жанр: мелодрама Герои: герои НРК (с измененными биографиями) и не только они. Это история о встрече и расставании, о любви и предательстве, о разочаровании и о надежде …, это история о жизни. Пролог. 30 декабря 2005 года. (Один месяц и двадцать пять дней с начала истории) - Дамы и господа, пристегните ремни безопасности. Наш самолет…. Катя машинально выполнила указание стюардессы и отвернулась к иллюминатору, почти коснувшись лбом толстого стекла. В подслеповатых сумерках на землю крупными хлопьями падал снег. На секунду ей показалось, что это пушистые перья, упавшие с крыльев огромной, пролетающей где-то высоко-высоко над землей, сказочной птицы, укрывают землю белоснежным свадебным нарядом. - «Как в НАШ день». – Она тяжко вздохнула, прикрыв глаза и почти позволив себе окунуться в дорогие воспоминания, но тут же резко выпрямилась, отвернулась от окна и даже опустила на нем жалюзи. – «Нет!» - одернула она себя. – «Хватит мечтать! Домечталась уже. Не смей даже вспоминать о нем. В твоей жизни больше нет, и никогда не будет, ни Зималетто, ни Андрея Жданова». Она попыталась отвлечься, подумать о чем-нибудь другом, но сердце-предатель, все изнывало щемящей болью, все сожалело о несбыточном, все напоминало об ушедшем и неповторимом. И так мучительно захотелось хоть на мгновение вернуть потерянное счастье, увидеть любимое лицо, заглянуть в озорные глаза, прикоснуться кончиками пальцев к черным и блестящим как антрацит волосам, услышать ласковый манящий голос…. - «Хватит! Прекрати! Сколько раз ты должна повторить себе, что НЕТ! чистого, светлого, доброго, любящего Андрея Жданова. Нет! Это только плод твоей фантазии. Есть бездушный, жестокий, циничный, чужой тебе человек, насмеявшийся над тобой и растоптавший тебя и твои чувства». Она отчаянно пыталась бороться с подступающими к глазам горькими слезами. – «Я хочу забыть его как страшный сон…. Но как? Как это сделать?» Самолет оторвался от взлетной полосы и, резко набирая высоту, стал уносить ее, прячущую от посторонних взглядов красные от бесконечных слез глаза, в заоблачное будущее, оставляя, как ей хотелось думать навсегда, за своим бортом безжалостное, безнадежное и незабываемое прошлое. Катя закрыла глаза и прислонила отяжелевшую голову к спинке кресла. - «Завтра новый год. Что принесет он нам? Коля, Коленька, какой страшный, какой незабываемый год мы с тобой пережили. Ты прав. Нам нельзя расставаться. Теперь мы будем вместе. Что ждет нас? Какие еще испытания? Я так надеюсь на лучшее. Мы столько с тобой вынесли. Милый мой Коленька, я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Мне ничего не нужно. Только бы тебе было хорошо. Ты – единственная моя любовь и единственная надежда. Самый дорогой для меня человек, единственный родной и близкий. Скоро, уже совсем скоро мы встретимся и больше не расстанемся никогда». Человек странное существо, как бы ни была горька боль его потерь, как бы после тяжких испытаний не представлялась кощунственной сама мысль о счастье, неизменно наступает момент, когда «ледяная пустыня» в его душе начинает таять и, на, казалось бы, уже «мертвом поле», появляются первые ростки новой жизни и новой надежды. Глава 1. 5 ноября 2005 года. (Начало истории) «Влечение души - порождает Дружбу, Влечение ума - порождает Уважение, Влечение тела - порождает Желание, Соединение трех влечений - порождает ЛЮБОВЬ» Древнеиндийский трактат «Ветка персика» - «Теперь я понял, что означает выражение «устал как собака». Пропади ты пропадом, Малиновский со своими вечеринками и модельками». - Андрей беззлобно усмехнулся. – «Уходили чуть не до смерти, чертовки, а впрочем…», - подумал он, лениво расправляя плечи. - «Кажется, это я сам себя «уходил». Тело приятно ломило, хотелось потянуться, размять напряженные мышцы, но в узком пространстве автомобиля, да еще во время движения благоразумней было этого не делать. Приходилось терпеть и мечтать о том, как приедет домой, заберется под душ, потом, уляжется на свой любимый диван, и будет наслаждаться телевизором, покоем и хорошим виски. Андрей Павлович Жданов, 30 лет отроду, молодой бизнесмен, обворожительный красавец и восходящая звезда большой московской тусовки, возвращался домой после бурно проведенной в элитном клубе «грешной пятницы» с сауной и массажем, организованной специально для него, закадычным другом и партнером по бизнесу Романом Малиновским. Приятные во всех отношениях воспоминания располагали к приятным мыслям. - «Как хорошо, когда все хорошо. Отец, слава Богу, здоров и бодр. Мама не нарадуется на него и, судя по телефонным разговорам, счастлива. В бизнесе дела идут благополучно. Девушки любят», - он опять улыбнулся, вспомнив устроенное Романом «грехопадение» и развеселый вечер. – «Вообщем «горизонт чист, на небе ни одного облачка», и нет ничего, что омрачало бы его замечательную жизнь». Дорога как раз проходила мимо их семейной фирмы Зималетто, президентом которой он имел честь быть уже три месяца. Повернувшись, Андрей с гордостью посмотрел на внушительное офисное здание, и заодно выхватил взглядом одинокую фигурку женщины, стоявшей на автобусной остановке. - «Это, что еще за чудо-юдо? Пушкарева? Что она здесь делает так поздно?» Две мысли одновременно пришли в голову. Как на светофоре: - красная. – «Остановись. Помоги. Это все-таки твоя сотрудница», - и вторая – зеленая. – «Ты никого не видел потому, что очень хочешь поскорей оказаться дома». Он уже склонялся к «зеленой» мысли, но совесть опередила сознание и руки самопроизвольно затормозили, остановили, сдали назад и открыли дверцу рядом с пассажирским сидением. - Катя! – позвал он девушку, пытающуюся спрятаться от резких порывов ледяного ветра в складках пушистого шарфа. - Катерина Валерьевна! – Раздражение, которое он испытывал каждый раз, когда встречался с этой неприятной особой, уже просочилось «из-под кожи» в сознание и заставило его пожалеть о необдуманном поступке. Катя повернулась и, наконец, заметила остановившуюся рядом шикарную иномарку. Она сделала несколько робких шагов и заглянула в салон автомобиля. - Андрей… Палыч, это вы? - Я, собственной персоной. Ну что вы стоите, Катерина? Быстро садитесь в машину. Девушка все еще продолжала удивленно его рассматривать, не решаясь последовать приглашению. - Катерина Валерьевна, - стараясь казаться спокойным, обратился он к ней. - Вы хотите, что бы я замерз с вами за компанию? Садитесь, наконец, в машину, – повысил он голос. Катя улыбнулась, и неуклюже забралась на сидение. - Добрый вечер, Андрей Палыч. - Добрый, – сказал он в слух, а про себя подумал. - «Был. Пока вы не попались мне на дороге и не испортили его». – Куда прикажете доставить? Она тихо назвала адрес и, заранее поблагодарив, отвернулась к окну. - «Вот ведь досталось «наследство» от папы. Абсолютно не знаю как себя с ней вести. Хорошо хоть отвозить ее недалеко. Молчит. Уставилась в окно. Хоть бы сказала что-нибудь». Андрей бросил недовольный взгляд в сторону своей пассажирки. - А почему вы так поздно задержались на работе, Катя? Андрей почувствовал, что она не ожидала такого прямого вопроса, растерялась и сейчас лихорадочно думает, что ответить. - «Ну-ну, Катенька, что же вы скажете себе в оправдание?» - он с удовольствием наблюдал ее замешательство. - Я работала…. - «Как мило». – Звучит жизнеутверждающе, Катенька. Только я не припомню, чтобы поручал вам сверхурочную работу? - Это не сверхурочная…. Я сама…. Это по просьбе Павла Олеговича, - начала оправдываться Катерина. - «Получил по носу, Андрей Палыч? Для отца старалась, не для тебя – понял?». - Ну, хорошо, - сказал он слегка обиженным тоном. – Главное чтобы ваши родители не обвинили меня потом в тиранстве и не подали в суд за нарушение КЗоТа. - У меня нет родителей. Я живу одна. … - Простите, Катя. Я не знал. - Ничего, Андрей Палыч, - Пушкарева опять отвернулась к окну. Он почувствовал себя неловко, и это неприятное ощущение вызвало у него еще большее раздражение. Андрей бросил недружелюбный взгляд на свою спутницу. – «Да она замерзла совсем! Вон как дрожит, и согреться видимо никак не может». Он только сейчас заметил, что Катя одета в легкое, не по сезону, пальто, которое явно не спасает от аномальной стужи, что на ногах у нее, какие-то, не то боты, не то ботинки, совсем непохожие на зимнюю обувь, а на голове – и вовсе берет с нелепым помпоном. Доверие внушал только большой пушистый шарф, обмотанный вокруг шеи, но ему одному было явно не под силу защитить девушку от рано наступивших в этом году холодов. - Катя, а почему вы так плохо к себе относитесь? – спросил он неожиданно, не успев подумать об уместности такого вопроса с его стороны. Она удивленно обернулась. - В каком смысле? - На улице мороз, а вы одеты совсем не по погоде. Спросил и по выражению ее лица понял, что совершил очередную бестактность. «Тьфу, ты, черт… Жданов, тебе делать нечего? Что ты к ней пристал со своими: Что? Где? Когда?» В салоне опять повисло неловкое молчание. - Катя, я… - Он хотел извиниться и как-то смягчить неловкость, но Катя перебила его и не дала договорить. - Что вы хотите узнать, Андрей Палыч? Почему я задерживаюсь так долго не работе? Хорошо, я вам отвечу. Я работаю допоздна, что бы как-то спастись от одиночества. Андрей, забыв о том, что управляет автомобилем, и лишь каким-то шестым чувством продолжая удерживать его на дороге, уставился во все глаза на Пушкареву. Куда подевалась тихая, незаметная девочка? Перед ним была взволнованная женщина с разрумянившимися щеками и судорожно вздымающейся от учащенного дыхания грудью. Андрей как зачарованный смотрел в ее огромные полыхающие огнем глаза. - Почему я не по сезону и немодно одета? – продолжала спрашивать – отвечать Катя. - И здесь все очень просто. У меня нет денег, чтобы купить себе теплую, а тем более модную одежду. Вам все понятно? – Она еще раз гневно сверкнула глазами и вдруг, как будто испугавшись чего-то, сникла и тихо добавила. – Андрей Палыч остановите машину. Мы уже приехали. Он послушно притормозил, и потом молча смотрел, как она открывает дверь, как выходит наружу. - Спасибо, Андрей… Палыч, и…, - Катя замялась, подыскивая слова. - Простите мне мою несдержанность. Я сожалею…, – она хотела добавить что-то еще, но передумала и, бросив еще раз еще одно «спасибо», развернулась и быстро пошла к дому. Казалось незначительное это происшествие, настолько потрясло и ошеломило Андрея, что он на несколько минут потерял ощущение времени и пространства. Приоткрывшаяся на мгновение жизнь другого человека, его переживания, в миг разрушили весь его такой безмятежно-прекрасный и счастливый мир. Оказывается, в то время как он купается в роскоши, утопает в веселье и наслаждениях, кто-то рядом страдает от одиночества и от бедности. Почему-то его особенно задело то, что Катя не имеет возможности купить себе все необходимое. Он никак не мог взять в толк, как это так не хватает средств на одежду? Это какой-то абсурд. Такого не может быть! «Что-то здесь не так. Живет она одна. Зарплата у нас на фирме более чем приличная. Почему же у нее не хватает средств? Нужно все выяснить». Андрей завел машину, и, плавно набирая скорость, выехал на уже почти пустынную в такой поздний час автостраду. Отступление. 20 февраля 2005 года. (За восемь месяцев и шестнадцать дней до начала истории) Она сидела, в полумраке, на кухне, уронив безвольные руки на колени и уставившись в одну точку невидящими глазами. «Все кончилось». – Страшная, давящая своей многотонной безысходностью, мысль не хотела покидать воспаленный разум. «Все кончилось». - Боль утраты, непереносимой тяжестью, сдавливала хрупкие плечи, разрывала на части опустошенное сердце. Перед ее мысленным взором пронеслись, слившиеся в один день, все эти черные дни. Телефонный звонок, страшная весть, их лихорадочные сборы, прилет в N… , люди, люди, люди… кладбище, закрытые гробы, разверзнутая, черная на белом поле, яма, от которой нельзя оторвать глаз… и снег, снег, снег…. «Все кончилось. НЕТ! Я не хочу…. Я не хочу в это верить!» - задохнулась она от осознания невосполнимой потери. – «Мамочка, папочка. Как же…, как же… без вас…». Голова ее откинулась, по телу пробежала крупная дрожь и все оно, сейчас такое маленькое, беззащитное, сотряслось от безудержных рыданий. Слезы, первые за все эти дни слезы, градом покатились из глаз. Она вскочила и заметалась по кухне. Закрыла дверь – рядом спит измученный горем брат. Бросилась к окну, зажимая руками рот и пытаясь сдержать рвущийся из груди истошный вопль. Обжегшая разум, ударившая по глазам, останавливающая биение сердца мысль, бросила на пол, заставила сжаться в комок и утонуть в безмерном отчаянии. Мама и папа - их больше нет, и никогда не будет. Самолет, в котором они летели в отпуск на родину, вернул их туда навсегда, разбившись при посадке.
Ответов - 13, стр:
1 2 All
Cплин: Глава 2. 8 ноября 2005 года. (Третий день истории) БЛАЖЬ - Нелепая причуда, дурь. С.И. Ожегов. Словарь русского языка - Вика, - обратился Жданов по внутренней связи к своему секретарю. - Пригласи в конференц-зал к десяти часам на совещание по вопросу о поставщиках: Романа, Киру, Милко и… Пушкареву. - Пушкареву? – удивленно переспросила секретарша. - Ты плохо слышишь? Мне еще раз повторить? Его обманчиво-ласковый голос не ввел в заблуждение наученную горьким опытом Клочкову. - Нет, - поспешила успокоить Вика президента. – Я все поняла. Роман, Кира, Милко и Пушкарева. – Как солдат на присяге отбарабанила она. - Молодец, – усмехнулся Жданов. Последующие несколько минут он сидел, подперев щеку кулаком, и тупо смотрел на дверь, пытаясь понять причину своего дурацкого настроения. «И зачем спрашивается, ты Пушкареву пригласил?» – Андрей живо представил себе реакцию Милко и Киры на Катино появление в конференц-зале. Кира, конечно, будет злиться, Милко - пить успокоительные капли. – «Тебе что, Жданов, в жизни экстрима не хватает? Захотелось обыденное пресное совещание превратить в острую дискуссию?» Он поднялся и медленно подошел к окну. Раздвинул жалюзи, долго всматривался в заснеженный городской пейзаж. – «Да, ладно», - поправил привычным жестом очки. – «Пригласил, значит пригласил. Кира всегда злиться, а Милко уже цистерну капель выпил, так что…. Она экономист, отец говорил, что хороший. Нет, он сказал – толковый», - Андрей хищно улыбнулся. – «Вот и посмотрим, насколько». Андрей был зол на Пушкареву, вернее он был зол на себя, из-за нее. Даже не так, он был зол на себя и на женщин, и не вообще на женщин (Боже упаси!), а на вполне конкретных женщин, и вот в их то числе первым номером шла Пушкарева. А еще в этом «списке» числились Кира и мама. Эта троица испортила ему выходные! Сначала Пушкарева, как черная кошка перешла дорогу. Потом мама, позвонила, долго сетовала на его якобы к ней невнимание, а потом вдруг неожиданно обратилась к почти забытой, как ему казалось, теме «Женитьба Андрея Жданова». Вот тут в списке разозливших его женщин появилась еще одна – Кира, единственная по маминому мнению претендентка на роль его будущей жены. Выслушивая в очередной раз мамин рассказ о бесконечных Кириных добродетелях, он еле сдержался, чтобы не вспылить и не поставить, наконец, в этом затянувшемся разговоре об идеальной жене жирную «точку», объяснив, матери, что никогда, даже под страхом смертной казни не женится на Воропаевой, да и вообще, ни на ком не женится. В результате он, выбитый из колеи, сначала этой нелепой встречей с Катей, а потом «милой» беседой с матерью, и ее напоминанием о кошмаре всей его жизни – Кире Воропаевой, полночи проворочался без сна в постели, на следующее утро, не выспавшийся, с больной головой, отправился в клуб, где они с Малиновским должны были отстаивать честь своей команды в турнире на кубок Мэрии по мини-футболу и… вообщем этот важный матч они проиграли. А уже как следствие этого проигрыша и все выходные пошли, что называется «коту под хвост». Единственное, что радовало во всей этой истории, это то, что если мама, после длительного перерыва вернулась к своей излюбленной теме женитьбы, значит, отец действительно чувствует себя хорошо. Отступление. 4 августа 2005 года. (За три месяца и четыре дня до начала истории) - Андрей Палыч! – вбежавшая в его кабинет Шурочка нелепо размахивала руками и бестолково мотала головой, пытаясь справиться с волнением и что-то ему сказать. - Что? Что случилось, Шура? – Андрей недоуменно разглядывал, явно чем-то очень встревоженную секретаршу. - Павел Олегович…, ему плохо…, - наконец выпалила Шура. Андрей, швырнув, куда попало документы, и резко оттолкнув кресло, бросился бегом в президентский кабинет. Отец был для него всем: самый дорогой, самый любимый и самый близкий человек на свете. Андрей гордился им, подражал во всем и втайне мечтал когда-нибудь занять его пост, но конечно не так и не при таких обстоятельствах. Тогда он готов был отдать все, лишь бы с отцом ничего не случилось. Всматриваясь в его побледневшее лицо, и бессознательно повторяя одну и туже фразу, - па, ты как? – он судорожно сжимал его прохладную руку и заглядывал в родные глаза. - Ничего сынок не волнуйся, - с придыханием отвечал отец и пытался улыбаться. Потом был больничный коридор, всхлипывающая мама, казалось бесконечное ожидание и, долгожданные обнадеживающие слова врача, что ничего страшного не произошло, инфаркт не подтвердился. Сердечный приступ был вызван перенапряжением, нервными перегрузками и, увы, уже далеко не молодым возрастом президента. По настоянию врачей и мамы было принято решение об отставке Павла Олеговича с поста президента. Вот так вот неожиданно и произошло его «воцарение» на высшем посту любимой фирмы. Отец быстро поправлялся и уже стал навещать Зималетто и интересоваться работой Андрея, но бдительная мама правильно рассудив, что, находясь от своего любимого детища на таком близком расстоянии, ее дорогой муж не удержится и опять вовлечется в водоворот зималлетовских дел, увезла его в достопочтенный город Лондон, мотивируя поездку необходимостью еще раз обследоваться и подлечиться у лучших специалистов в Европе. Глава 2. Продолжение. 8 ноября 2005 года. (Совещание у президента) - Значит качество и стоимость тканей, предлагаемых МакроТекстилем, всех устраивает? – президент обвел взглядом сидящих за столом сотрудников и остановил его на креативном директоре. - Милко, твое слово последнее. Гениальный дизайнер, изобразив на лице крайнюю сосредоточенность, и подняв глаза к потолку, что означало у него видимо высшую степень творческого осмысления, пожевал губы, поморщил лоб и, вернув лицо обратно в вертикальное положение, вынес окончательный вердикт. - Ткани, хОрошие. Меня, их качЕчтво впОлне утраИвает. - Прекрасно. Но есть одно но, - Андрей снял очки, прикрыл уставшие глаза и потер переносицу. - Они требуют сто процентной предоплаты или, повышения стоимости контракта на два процента, если оплата будет произведена в два этапа. Что вы на это скажете, Катерина? – внезапно обратился он к промолчавшей все совещание Пушкаревой. Катя подняла голову от блокнота, в котором что-то записывала, и, нисколько не смутившись, глядя прямо в глаза президенту, ответила, так как будто только и ждала от него этого вопроса. - Я думаю, МакроТекстиль может согласиться, с нашим предложением провести оплату в шесть этапов и предоставить нам трех процентную скидку в обмен на договор о намерениях Зималетто приобретать ткани для последующих коллекций, только у этой компании. - «Шах и изящный мат», - восторженно подумал Андрей, а вслух, сначала вдоволь насладившись эффектом, произведенным Катиным коротким выступлением, сказал. – Это похоже на предложение руки и сердца. Пожалуй, вы правы, Катерина, от такого соглашения они вряд ли откажутся. Прекрасная идея. Что скажете коллеги? – обратился Андрей к своей притихшей команде. Ему было очень интересно наблюдать, как изменились выражения их лиц, обращенных на Пушкареву. Пренебрежительно-безразличные в начале совещания, когда Катя появилась в конференц-зале, они были сейчас одинаково удивленно-восхищенными, с той лишь разницей, что у Романа, это восхищение было добродушным, у Киры - откровенно злым, а у Мило - встревоженным. - «Ай, да Катя, а отец то был прав, она действительно очень толковая». Почему-то, Андрей был сейчас очень доволен и даже горд за Пушкареву. - «Интересно, что еще скрывается в этой умной головке, какие идеи и мысли?», - подумал он, наблюдая как щеки Катерины, смущенной всеобщим вниманием и похвалой президента, постепенно приобретают ярко выраженный красный оттенок. Отступление. 8 ноября 2005 года. (За час, до совещания у президента) - «Зачем интересно он пригласил меня на это совещание? Даже приблизительно не догадываюсь о чем оно. У Вики не спросишь, из вредности ничего не скажет. Так, Пушкарева, хватить дрейфить. Сама виновата. Нечего было у него в машине язык распускать. Заинтриговала ты его, вот он и решил поближе «познакомиться». Не дай Бог, еще сочувствовать или жалеть начнет. Какая же ты Пушкарева все-таки дура. Нет, чтобы тихо мирно отработать положенный срок, выполнить порученную работу, выплатить кредит и уйти, не привлекая к себе внимания, так нет, ты «нагнала волну», и теперь сидишь и удивляешься, чего это тебя на совещание приглашают». Когда, после гибели родителей, она, доведенная до отчаяния их с Колей катастрофическим финансовым положением, собралась бросить аспирантуру и найти подходящую работу, ее пригласил к себе на беседу ректор университета, выслушал, посоветовал взять академический отпуск и предложил свою помощь в поиске работы. Вот так она пять месяцев назад и оказалась в компании Зималетто, став временным помощником президента компании Павла Олеговича Жданова, давнишнего знакомого и хорошего приятеля ректора МГУ. Объем работ, который она должна была выполнить по договору для компании Зималетто, был довольно большим, это: ревизия и анализ экономической деятельности компании, а также экономическое обоснование проекта реорганизации компании, задуманной президентом Зималетто. При первом же знакомстве Павел Олегович, очень понравился Кате. Он чем-то напомнил ей отца, такой же сдержанный, серьезный, внимательный и расположенный к людям. - «Я ему очень благодарна, если бы не его доброжелательное отношение, не его участие, Коля не смог бы поехать в Италию. Удивительно - ведь он меня тогда еще совсем не знал, а помог не задумываясь. Павел Олегович очень хороший человек, чего, увы, не скажешь о его сыночке». Катя брезгливо поморщилась. Она с первого взгляда узнала в Андрее Жданове, тот тип мужчин, который ей был, мягко говоря, неприятен. Красивый, самоуверенный, избалованный, эгоистичный – весь «набор» отрицательных качеств. - «Да еще и ловелас», - подумала она неприязненно о Жданове-младшем. – «Хотя, надо отдать ему должное, работает он с утра до ночи и отца очень любит, это сразу видно». Она вспомнила, как волновался, как переживал Андрей, когда Павлу Олеговичу стало плохо. - «Как жаль, что Павел Олегович заболел, и ему пришлось покинуть компанию. С ним было так легко работать, ни то, что с Андреем, которого я терпеть не могу». – Она с неприязнью подумала, о предстоящем совещании. – «Но, я обещала Павлу Олеговичу, и я его не подведу, и сыну его противному буду помогать…. Противному?» - Она сняла очки и аккуратно положила их на стол. – «Видимо именно потому, что он такой противный, у тебя Пушкарева, руки дрожат, и коленки трясутся, когда ты его видишь. А еще голос пропадает и сердце…». – Она лихорадочно стала искать на столе потерянный блокнот. – «А что сердце? С ним все в порядке. Ну, немного быстрее бьется, так это от волнения, и руки-ноги, и голос – это тоже от волнения, только и всего…. Хватит! Ведь ты любишь его? Признавайся!» - Она крепко зажмурилась и закрыла лицо руками. – «Люблю, с первого взгляда люблю». – Голова сама опустилась на безвольно упавшие, на стол руки. – «Какая же ты идиотка, Пушкарева».
Cплин: Глава 2. Продолжение 8 ноября 2005 года. (Сразу после совещания у президента) - Катерина Валерьевна, задержитесь, пожалуйста, мне нужно с вами кое-что обсудить. Он пропустил Пушкареву вперед себя в кабинет, проигнорировав злой взгляд Киры и нагло ухмыляющуюся физиономию Малиновского. - Катя присаживайтесь, пожалуйста, - обратился он к Пушкаревой. – Мы с вами когда-то договаривались, Катя, что вы занимаетесь, только вопросами, которые перед вами поставил Павел Олегович и что решение текущих проблем в ваши обязанности не входит». – Он сделал небольшую паузу. - Но, у меня к вам просьба. Не могли бы вы мне сейчас помочь и подготовить все необходимые для МакроТекстиля бумаги? - Я сделаю это с удовольствием, Андрей… Палыч, тем более что вы, как я понимаю, решили воспользоваться моим советом и заключить с этой компанией долгосрочный контракт. - Спасибо, Катя. Встреча с руководством МакроТекстиля назначена на послезавтра. Жду вас с подготовленными документами. Пушкарева вместо ответа кивнула головой и поднялась, собираясь уйти. - Катя, - остановил он ее, – Кать, я еще хотел поговорить с вами. – Он замялся, подыскивая правильные слова. – О том, что вы мне рассказали в машине…. Пушкарева резко обернулась и опять, как в пятницу гневно блеснув глазами, оборвала его, не дав договорить. - Андрей… Палыч, я уже говорила вам, что сожалею о своей несдержанности. – Она, как будто защищаясь от него, подняла вверх руки, при этом на ее лице проступили черты крайней степени раздражения и даже… ярости. - У меня к вам просьба, Андрей Палыч, давайте договоримся с вами, что никакого разговора в машине не было и вообще вы меня в тот вечер не видели, - выпалила она одним махом, потом развернулась и стремительно покинула кабинет, не дав ему в сущности даже секунды на размышление. Андрей на мгновение остолбенел от такого неожиданного отпора, потом стремительно вышел из-за стола и стал ходить туда и обратно по кабинету. В нем все буквально клокотало от возмущения. - «Ах, так, Катерина Валерьевна. Так значит. Игнорируете меня. Не было! Встречи не было, разговора не было и меня, значит, тоже не было. Нет, ну это же надо… Вы посмотрите на нее! Вот ведь… поганка! Да десятки, сотни девушек, любых, были бы счастливы…. Ну погоди. Я не знаю, что я с тобой сделаю! Я с тобой такое сделаю…, я тебе…, я тебя…. Я на тебе женюсь, Пушкарева!!! Поняла?!», - он как подкошенный рухнул в гостевое кресло. – «О чем это ты сейчас подумал Жданов? Что за блажь у тебя в голове? Что с тобой происходит, Жданов? Ты что, ты с ума сошел?» Глава 3. 9 ноября 2005 года. (Четвертый день истории) Душ был, диван был, виски был, даже телевизор, правда выключенный, тоже был, а вот покоя не было и наслаждения, о котором мечталось еще совсем недавно - не было. И что же произошло? Почему, его еще несколько дней назад беззаботно мчавшийся по московским проспектам шикарный Порше Кайен, затормозив на «красный свет» у злополучной автобусной остановки, теперь пробуксовывает всеми четырьмя колесами в заснеженном дворе у обшарпанного подъезда скромного дома и не может сдвинуться с места? Андрей нащупал в темноте стакан с любимым напитком. - «Лучше бы я «нарушил правила» и проехал мимо. А что бы изменилось? Ты же понимаешь, если бы не тот случай, то рано или поздно, но возник бы другой, только и всего». С первой встречи эта ни на кого непохожая девушка, привлекла к себе его внимание. Он хорошо, слишком хорошо запомнил, мгновение, когда, направляясь в кабинет к президенту, вдруг на месте много лет проработавшей с отцом, и недавно ушедшей на пенсию, Людмилы Петровны, увидел незнакомую девушку. Русые волосы, забранные в скромный пучок, тонкие, изящно прочерченные брови, пухлые почти детские губы и глаза за стеклами очков… огромные, какие-то одновременно наивные и мудрые, ласково манящие и строгие, удивительные глаза. Таких глаз он не видел никогда и уже никогда не сможет их забыть. А потом были два месяца борьбы с самим собой. Раздражение на нее, злость на себя за постоянное изводившее, измучившее желание ее видеть и невыносимо глупое, мальчишеское поведение. Он, о многочисленных романах которого ходили легенды, который менял женщин, чуть ли не каждый день, маялся, потел и терялся в присутствии какой-то девчонки, которая, к тому же не обращала на него никакого внимания. Он, привыкший к тому, что женщины сами вешаются ему на шею, ради возможности побыть с ней рядом, сказать несколько ничего незначащих фраз, услышать ее вежливые бесстрастные дежурные ответы, придумывал предлоги, убеждал себя в необходимости поговорить с президентом, посоветоваться с ним. Дело дошло до того, что отец однажды высказал ему свое удивление по поводу его вдруг участившихся визитов к нему. - Андрей, мне казалось, что подобного рода вопросы, ты раньше всегда решал сам? После этой отцовской отповеди, он недели две не показывался в приемной, а потом опять не выдержал, придумал какой-то несуществующий факс и злой, раздраженный рванул в президентскую зону. Они тогда столкнулись прямо в дверях. Она, ойкнув от неожиданности, уперлась ему ладонями в грудь, а он, пытаясь сохранить ее и свое равновесие, «поймал» Катю за плечи. Замерев в такой нелепой позе на несколько мгновений, они резко отшатнулись друг от друга и одновременно стали извиняться. - Простите, Катя. - Извините, Андрей Палыч. Почувствовав первый раз Катю так близко, практически в своих объятьях, он от прикосновения к ней, и ощущения ее рук на своем теле, получил такой потрясший его с ног до головы электрический разряд, что забыл сразу про все: и про факс, и про то зачем пришел, и даже, кажется, как его зовут. Это неожиданное никогда раньше не переживаемое чувство, ошеломило и откровенно испугало его, заставив еще на несколько дней забыть дорогу к президентскому офису. А потом случился весь этот кошмар: болезнь отца, его отставка с поста президента, неразбериха в Зималетто... Когда же, наконец, все тревоги остались позади, ему вдруг показалось, что вся эта нелепая история, вся эта «сердечная галиматья», приключившаяся с ним, прошла, перестала волновать. И это было правильно, ведь на первый план выдвигались его назначение на высший пост в Зималетто, новые заботы, новая ответственность, новые, перспективные планы. Увы! Он ошибался. Эта «галиматья» напомнила ему о себе в первый же день его президентства. Когда, в сопровождении своих верных соратников: Романа, Милко, Киры и Вики, он вошел в приемную и увидел стоявшую у стола Катю, сердце, скакнув к самому горлу, вдруг «повисло» где-то в районе голосовых связок, и он, потеряв дар речи, перестав вдруг видеть, слышать, а главное дышать, рванул вместе с поспешившим за ним Малиновским, к спасительной двери в кабинет. Кира и остальные, не заметив его «маневра», задержались в приемной и он, закрывая за собой дверь, успел услышать заданный Кирой и явно обращенный к Кате высокомерно-презрительный вопрос. - А это, что такое? Дальнейшего разговора он не слышал, только вздрогнул болезненно, когда из приемной раздался громкий смех. Увидев же через пару минут в своем кабинете, красную, как вареный рак, Киру и взъерошенного, с выпученными глазами и открытым ртом Милко, испытал огромное облегчение, но укол совести все-таки почувствовал, осознавая, что Кате самой, без его помощи, пришлось отбиваться от нападок его бесцеремонных друзей. На следующий день, по настоянию Киры, желавшей видеть на месте его секретаря свою подругу Викторию Клочкову, Катя перебралась в кабинет расположенный далеко от президентского офиса, и, если не считать первого общего совещания, на котором были определены обязанности его ближайших сотрудников и помощников, больше они не общались и, до прошлой пятницы, практически не сталкивались. Андрей глубоко вздохнул, опять погружаясь в пучину своих невеселых размышлений. – «Да, ты сознательно избегал встреч с ней. Ты «спрятался» от нее за кучей неотложных дел, массой вопросов и проблем, которые необходимо было срочно решать. Но сколько можно играть в прятки с самим собой. Она мне нравиться. Она мне очень нравиться. Я хочу ее видеть, слышать, хочу быть рядом». – Он отпил пару крепких глотков из стакана, который все еще держал в руке. - «Ну и что прикажете теперь делать? Как к ней подступиться?» Отступление. 9 ноября 2005 года. (В это же самое время) В комнате было уже совсем темно, но, вставать и включать свет, было лень, к тому же думать в темноте было сподручней, а уж мечтать…. Катя сидела на диване, закутавшись в шерстяной плед, и вела привычную беседу сама с собой. - Ну, Пушкарева, доигралась, довыступалась, и что он теперь о тебе подумает? Катя вспомнила, каким взглядом провожал ее Андрей. - Я была уверена, он что-нибудь в меня кинет. Я бы кинула, не сдержалась, ей, Богу, не сдержалась. И что теперь делать? Пойти извиниться? - Ага, пойди, извинись, а лучше сразу признайся: Я вас люблю (Андрей Палыч) – хоть я бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь! - Вот тогда он точно тебя чем-нибудь огреет и будет прав. Она обвела тоскливым взглядом темную комнату и попыталась, как когда-то в детстве, в колеблющихся на стене тенях разглядеть образы сказочных птиц и зверей. Долго всматривалась в игру светотени, пытаясь угадать, на что похожи мятущиеся образы. Только почему-то сейчас ей вместо прекрасных птиц чудились какие-то кривляющиеся насмешливые рожицы. Она, показала им язык, обиженно отвернулась, и положила голову на подтянутые к груди колени. - Ну почему судьба так не справедлива? Почему мне нужно было полюбить именно его. Она вспомнила, как увидела Андрея первый раз. Это было на второй день ее работы в Зималетто. Она торопилась, боясь опоздать и вдруг, уже почти у самого входа, увидела остановившуюся машину, из которой вышел высокий черноволосый парень без шапки и в расстегнутом пальто. Он поднял вверх голову, как будто приветствуя взметнувшееся ввысь офисное здание, а потом, оглядевшись по сторонам, провернулся на одном каблуке вокруг себя, широко раскинул руки, и улыбнулся так задорно и счастливо, что она смотревшая на него не моргая, не удержалась и в ответ тоже восхищенно улыбнулась. Ей на мгновение показалось, что она видит перед собой прекрасного сказочного принца, который сейчас обернется, заметит ее и…. Очарование момента нарушили невесть откуда взявшиеся длинноногие девицы, с визгами и криками «Андрей Палыч!» повисшие у него на шее. Он ласково поцеловал каждую и они, обнявшись, скрылись в вестибюле. - Нет, Пушкарева, ты должна взять себя в руки, не позволять себе впредь подобных выходок, а еще, запомнить крепко накрепко, что на такую как ты он никогда не обратит внимания. Глава 3. Продолжение. 9 ноября 2005 года. Была в его жизни роковая ошибка, за которую он до сих пор расплачивался. Поддавшись однажды мимолетному чувству, он признался Кире в любви и даже, идиот, сказал, что мечтает на ней жениться. Бинокль ей свой любимый подарил, болван, вот как расчувствовался. Правда было ему тогда всего девять лет, и он, как бы это точнее выразиться, был еще не опытен в сердечных делах, но Кира этот аргумент во внимание не принимала и, что удивительно, не принимает до сих пор, с завидным упорством добиваясь выполнения им так опрометчиво взятых на себя обязательств. Если бы кто знал, сколько они с мамой за все это время крови ему попортили… Во всяком случае, то ли из-за неуемного желания мамы видеть рядом с ним в качестве жены Киру, или патологической потребности самой Киры выйти за него замуж, у него желания жениться больше не возникало ни разу. Скорее наоборот. А тут вдруг такой всплеск эмоций. - «Почему, откуда возникла эта нелепая мысль жениться на Пушкаревой?» - Он улыбнулся, вспомнив, как метался по кабинету, получив от Катерины сногсшибательный «удар» по своему самолюбию. – «Абыдно, ничего не сдэлал, только вашол». - Сами собой всплыли в памяти слова товарища Саахова из «Кавказской пленницы». - «А что, это выход – мешок на голову и через седло. Ну, а потом что? А потом жениться на ней, чтобы целовать ее, обнимать, так как хочется, и чтобы она никогда, никуда не смогла от него уйти! Ты ведь об этом мечтал?», - он невесело усмехнулся. – «Молодец, только ты сначала найди способ хотя бы с ней поговорить». Вчера он специально пришел на работу пораньше, чтобы, не привлекая внимания сотрудников, взломать как заправский хакер бухгалтерский компьютер и посмотреть, какие такие проблемы у Пушкаревой с финансами. Ну, «хакер» и «взломать», это он, конечно, преувеличил, президентские полномочия позволяли ему «ломать» любой компьютер в Зималетто, но ему нравилось чувствовать себя немножечко шпионом на задании. Так вот с первой половиной этого самого задания он справился блестяще. Выяснилось, что у Е.В. Пушкаревой действительно существуют затруднения в финансовой сфере. Она выплачивала фирме довольно приличный кредит и его удивили два факта. Первый, что кредит ей выдали практически сразу, как только она устроилась на работу и второй, что три месяца назад она увеличила сумму выплаты с пятидесяти процентов от своей зарплаты, до семидесяти пяти. Почему она это сделала, и почему именно три месяца назад, было понятно, и опять же обидно, непонятно было другое – как она живет на ту мизерную сумму, которая ей остается, а еще, почему отцу она доверяет, а ему нет. Вот тогда он и решил, поговорить с Катей что называется «по душам», и вот эту, вторую часть своего задания - бесславно провалил. Отступление. 14 июня 2005 года. (За четыре месяца и двадцать два дня до начала истории) - Екатерина Валерьевна, - обратился Павел Жданов к своей новой помощнице, заметив на ее лице следы сильного огорчения. – Может расскажите, что у вас стряслось? - Ничего не стряслось, Павел Олегович, - засуетилась она, пытаясь забрать у него со стола документы. - Катя, вы совершенно не умеете обманывать, - мягко заметил президент. – Присядьте, не волнуйтесь и расскажите мне, что случилось? Катя внимательно посмотрела в глаза сидящего напротив пожилого мужчины и, увидела в них доброту, отеческое участие и искреннее желание помочь. - Павел Олегович, помните, я вам говорил, что у меня есть младший брат? - Конечно, Катюш, я помню. - Так вот, - она набрала в легкие побольше воздуха. – Он музыкант, пианист, закончил в этом году консерваторию, а еще он недавно участвовал в конкурсе молодых исполнителей и победил. Выиграл первую премию – грант на учебу в Италии в течение года. - Ну, это же замечательно, Катя, я вас поздравляю. - Не с чем, Павел Олегович. У нас нет денег, чтобы Коля мог поехать в Европу. - Как нет? Вы же сказали, что он выиграл денежную премию? - Да это так, но эти деньги, они перечисляются как плата за учебу, а все, что касается личных нужд, проживание, питание…. Конечно, он будет получать стипендию, но ее не достаточно, чтобы жить в таком городе как Милан, к тому же у нас нет денег даже на билет. Придется отказываться от этой поездки, а мне жалко брата, он так обрадовался этой возможности, а теперь… - Катя, подождите, но ведь по сравнению со всей премией это, наверняка, небольшие деньги? - Да небольшие, но их нет Павел Олегович. - Президент встал, задумчиво походил по кабинету, потом подошел к сидящей в кресле и внимательно за ним наблюдавшей Кате. - А что если мы…, – начал он. - Павел Олегович, - перебила его Катя. – Я рассказала вам о своих проблемах, потому, что доверяю вам и... Прошу вас не обижайте меня предложением дать взаймы. Я в долг не возьму. - Катя, а вам никогда не говорили, что перебивать старших нехорошо? - Извините, Павел Олегович. - Ладно. Я не буду вам предлагать взаймы. Хотя ничего зазорного в этом не вижу. Люди должны помогать друг другу в трудную минуту. Но не хотите – как хотите, ваше право. – Он, соглашаясь и останавливая ее дальнейшие объяснения, поднял вверх руки. - У меня есть другой вариант. Я хочу предложить вам взять кредит у Зималетто. Мы предоставляем своим сотрудникам такую возможность, так что в этом нет ничего необычного. - Но ведь я работаю у вас всего несколько дней, Павел Олегович. - Ну и что? Из этого следует, что вы сбежите, не выплатив кредита? – Жданов улыбнулся. – Катя посчитайте, посоветуйтесь с братом какая сумма вам понадобиться и пишите заявление. Я подпишу. Договорились? - Спасибо, Павел Олегович. На лице молодой девушки отразилась вся гамма переживаемых ей сейчас чувств: растерянность, сомнение, и, наконец, еще робкая, но уже охватывающая все ее существо радость. - Ну, из «спасибо» шубы не сошьешь, у меня к вам, Катя, будет одна просьба. Видите, как я ловко воспользовался вашей благодарностью? – Жданов лукаво улыбнулся. Катя доверчиво и открыто улыбнулась ему в ответ. - Катюш, вы не согласитесь, некоторое время посидеть у меня в приемной и взять на себя обязанности моего секретаря, пока не удастся найти подходящую кандидатуру? Я постараюсь вас не слишком напрягать. - Конечно, Павел Олегович. Мне это совсем не трудно, тем более что по основной своей работе я сейчас занимаюсь подборкой и изучением документов. - Ну, вот и договорились. Спасибо, Катюш. Жду вас завтра с заявлением. Глава 3. Продолжение. 9 ноября 2005 года. Хозяйство Андрею в наследство досталось хлопотное, нервное (один великий дизайнер Милко Вуканович чего стоил), но давно любимое и по большому счету пока единственное, что имело смысл в его жизни. Никто и ничто не волновало его так, как эта семейная фирма. Ради ее процветания, он был готов на все. Трудиться день и ночь – пожалуйста, хитрить, изворачиваться, уговаривать партнеров – с удовольствием! Все, ради скупой улыбки и короткой фразы сказанной отцом: - Молодец, Андрей. Пытаясь сейчас найти точки соприкосновения с Катериной, он вынужден был констатировать, что единственная тема в разговоре с ним, которая не вызывала у его строптивой помощницы раздражения – это работа. - «Точно. Работа, вот тот троянский конь, который поможет мне преодолеть эти неприступные стены. Завтра я приглашу ее на переговоры с МакроТекстилем. А потом? А потом я попрошу ее проверить наш с Ромкой бизнес план, конечно, проверять там нечего, но был бы как говориться повод». Почувствовав, что он на правильном пути, президент воодушевился, и прежде чем встать и отправиться в спальню, решительно подумал. - «Ну, держитесь Катерина Валерьевна. Сами виноваты. Не нужно было дразнить тигра в клетке!»
Cплин: Глава 4. 19 ноября 2005 года. (Четырнадцатый день с начала истории) - Палыч, только не говори мне… - Не-ет. - Что нет? - Все… нет. Он старательно тянул время, отделываясь от Малиновского односложными ответами и хорошо понимал, что Роман все равно не отстанет и скоро последуют более каверзные вопросы, а вот как ему на них отвечать, он еще не придумал. - Жданов, это уже не смешно! - Роман буквально пронзил взглядом делавшего вид, что занят чтением бумаг, президента. - Согласен, это - не смешно. – Андрей ткнул указательным пальцем в документы, которые только что сосредоточенно рассматривал, и улыбнулся, глядя на растерянно-недовольную физиономию друга. - Малиновский, не грузись, тебе это не идет. - Хорошо не буду, - сразу же согласился Ромка, - но только если ты мне объяснишь, что с тобой происходит? Что случилось, почему ты последнее время упорно отказываешься от всех моих предложений? -«Случилось, очень даже случилось, Роман Дмитриевич, только вот ЧТО случилось – тебе знать необязательно». - Ну, понимаешь… я занят. – Андрей «вцепился» в очередной архи важный документ. - И это все? - возмутился Роман, и вдруг глаза его весело блеснули, а на лице появилось хитрое выражение. – Слушай, Жданов, а ты случайно не новую пассию себе завел, а? Я угадал? Андрей опять поднял голову и улыбнулся другу еще приветливей. - Чушь, Малиновский, мне просто некогда. У меня работы много, видишь, - он поднял вверх кипу разрозненных бумаг, потряс ей в воздухе и бросил обратно на стол, уткнувшись затем в нее носом. - Работа, угу, понятно, - обиженно потянул Ромка. – Значит у тебя новый роман, а мне ты о нем ничего рассказать не хочешь, друг называется. - «Вот ведь, упрямец, вцепился как клещами, теперь ни за что не отстанет. Придется его «просветить», а то не дай Бог, еще сам начнет приглядываться и прислушиваться». - Ром, ну не обижайся, там все еще только начинается и вообще не ясно как сложится. - Кто она? - сразу воодушевился Малиновский. - Извини, друг, но этого я тебе сказать не могу. Такой ответ, поверг Малиновского в глубокий шок. Друг, с которым они делились самыми интимными подробностями отношений с женщинами, вдруг отказывается сообщить ему имя своей новой девушки. Он поморгал глазами, недоверчиво помотал головой и задал самый оригинальный вопрос. - А почему? - Сглазить боюсь, – последовал не менее оригинальный ответ. - Аааа…, - только и смог выдавить из себя Роман. Они немного помолчали каждый занятый своим делом. Жданов продолжал усердно делать вид, что читает документы, а обескураженный и раздосадованный Малиновский, безмятежно раскачивался в кресле, всем своим видом давая понять, что ему и неинтересно вовсе. - Палыч? А ты, часом не влюбился? – вдруг сделал он очень опасное для Жданова предположение. Андрей, внутренне весь подобравшись, понял, что для него настал «момент истины» и оттого, что и как он ответит Роману, будет зависеть, поверит тот ему или нет. - Влюбился, угадал, - Андрей откинулся на спинку кресла и дерзко с вызовом посмотрел на Романа. – Мало того, только об одном теперь и мечтаю, как ее поскорее в ЗАГС отвести. - Шуточки у тебя, Палыч, идиотские, - Роман уже во всю хохотал. Андрей с облегчением перевел дух. - «Кажется, пронесло». Малиновский, успокоенный или сделавший вид, что он успокоен, легко поднялся с кресла и, направляясь к двери, непринужденно бросил на ходу. - Вот если ты мне не говоришь имя своей новой подружки, значит там какая-нибудь знатная особа, какая-нибудь принцесса крови. Я угадал? - Скорее тогда Золушка, - махнул рукой президент. - Иди ты отсюда Малиновский, надоел со своими вопросами. Андрей понимал, что в своих рассуждениях его друг недалек от истины. Он действительно последнее время чувствовал себя полным идиотом, ничего непонимающим, абсолютно счастливым - идиотом. Прошедшие две недели, были настолько необычными и такими удивительными, что он растерял все свои прежние жизненные ориентиры: главное для мужчины – дело, работа, да это так, но только, если рядом нет такой женщины как Катя; женщины созданы для развлечения, кажется, он раньше так думал, может быть, но Катя она создана для восхищения и если бы она позволила, он сам бы ее развлекал беспрестанно. Вот, что с ним происходило, вот какие мысли бродили в его голове и как, позвольте вас спросить, он мог об этом рассказать Роману? Он чувствовал, что в его жизни происходит что-то очень важное, очень серьезное, что-то, что меняет весь ее уклад, все привычки, да собственно меняет его самого. Он думал об этом постоянно, и эти раздумья отнимали много сил и энергии. К тому же он вынужден был все время контролировать свое поведение, и даже выражение лица, ибо оно, лицо, стоило ему хоть на секунду расслабиться, тут же теряло строгие очертания, расплывалось в глупой счастливой улыбке и приобретало идиотическое (по определению того же Малиновского) выражение, что было совершенно недопустимо для президента солидной компании и очень опасно, имея в виду таких проницательных друзей, как Роман и Кира. Отступление. 10 ноября 2005 года. (Пятый день истории) Они в его автомобиле возвращались в офис после очень успешных переговоров в МакроТекстиле. - Кать, - Андрей кинул на Пушкареву проницательный взгляд.– Вы не рассердитесь, если я вас кое о чем спрошу? - Андрей Палыч, - Катя виновато улыбнулась, - мы ведь с вами договорились, я была не права, и… спрашивайте, - согласилась она. - Хорошо, я спрошу, - Андрей улыбнулся. - Кать, поедемте куда-нибудь пообедаем, а? Есть хочется, просто сил никаких нет. Видно было, что Катя не ожидала такого предложения, растерялась и не знает, что ему ответить. - Андрей… Палыч, я не знаю. Вы ведь привыкли обедать в дорогих ресторанах, а мне такие обеды не по карману, извините. - Катя, но я вас приглашаю. - Жданов бросил на нее самый выразительный взгляд, на который только был способен. - Нет, нет, это неудобно. - Ка-ать, - протянул он голосом умирающего от голода. - Андрей Палыч, я ни разу в жизни не была в ресторане. - Ошарашила она его неожиданным и как всегда прямым ответом. Андрей был в восторге от только что закончившихся переговоров. Он ожидал, чего-то подобного, но то, что случилось, превзошло все его самые смелые ожидания. Катя не только смогла заинтересовать руководство МакроТекстиля долгосрочным контрактом, добиться самых благоприятных условий оплаты и приличной скидки, она смогла убедить их еще снизить цены на ткани, таким образом, дополнительно уменьшив стоимость контракта на один, полтора процента. Наблюдая за тем, как Катерина с виртуозной легкостью расправляется с доводами маститых бизнесменов, не оставляя камня на камне от их позиции, как с ловкостью фокусника заставляет их соглашаться со своими условиями, он сам, как завороженный, следил за ходом ее рассуждений и восхищался ее выверенной логикой, точными аргументами, безапелляционными выводами. - «Мама, дорогая, да ей цены нет. Она же может любого уговорить в лютый мороз в прорубе искупаться». Андрей не спускал восхищенных глаз с Катерины. Во время переговоров она совершенно преобразилась. На ее щеках появился румянец, глаза заискрились внутренним огнем, губы стали подвижными, чувственными, а ее привычка теребить нижнюю губу указательным пальцем и иногда, задумавшись, прикусывать его, вызвала у него такое умиление, что он стал, испугано оглядываться, не заметил ли кто из собеседников его непозволительно пылких взглядов, подаренных своей помощнице. Когда же он увидел, что их деловые партнеры смотрят на Катю, так же восторженно, как и он сам, еще одно неожиданное чувство, чувство жгучей ревности и неконтролируемой ярости, так удивило его, что он потерял нить в разговоре и удостоился чести оказаться в центре недоуменного внимания всех переговорщиков. Ему с трудом удалось сдержать отрицательные эмоции и вернуться к сути беседы. Дальнейшим единственным желанием президента было поскорее закончить переговоры, забрать Катерину и остаться с ней наедине. Они договорились, в конце концов, пообедать в маленьком недорогом кафе. Андрей с аппетитом уничтожавший скромную стряпню и сам удивлявшийся своей ненасытности, вызвал добродушно-веселую улыбку на лице Катерины и радостное возбуждение местного официанта. День заканчивался великолепно - прекрасной едой, всеобщим согласием и замечательным настроением. Глава 4. Продолжение. 19 ноября 2005 года. Дождавшись, когда за Малиновским закроется дверь, Андрей отшвырнул от себя ненавистные бумаги и попытался сосредоточиться на обдумывании своих дальнейших действий. Пристроив подбородок на сцепленные в замок кисти рук и пытаясь сфокусировать взгляд на съехавших на самый кончик носа очках, он старался «разглядеть» возможные варианты развития событий. - «Ты авантюрист, Жданов. Почему ты решил, что у тебя все получиться? Откуда такая уверенность?» - Он движением пальца резко вернул очки на переносицу, потом встал и подошел к большому во всю стену окну своего стильного кабинета. Сумерки, самое грустное время суток. Рассеянный вечерний свет не скрывает от глаз унылую безрадостную картину серого промокшего города. Оттепель уничтожила остатки еще вчера украшавшего его, делавшего опрятным, снега, и сейчас за окном все было черно, пасмурно и уныло. Таким же после разговора с Романом унылым и безрадостным стало настроение Андрея. - «Да, мы в последние дни много времени провели вместе, много разговаривали, даже смеялись и шутили, но все эти разговоры были, в конечном счете, о работе, а ее веселое настроение, только настроением и больше ничем». Андрей вспомнил, как Катя, когда он через день после их «бурного объяснения» предложил ей сопровождать его на переговорах в МактоТекстиле, сама попросила у него прощения за свое, как она выразилась «неправильное» поведение и мягко улыбнувшись, спросила: - «Вы не сердитесь, Андрей Палыч?» - «Катя, Катенька, я не сержусь, я просто очень хочу быть рядом с тобой, хочу, чтобы ты поверила мне, поверила, в мое искреннее желание помочь тебе. Ты для меня самый дорогой человек на земле, Катя». Отступление. 16 ноября 2005 года. (Одиннадцатый день с начала истории) Сегодня они с Андреем были вместе почти весь день. Сначала проводили переговоры с очередными поставщиками и справились с этим, как выразился Жданов, «на пять с плюсом». Потом Андрей предложил, прежде чем возвратиться на работу, прогуляться «подышать свежим воздухом», и они долго бродили по аллеям расположенного рядом с офисом фирмы, где вели переговоры, парка и наслаждались редким для осенней Москвы солнечным погожим днем. Андрей с воодушевлением рассказывал ей о планах реконструкции Зималетто, и она вдруг обратилась к нему с просьбой. - Андрей Палыч, расскажите, а как создавалась ваша фирма? Андрей остановился, внимательно посмотрел на нее и удивленно переспросил. - Вам это действительно интересно, Катя? - Да, очень, - искренне ответила она. – Но если вы не хотите, не надо, я не настаиваю, - постаралась она, вдруг почувствовав неловкость, освободить его от подобной обязанности. - Что вы, Кать, Зималетто это для меня, - он покачал головой, - это моя жизнь, как бы громко это не звучало. Он начал рассказывать ей о становлении фирмы, о ее первых самостоятельных шагах, о самоотверженной работе Павла Олеговича и его самого близкого друга, Юрия Воропаева, отца Киры. - Знаете, Кать, ведь все происходило на моих глазах, - все больше воодушевляясь, рассказывал Андрей. – Да я практически вырос на ней и вместе с ней. Сначала это была небольшая швейная фабрика, потом когда отец с дядей Юрой, решили основать свое дело, «большая головная боль», - он улыбнулся, - так мама ее называла тогда, – вздохнул. - Сколько было проблем, неудач, а потом, когда дела пошли на лад, - голос Андрея вдруг посуровел, а лицо стало мрачно-сосредоточенным, - появились желающие отнять ставший прибыльным бизнес. Я никогда не забуду, как к нам ночью ворвались бандиты, как угрожали, как размахивали перед лицом отца оружием. Как отец невозмутимо спокойно разговаривал с ними, а у меня сами собой сжимались кулаки и от ненависти и страха, темнело в глазах. Знаете Катя, это так ужасно чувствовать себя абсолютно беспомощным, понимать, что твоя жизнь и жизнь самых дорогих тебе людей зависит от прихоти пьяных подонков, и не иметь возможности защищаться. Андрей замолчал, «выбитый из колеи» тягостными воспоминаниями, и Катя, стараясь ему не мешать, просто шла рядом, вспоминая о своей жизни и своей семье. Прослуживший тридцать четыре года в армии, в самых трудных условиях, в отдаленных гарнизонах и на пограничных заставах полковник запаса Валерий Сергеевич Пушкарев, вместо благодарности за безупречную службу, получил от командования разнос, за то, что оно, командование, оказывается, должно обеспечить отставного офицера и его семью жильем. Целый год они никак не могла выехать из общежития гарнизонного городка, где закончил службу отец, по одной простой причине – им некуда было ехать. Она хорошо помнила тот день, когда отец вернулся из очередной поездки в штаб округа и, размахивая какой-то бумагой, закричал: - «Смотри, мать, ты говорила, что «никому не нужен», а вот предписание, выделить полковнику Пушкареву и его семье жилье в городе N». Помнила, как обрадовалась мама, что они будут жить в городе, где с отцом родились, где прошла их юность, где они встретились и полюбили друг друга. Хорошо, очень хорошо, на всю жизнь, она запомнила отца на пороге их «новой квартиры» в старом, мрачном, полуразвалившемся бараке, еще лет сто назад предназначенном на слом, «квартиры» щедро подаренной им Министерством Обороны, для дальнейшего проживания. Запомнила, как текли молчаливые слезы по маминому лицу, как, сжав побелевшие кулаки, стиснув зубы так, что видно было, как двигаются желваки на скулах, стоял и смотрел отец, на провалившиеся полы, разбитые оконные стекла, ободранные стены и как сурово сказал: - «Ничего, родные, справимся, хорошо, что лето впереди, успеем до зимы все привести в порядок». Андрей, как будто услышав ее мысли, заговорил вновь. - Знаете, Катя, я никогда не забуду, как мама, в ту страшную ночь, все пыталась, незаметно встать передо мной и закрыть собой меня, а отец будто, чувствуя мое состояние, оборачивался и одними глазами говорил: - «Спокойно сынок, не нужно горячиться» и я понимал его, понимал и стоял рядом и терпел все оскорбления и унижения. Андрей опять замолчал, поглощенный своими воспоминаниями. Потом он, словно очнувшись, посмотрел на нее и обеспокоено спросил. - Что с вами, Катя, вы побледнели? - Ничего, Андрей Палыч, просто вы рассказывали о своих родителях, а я вспомнила о своих. - Я расстроил вас, да, Катюш? - Нет, что вы, это воспоминания. Глава 4. Продолжение. 19 ноября 2005 года. (Два часа спустя) Сегодня пятница, самый тоскливый, для нее день недели. Впереди выходные, а значит опять тишина, пустота, одиночество. - «Когда у тебя нет родных и друзей, когда некому позвонить или пойти в гости – это плохо, это очень плохо. Может Коля позвонит? Ну, даже если и позвонит, пять десять минут радости и все». – Она печально вздохнула. – «И ведь что обидно, при ее безденежье, из всех развлечений, ей доступна только улица, а там такая погода, что и носа высовывать не хочется. Так, Пушкарева, хватит хандрить. Как мама говорила, скучно, найди себе дело, займись им и сразу веселей станет». Она переоделась в старенькие бриджи, Колькину клетчатую рубашку, налила в ведро воды, взяла тряпку и, скинув тапочки, босиком сподручнее, стала мыть полы, напевая себе под нос какой-то незатейливый мотивчик. Звонок в дверь, прервал ее занятие и она, как была с тряпкой в руках, прошлепала к двери и, не задумываясь, открыла ее. На пороге с букетом цветов и коробкой, похожей на торт, стоял и улыбался… Андрей Жданов. - Что это вы, Катерина Валерьевна, открываете дверь, даже не поинтересовавшись, кто там? А вдруг вместо меня был бы какой-нибудь маньяк? Глава 4. Продолжение. 19 ноября 2005 года. Андрей, полуобняв руль руками и положив на них голову, сосредоточенно рассматривал прилипший к ветровому стеклу, невесть откуда взявшийся, маленький пожухлый березовый листочек. Сидеть в остывшем салоне автомобиля было неуютно, но он никак не мог решиться и сделать то, ради чего приехал в этот старый московский двор. - «Может бросить все и уехать пока не поздно?» - пришла ему в голову тоскливая мысль. – «Нет, опять мучиться, думать день и ночь. Хватит! Надоело!» Он попытался еще раз разобраться в своих противоречивых чувствах и желаниях. - «Я не могу спокойно жить, зная как ей сейчас трудно. Мне ее жалко и я хочу, я обязан ей помочь!» - он маетно вздохнул. - «Но ведь дело не только в жалости. Она тебе нравится, Жданов. Да, нравится, мне с ней интересно, она умная, талантливая, необыкновенная. Я никогда раньше не встречал такого человека, такой девушки - открытой, искренней, честной». Андрей запустил пальцы в волосы и с силой провел рукой ото лба к затылку, взлохмачивая их. - «Почему же ты ничего не чувствуешь к ней как женщине? Вот в том-то все и дело. Я на нее не реагирую, это точно. Вот на Лерочку, например…», - он вспомнил вчерашнее пылкое свидание. – «Я очень даже реагирую и вообще там все понятно – пришел, увидел…», - он опять глубоко вздохнул. – «А с Катей, с ней все не так. С самого начала - не так. Мне вообще иногда кажется, что я ее боюсь». – Андрей откинулся на спинку сидения. – «И мысли такие странные приходят в голову, когда ее вижу, то зацеловать хочется, а то такая злость накатывает, что просто схватил бы ее за шкирку и тряхнул как следует, чтоб не смотрела на меня так, будто видит насквозь». Андрей улыбнулся, представив себе, как он трясет Пушкареву. - «Да, Жданов – ты бредишь. То ты думаешь о ней как о самом дорогом человеке, ловишь себя на мысли, что хочешь ее поцеловать, и вообще ты же, кажется, жениться на ней хотел, помнишь? А потом вдруг злишься на нее непонятно за что и раздражаешься так, что ни видеть, ни слышать ее не хочешь. Сумасшествие какое-то». – Его взгляд опять зацепился за прилипший к стеклу тщедушный листок. Одно движение и механический «дворник» смахнул увядший и никому ненужный лист. - «У тебя нет другого способа помочь Кате и заодно понять себя», – отбросил он последние сомнения перед тем, как решительно открыть дверь и покинуть автомобиль. Отступление. 19 ноября 2005 года. (В это же время) Как странно иногда переплетаются судьбы людей, никакой фантазии не хватит, чтобы придумать то, что «придумывает» сама жизнь. Разве это не удивительно, что вот сейчас она моет полы в квартире, где когда-то жили ее бабушка и дедушка, которых она никогда не видела. Потому, что ее дедушка, видный советский военоначальник, погиб при невыясненных обстоятельствах в сталинском лагере, а бабушка, поехавшая за ним в Сибирь, умерла через три месяца после рождения дочери. Маму вырастила и воспитала Надежда Федоровна Полтевская, их любимая бабушка Надя, которая на самом деле никакой бабушкой им с Колей не была и вообще, ни в каком родстве с их семьей не состояла. Формально не состояла, а по душе была самым дорогим и любимым человеком. Семья отца также оказалась в Сибири не по своей воле, они были в сорок восьмом году репрессированы и сосланы в этот суровый край по обвинению в пособничестве фашистам. Во время войны в маленьком городке на оккупированной территории Западной Украины дед работал механиком в гараже, чинил машины, в том числе как выяснилось и немецким офицерам. И никому не было дела до того, что было ему в сорок первом всего четырнадцать лет, что в сорок восьмом он женился, и его жена ждала ребенка. Отправили на поселение в Читинскую область. Вот так вот и получилось, что ее родители появились на свет в суровом Забайкальском крае, выросли там, ничего не зная о своей исконной родине, а потом однажды встретились, чтобы создать свою семью, воспитать их с Колей и, прожив вместе почти тридцать лет, вместе и уйти из этой жизни. Катя, закончив уборку, села на стул в прихожей и с головой ушла в прошлое. Отцовских родителей она немного помнила, да и отец, мог бы что-то рассказать о них им, детям, но, жизнерадостный, любящий веселые и живые истории, он неизменно замолкал, если разговор заходил о его родных. Слишком много тайного и горького было в прошлом их семьи, слишком много невыясненных «почему?» осталось у нее в голове. Почему, в этой, когда-то, явно престижной квартире, после ареста деда, остались жить мамины родственники, и их никто в те жестокие времена не выселил? Почему они, ближайшие и единственные маме родные люди, отказались от нее, кажется, еще до ее рождения и не захотели взять ее к себе? Почему мама никогда не вспоминала о своей родне и не искала встреч с ней? Почему, когда три года назад выяснилось, что эта приватизированная квартира, перешла по наследству к ней, родители не спешили переезжать в Москву и если бы не Колькина консерватория…. Почему? Почему? Почему? Она однажды задала этот вопрос отцу. Почему он ни разу не съездил в места, откуда были родом его отец и мать, ведь там могли оставаться жить их родные или близкие друзья? Разве ему никогда не хотелось с ними встретиться? Отец пристально посмотрел на нее, встал, отвернулся к окну и надолго замолчал. Потом, когда она уже решила, что он так ей ничего и не скажет, произнес: - «Хотелось, доченька, только, видишь ли, там ведь остались и те, кого не хочется видеть», - и добавил. – «Запомни, девочка, в жизни многое можно простить, но предательства нельзя прощать никому и никогда». Требовательный звонок в дверь прервал ее невеселые воспоминания. Глава 4. Продолжение. 19 ноября 2005 года. - Что это вы, Катерина Валерьевна, открываете дверь, даже не поинтересовавшись, кто там? А вдруг вместо меня был бы какой-нибудь маньяк? – вмиг забыв заготовленное заранее и выученное наизусть «вступительное слово» ляпнул «ни к селу, ни к городу» Андрей. - «Жданов, что ты несешь? И при чем здесь маньяк?» Он как завороженный глядел на Катю, пытаясь понять, о чем она сейчас думает и что сделает в следующее мгновение. А Катя ни о чем не думала, и делать ничего не собиралась, она просто была в шоке от происходящего. Еще бы, увидеть Андрея Жданова с цветами в руках на пороге собственной квартиры, такое ей и во сне не могло присниться. Молчание обоих грозило перерасти в катастрофу неловкости, и Андрей все-таки решился первым его нарушить. - Катя, может быть, вы позволите мне войти, а то со всем этим, - он, вяло улыбнулся, указав глазами на цветы и коробку, - я выгляжу как-то нелепо. Андрей с ужасом понимал, что все приготовленные слова куда-то испарились из головы, а его вынужденные «импровизации», очень далеки от совершенства. - «Жданов тебе же уже говорили, что шутки у тебя идиотские. Господи, ну что за дурацкая ситуация, чувствую себя героем какого-то пошлого водевиля. Не хватало, только чтобы Катя обиделась». А Катя не обиделась, она попросту не услышала его последней реплики, отчаянно пытаясь прийти в себя и справиться с волнением. Она машинально отступила на шаг назад и голосом больше похожим на механический голос робота, чем на человеческую речь, произнесла. - Проходите, пожалуйста, Андрей Палыч. Андрей вошел в квартиру и осторожно осмотрелся. Тускло освещенная одной простой лампочкой большая прихожая, «говорила» о более чем скромном достатке хозяйки квартиры. Самодельный стеллаж, заполненный книгами и журналами, старомодная, обитая дерматином, вешалка, стул и допотопная тумбочка со стоящим на ней и таким же допотопным, виденным им только в старых фильмах, телефоном. - Это вам, - наконец догадался Андрей вручить Кате букет. – А, да, вот еще, - он передал ей коробку. – Это пирожные, из французской кондитерской. - Спасибо, проходите, - повторила приглашение Катя. Жданов решил, что все-таки необходимо хоть как-то объяснить Кате причину своего появления. - Простите меня, Катенька, за столь неожиданный визит, но мне очень нужно поговорить с вами. Я долго думал, где и как это можно сделать и, в конце концов, решил прийти к вам незваным гостем. Не прогоните? – Андрей внимательно без тени иронии посмотрел Кате в глаза. - Нет, - ответила она, робко улыбнувшись, - не прогоню. Раздевайтесь, Андрей Палыч. Тапочки стоят около вешалки. Андрей не заставил себя долго ждать, быстро скинув пальто и обувь. - Катя, а где можно руки помыть? - Здесь, - Катя жестом показала на нужную дверь. – Можете воспользоваться красным полотенцем, оно чистое. Пока Андрей мыл руки, Катя успела переодеться, поразмышлять о превратностях судьбы, о неожиданном госте и о том, правильно ли она сделала, что впустила его в дом. Впрочем, о последнем, она думала недолго, хорошо понимая, что не впустить Жданова в свою квартиру, просто бы не смогла. Андрей появился в проеме кухонной двери, прислонился к косяку, и как ей показалось (наверное, показалось), оценивающе посмотрел на нее. - Проходите, Андрей Палыч, не стесняйтесь, присаживайтесь к столу. - Спасибо, - он аккуратно присел на предложенный стул. - Будем пить чай? – Катя вдруг нахмурилась. – А может быть вы голодны, Андрей Палыч? Хотите, я вас ужином накормлю? Правда меню у меня простое, но как вы мне недавно сумели доказать, ничто человеческое вам не чуждо, - она лукаво улыбнулась. Андрей понял, что она намекает на их совместный обед после переговоров в МакроТекстиле. Он вспомнил этот забавный эпизод и улыбнулся, открыто естественно, просто потому, что настроение вдруг стало хорошим, потому, что ему захотелось улыбаться. - Нет, нет, Катюша, я не голоден. Давайте посидим и поговорим за чашкой чая. Когда все приготовления были, наконец, закончены, они несколько минут молча пили горячий крепкий чай, который Андрею показался необыкновенно вкусным. Он впервые, за много дней, откровенно наслаждался вечером, Катиным радушным гостеприимством, ее простым бесхитростным обхождением. От домашнего тепла и уюта, исходивших от всего ее облика, ему стало так легко и радостно на душе и так умиротворенно, что он совсем забыл, зачем пришел. - Андрей Палыч, - вернула его на землю Катерина, - так о чем вы хотели со мной поговорить? Андрей чуть не подавился куском пирога, который вознамерился в это время попробовать. Кое-как проглотив застрявший в горле кусок, и запив его глотком чая, он попытался сосредоточиться и рассказать Кате о цели своего визита. Сейчас вся его затея стала казаться ему глупой и пошлой, но отступать уже было некуда и он решительно начал. - Тогда в машине, - он бросил взгляд на Катю, опасаясь ее реакции, но она не выказывала раздражения и внимательно его слушала, - вы сказали мне, Катя, что одиноки в Москве и, что у вас здесь нет ни родных, ни друзей. Я считаю, что это очень плохо, когда у человека нет ни друзей, ни родных, когда ему не с кем провести время, не к кому пойти в гости или просто поговорить по телефону. Вот я и решил, предложить вам свою дружбу. Он, почувствовав, что Катя, хочет что-то сказать, остановил ее. - Подождите, Катя, не перебивайте меня, дайте мне договорить. Я понимаю, что может быть я не самый хороший друг, но мое предложение искреннее, от души. Он замолчал и прямо взглянул ей в глаза. Катя внимательным долгим взглядом посмотрела на него, потом встала и молча отошла к окну, повернувшись к нему спиной. Андрей, кажется, перестал дышать, ожидая ответа. - Вы пожалели меня, - с грустью произнесла Катерина. – Я этого боялась. Андрей резко встал и подошел к ней. - Это не так, Кать! Да, мне очень хочется помочь вам, но не только потому, что я вас жалею, а потому, что вы мне нравитесь, Катя, мне с вами интересно, с вами я могу быть таким, какой я есть и еще, наверное, потому, что мне тоже очень одиноко, потому, что у меня тоже нет друзей. - У вас нет друзей? – Катя недоверчиво всматривалась в его лицо. – Вы шутите, Андрей Палыч? – удивилась она. – Вы в центре внимания, в центре жизни. - Это только кажется, Катя, что вокруг меня много друзей и знакомых. На самом деле все совсем не так. Андрей глубоко вздохнул, обхватил себя руками за плечи и, вглядываясь в черноту ночи за окном, грустно продолжил. - Все эти люди или партнеры или конкуренты в бизнесе, деловые люди и перед ними я должен всегда быть героем, неунывающим, бесстрашным, всегда и во всем успешным. А такой, какой я есть на самом деле, я никому не нужен. Он зло с вызовом посмотрел ей в глаза, и Катя поняла, какой ценой ему дается его откровенность. - А как же Кира Юрьевна, Роман Дмитрич? – все же спросила, пытаясь лучше понять его состояние. - Ведь они любят вас и дорожат вашей дружбой. Андрей бросил ей еще один короткий взгляд и ей показалось, что в нем она увидела боль. - С Кирой мы слишком разные люди, - проговорил он неохотно, не объясняя, что имеет в виду, - а Роман, - он чуть улыбнулся, - Роман настоящий друг, пока единственный, - он опять послал ей сердитый взгляд, - но, вот беда, у Ромки на все случаи жизни один рецепт – развлечения, а иногда ведь хочется с кем-то погрустить, поразмышлять, просто откровенно пожаловаться на судьбу, понимаете Кать? - Так вы что, Андрей Палыч, вы меня выбрали для того, чтобы вместе плакать, что ли? Андрей, улыбаясь, смотрел в ее плескавшиеся весельем янтарные глаза, потом сделал шаг навстречу и взял в руки ее прохладную ладонь. - Кать, не отказывайте мне, пожалуйста. Я вам обещаю, я вас никогда не обижу, я постараюсь быть вам пре ...
Cплин: ... данным и добрым другом. Что вы скажете, Кать? Вместо ответа, она за руку подвела его к столу. - Посмотрите, Андрей Палыч, вы видите, как нелепо смотрятся рядом ваши изысканные пирожные, купленные в дорогой кондитерской и мои пирожки из кулинарии. Вы отдаете себе отчет, понимаете, что дружба с женщиной может принести вам много неприятностей, а дружба с такой женщиной как я, из другой среды, по сути, из другого мира, только умножит эти неприятности? Что скажут ваши родные, ваши коллеги, узнай они о такой дружбе? Ведь им это может не понравиться. Вы понимаете это? - Да, Катя, я все понимаю и для меня это неважно. Мне важно другое, услышать ваше согласие. Катя аккуратно высвободила свою руку из его ладони. - Хорошо, Андрей Палыч, я согласна быть вашим другом.
Cплин: Глава 5. 21 ноября 2005 года. (Шестнадцатый день с начала истории) Любовь, любовь – гласит преданье – Союз души с душой родной – Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой… Ф.И. Тютчев «Предопределение» Он чокнулся бокалом с уже почти пустой бутылкой любимого Johnnie Walker, пожелал еще раз самому себе крепкого здоровья и одним махом опрокинул в рот очередную порцию виски. На лице появилась гримаса отвращения. Андрей снял и бросил на стол надоевшие очки, потом тяжко и шумно выдохнул и, обхватив голову руками, на какое-то время неподвижно застыл, отрешенно уставившись в крышку журнального столика. Из задумчивости его вывел телефонный аппарат, который после нескольких призывных сигналов, весело спросил голосом Романа Малиновского. - Палыч, ты где? Ты куда спрятался маленький? Ауу, отзовись! – сольное выступление друга сопровождала веселая музыка и глупое женское хихиканье. - Палыч, мы в «Аквамарине», бросай свое домашнее хозяйство и приезжай к нам, тебя все ждут, слышишь…. – Звуки музыки усилились и послышались нестройные женские голоса. – Андрей…, Андрюшенька…, приезжай…, ждем…, любим. Он брезгливо поморщился и бросил раздраженный взгляд на телефон. - «Звонят, весь день звонят, чтоб их…. А она не позвонит, «у нее дела и встретиться мы не сможем». Это она так решила. Она всегда все сама решает». Сегодня был выходной день, воскресенье, Андрей сидел дома и напивался. Мобильный он отключил, (Катя не знает его номера), а домашний на всякий случай, поставил на режим голосовой связи. Жданов находился сейчас в той приятной стадии опьянения, когда разум еще сохраняет некоторую ясность мышления, а все выставленные им «барьеры» и запреты уже разрушены до основания и ощущение полной свободны от всего и, в первую очередь, от уважения к самому себе, позволяет, как говориться, резать правду-матку в глаза. Он встал и нерешительной слегка покачивающейся походкой отправился на кухню. Проходя мимо зеркала в прихожей, поинтересовался. - Андрей Палыч, хотите на осла посмотреть? - резко остановился и повернулся лицом к зеркалу. – Пожалуйста! Видите? Осел. – Он ткнул пальцем в свое отражение. – Од-но-знач-но. Добредя до кухни, достал из пачку сигарету и прикурил. Зло прищуривая глаза, и с шумом выпуская дым из легких, постоял у окна, потом поднес, разглядывая, сигаретную пачку к лицу и постучал по ней пальцем. - Видите, что написано, Екатерина Валерьевна. «Курение вредит вашему здоровью», - прочитал он с выражением. – Между прочим, МИНЗДРАВ предупреждает, а алкоголь, вы думаете, не вредит здоровью? То-то же, - он покачал головой. – А я пью и курю, порчу свое здоровье. А вам все равно. Вы сегодня заняты. Он затушил сигарету, присел к столу и, пристроив голову на руки, закрыл глаза. Отступление. 21 ноября 2005 года. (В это же время) Делать ничего не хотелось, думать тоже не хотелось, а как не думать, если они – думы, так и лезут в голову, и никуда от них не спрячешься, никуда не скроешься. - «Ох, и глупая ты, Катерина. Зачем ты согласилась с ним дружить? Ему блажь в голову пришла, благотворительностью решил на досуге заняться, а тебе-то что делать? Один только день с ним и провела, а нервы уже ни к черту. Теперь вот лежишь на диване как больная, и боишься на белый свет вылезти. А дальше, что будет? Хорошо хоть хватило ума от сегодняшнего свидания отказаться». Катя понимала, что несправедлива к Андрею. Он же не виноват, что не любит ее. Понимала, что доброжелательные, дружеские отношения с ним – единственное, на что она может рассчитывать. Но как объяснить это любящему сердцу? Как запретить ему, глупому, восхищаться любимым? Как научить, невозмутимо переносить его взгляды, не реагировать на случайные прикосновения? Как, наконец, погасить влюбленный свет, струящийся из ее глаз, когда, забываясь и переставая контролировать себя, она благоговейно смотрит на него. «А вдруг он догадается, как я к нему отношусь? Господи, - Катерина вскинулась, села и прижала руки к щекам, чувствуя, как они заливаются краской стыда, - да нужно слепым быть, чтобы не увидеть, что я его люблю!» Какой удивительный вчера был день. Они ходили в Дом Художника на персональную выставку картин Михаила Врубеля. Как внимательно, увлеченно, слушал ее Андрей, когда она рассказывала ему о виртуозном мастерстве Врубеля и о его, поражавшей всех, кто это видел, технике рисования, не последовательной, а хаотичной, когда он, рисуя картину, наносил ее черты в разных местах холста, постепенно соединяя прорисованные куски. Каким серьезным и взволнованным было его лицо, когда она рассказывала ему о страшной судьбе художника, о его слепоте, многих годах проведенных в психиатрической лечебнице, о его фатальной зависимости от своих Демонов. В какой-то момент она так увлеклась рассуждениями о добре и зле, о расплате человеческого гения за желание и попытку проникнуть в сущность зла, что забыла, что Андрей ее начальник, что между ними, пропасть, которую ни ему, ни ей не преодолеть, забыла настолько, что, увлекшись рассказом, схватила его как Кольку за рукав пиджака, и сама не заметила, как ее рука оказалась спрятанной в его широкой ладони и только, когда увидела его странный взгляд, направленный на их соединенные руки, опомнилась, поспешно отдернула руку и потерянно замолчала. Ей показалось, конечно, только показалось, что он посмотрел на нее в этот момент с сожалением. На какое-то время между ними опять возникла неловкость и она была рада, что Андрей остановился и, задумавшись, внимательно рассматривает «Полет Фауста и Мефистофеля». Эта пауза дала ей возможность прейти в себя и скрыть следы потрясшего ее смятения. Потом, когда они уже вышли из зала, где располагалась выставка, и просто бродили по огромному выставочному комплексу, когда Андрей, стал рассказывать ей о своих впечатлениях от посещения Лувра и Национальной картинной галереи она, увлеченная его рассказом, опять расслабилась, но, увы, ненадолго. Ее «вернул на землю», очень уж выразительный и откровенный взгляд какой-то девицы, оценивающей их пару. В нем так и читалось: а) что такой красивый мужчина делает рядом с этой простушкой? б) молодой человек, посмотрите на меня, хотите, я буду «ваша навеки» и в) куда дурак пошел, бросай свою мымру и иди ко мне, котик. Катя от такой наглости и беспардонности потеряла дар речи, посмотрела исподтишка на реакцию Андрея, видит или не видит? Андрей равнодушно скользнул взглядом по хищно сглатывающей слюну яркой как букет экзотических цветов красавице и отвернулся, не дрогнув ни одним мускулом. - «Привык, не обращает внимания», - подумала Катя и еле сдержалась, чтобы не показать язык этому оставшемуся с носом «тропическому фрукту». Этот инцидент испортил ей настроение, потому, что теперь она волей неволей стала обращать внимание на то, как их воспринимает публика. Публика воспринимала их одинаково – удивлялась. Иногда к удивлению примешивались понимание и сочувствие. «Бедный молодой человек – приходиться тратить время, чтобы показать московские достопримечательности своей чумазенькой родственнице из глухой провинции». Катя даже ногой в сердцах топнула, поймав на себе и Андрее очередной «заинтересованный» взгляд. «А если он моим мужем станет, мне что, паранджу на него одевать?» - подумала и от собственной дерзости, на несколько мгновений, выпала из реальности, наверняка, в этот момент, став действительно похожей на юродивую. Андрей, слава Богу, происходящих с ней метаморфоз, кажется, не замечал. Потом они гуляли по парку, рассматривали, нелепо-величественное творение Зураба Церителли, вздымающегося над Москва-рекой Петра, узнавали знакомые с детства памятники советской эпохи, когда-то возвышавшиеся на площадях и в скверах, а теперь свезенные сюда в парк Дома Художников и скромно стоящие здесь, растеряв без высоких пьедесталов, свою былую величественность. Они опять разговаривали, обо всем, как будто спешили рассказать друг другу то, что накопили за долгие годы. Жданов шутил, вспоминал забавные истории из своей жизни, и она, забыв все сомнения, опять почувствовала себя с ним легко и непринужденно. Когда же пришла пора расставаться и Андрей, весело улыбаясь, спросил. - Катюш, а куда завтра пойдем? Она, сославшись на неотложные дела, почему-то отказалась с ним встречаться, выскочила как ошпаренная из машины, и еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, торопливо пошла к своему подъезду, и только когда смогла «спрятаться» за спасительной дверью своей квартиры, перевела дух. Глава 5. Продолжение. 21 ноября 2005 года. Ему было плохо. Вот как проснулся с утра, так и почувствовал – плохо. Полдня кое-как промаялся, несколько раз порывался ей позвонить, даже трубку телефонную в руки брал, но, подержав, откладывал, понимая, что звонить и навязывать свое общество неудобно. А когда окончательно осознал, что сегодня ее уже не увидит, прошел к бару, достал непочатую бутылку виски, бокал и вознамерился скоротать вечерок в этой веселой компании. Каким прекрасным был вчерашний день. Когда Катя предложила сходить на выставку картин Врубеля, он даже не предполагал, что это будет так интересно. Ну, что он знал о Врубеле? Помнил пару полотен из Третьяковки: "Царевна-Лебедь" и "Демон сидящий", а, да, еще мозаичное панно на «Метрополе» - «Принцесса Греза». А Катя, она столько знает, у нее оказывается феноменальная память. Она читала ему наизусть целые отрывки из воспоминаний современников о Врубеле. Он же к своему стыду запомнил только одну фразу: «Природа ослепила его за то, что он слишком пристально вглядывался в ее тайны». Но, кажется, ему все-таки удалось что-то почувствовать, когда он стоял и смотрел на «Полет Фауста и Мефистофеля», то вдруг явственно ощутил, как по коже поползли мурашки. Да, удивительна судьба гениального художника и удивительное наследие он оставил. Как хорошо, как уютно ему вчера было с Катей. Правда, был один момент, который чуть все не испортил. Когда они уже закончили осматривать выставку и просто ходили, разговаривая по залам галереи, он вдруг заметил, что Катя напряглась и смотрит на него как-то настороженно. Попытался разобраться, в чем дело и через некоторое время понял, ее раздражают откровенные взгляды, посылаемые ему женщинами. Он, болван, этому факту сначала даже обрадовался, решил, что может быть, Катя его ревнует, а потом с удивлением понял, она не ревнует, она злиться и злиться именно на него. От понимания происходящего, вначале стало обидно - он что виноват, что на него так смотрят, а потом почему-то стыдно. Сразу вспомнилось как в детстве, мамины подружки, приходя к ним в дом, обязательно при виде его взмахивали руками, улыбались и говорили всегда одно и тоже. - Ах, какой хорошенький мальчик, так бы и расцеловала в обе щечки. Глянув мельком на свое отражение в зеркальной витрине, он совсем расстроился. Вот почему ему так не повезло в жизни? Ну, было бы у него обыкновенное грубое мужское лицо, скольких неприятностей можно было бы избежать. Да, воистину «не родись красивым…». Ну, что ему теперь в маске ходить что ли? - «Катя, Катенька, да ради того, чтобы быть с тобой, я не только маску, я паранджу надену, только не поможет это, не любишь ты меня, а мне без тебя… Плохо мне, без тебя, Катя» Отступление. 19 ноября 2005 года. (Четырнадцатый день с начала истории) Как только Катя, сказав свое ласковое: - «До свидания, Андрей Палыч», закрыла за ним дверь, он, забыв о лифте, пробежал сгоряча вниз по лестнице пару пролетов, потом вдруг остановился, сел прямо на грязные, давно немытые ступеньки и тукнулся головой в коричневую подъездную стену. - «Господи, Жданов, каким же надо быть ослом, чтобы уже почти полгода любить женщину, сходить от нее с ума и… не понимать этого? Как же ты с ней теперь дружить-то будешь, ведь ты от такой «дружбы» сгоришь заживо?» Он вспомнил, как всем телом, как говориться, от макушки до пяток, почувствовал волну притяжения, увидев Катю в открытой двери. Босая, с растрепанными волосами, с тряпкой в руках, которую, увидев его, она от неожиданности уронила, Катя была прекрасна, а уж как соблазнительна… Андрей еле слышно, сквозь зубы застонал. - «Не реагируешь ты на нее? Как бы ни так, еще как реагируешь». Он закрыл глаза, и память опять услужливо преподнесла заманчивый образ. - «А у нее, оказывается длинные и очень стройные ноги, - вспомнил он, как выглядела Катя в джинсах и майке, в которые переоделась из рабочей одежды. – «А какая у нее талия! А грудь, а руки, какой необыкновенной красоты у нее руки! Жданов, ты пропал, вот теперь ты точно – пропал. Ты же сам себя в угол загнал. Ты хоть понимаешь, что ты не можешь за ней ухаживать, не можешь признаться, что любишь…. Она же решит, что все твои слова о дружбе – ложь, что они только гнусный способ подобраться к ней поближе. Но ведь я говорил правду!» - воскликнул он мысленно. – «Да, ты говорил правду, только эта правда была правдой до того, как она открыла тебе дверь».
Cплин: Глава 6. 27 ноября 2005 года. (Двадцать второй день с начала истории) Катя, лихо затормозив, развернулась лицом к следовавшему за ней Жданову и озорно улыбнулась. Сбавив ход, Андрей подъехал и остановился рядом с ней. - Катюш, а вы хорошо ходите на лыжах, легко, – улыбнулся он ей в ответ. - Согласитесь, Андрей Палыч, сибирячке, и не уметь ходить на лыжах, это как-то неудобно, – рассмеялась Катерина. Закончив многокилометровую лыжную прогулку, они подъехали к приземистому бревенчатому зданию спортивной базы. Совершив этот непростой, даже для опытных лыжников, марш-бросок, Андрей с Катей чувствовали себя сейчас просто великолепно, а легкий мороз, чистый воздух и выпавший накануне свежий снег, только способствовали прекрасному настроению и хорошему самочувствию обоих. - Спасибо, Андрей Палыч, что вы пригласили меня сюда, - обратилась Катерина к Жданову, счищая со снятых лыж налипший снег. – Я так давно не была за городом. Просто надышаться не могу этим воздухом, а красота-то вокруг какая! Загляденье! Берендеево царство, да и только. Она счастливо обвела взглядом открывающиеся со всех сторон великолепные пейзажи - заснеженный еловый лес, живописные, укрытые «белым покрывалом» холмы, скованную льдом речку. Андрей, не мигая, словно загипнотизированный, смотрел на ее раскрасневшиеся личико, широко распахнутые восторженные глаза и млел от нежности и любви. - «Что за прелесть эта девочка. Как ей удается превращать в сказку, казалось бы, самые обыкновенные вещи? Каждая минута рядом с ней – счастье. Смотреть на нее – счастье, слушать – счастье… И, Боже мой, как же хочется обнять ее и поцеловать». – Представив на мгновение, как он прижимается своими губами к ее розовым, чуть раскрытым и таким пленительные губам, он, почувствовав, как огонь желания мгновенно проникает под кожу, тут же, резко одернул себя. – «Ты о чем думаешь? Остынь, немедленно!» - Да, Катенька, день сегодня определенно удался, – произнес он, отводя глаза в сторону и стараясь придать голосу как можно больше твердости, чтобы Катя, не дай Бог, не догадалась о его состоянии. Отступление. 22 ноября 2005 года. (Семнадцатый день с начала истории) День не заладился с самого утра, вернее с вечера. Во-первых, он опоздал на работу, во-вторых, проспал, вернее, во-первых – проспал, а во-вторых - опоздал. А все потому, что накануне он напился, заснул, а когда проснулся, то, не разобравшись спросонья, да еще в полной темноте, где находится, так приложился затылком о кухонный шкаф, что у него в прямом смысле слова искры из глаз посыпались. Потом пришлось полночи к своей дурной голове лед прикладывать. Андрей аккуратно потрогал ушибленное место. Поморщился. – «Больно. И так голова с похмелья болит, так еще шишку величиной с кулак набил». И ведь что обидно, сегодняшние несчастья, опозданием и головной болью для него не закончились. Все словно сговорились добить его окончательно. С самого утра к нему в кабинет ворвалась Кира и устроила ему скандал. Якобы он ей был очень нужен, она звонила, она волновалась, а он не отвечал на ее звонки и мало того, что опоздал, явился на работу в таком виде, что у нее последние сомнения развеялись по поводу его разгульного образа жизни. Высказав это все ему в лицо, Кира уходя, так шандарахнула дверью, что у него последние мозги отшибло. Потом притащился Малиновский и битый час ему выговаривал, что он плохой друг, что совсем от рук отбился, что променял его на халат и тапочки, и что он лично не удивится, если узнает, что Жданов, смотрит по телику передачи по домоводству и вообще учится вышивать крестиком. - «И во всем этом, во всех моих несчастьях, виноваты вы, Катерина Валерьевна. Так, что с вас и спрос», – мстительно подумал Андрей и, захватив с собой увесистую папку, решительно направился к двери. Глава 6. Продолжение. 27 ноября 2005 года. (Загородный клуб. Вечер) Приняв душ, переодевшись и быстро приведя себя в порядок, Андрей уже через пятнадцать минут сидел в холле и ждал, когда Катя выйдет из своего номера. Хорошо, что ему удалось убедить ее приехать сюда. Он улыбнулся, вспомнив, как целую неделю уговаривал Катерину провести вместе с ним выходные в этом спортивном загородном клубе, как волновался, что она так и не решится поехать и откажет ему, как даже сегодня утром, когда заехал за ней и ждал ее появления, неотрывно следя за подъездной дверью, опасался, что она передумает. Вспомнил, как обрадовался, увидев ее, как бросился поскорее забрать из ее рук сумку с вещами, и только когда они выехали на трассу и многомиллионный еще дремавший в раннее субботнее утро город, остался позади, он, наконец, перестал бояться, что Катерина от него сбежит. Досадливо поморщился, вспомнив, как неловко чувствовала себя Катя, когда они приехали, трусила и оглядывалась по сторонам, явно страшась, что кто-то из его знакомых увидит их вместе. Нужно честно признаться, он и сам боялся афишировать их отношения с Катей. Конечно, морально он был готов, к тому, что рано или поздно кто-нибудь «застукает» их и тогда, Катя была права, это вызовет большой шум, но одно дело думать, а другое - реальная угроза «разоблачения». И как это не неприятно было осознавать, но он был рад, что никого знакомых сегодня они не встретили. Единственное, что поднимало его в собственных глазах, это то, что если ли бы ему пришлось выбирать между привычным безмятежным спокойствием и Катей, то он, не задумываясь, выбрал бы ее. Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, и тут же перед его мысленным взором появилась Катя, такой, какой она была сегодня во время их прогулки. Смешная, с выбившимися прядками волос из-под съехавшей на одно ухо шапочки. Она постоянно убегала от него вглубь леса в поисках приключений, то какую-то необыкновенную елку посмотреть: - «Андрей Палыч, смотрите какая красавица!», то подобрать какие-то необыкновенные шишки. Все это, как и следовало ожидать, закончилось тем, что они оба, в конце концов, «утонули» в сугробе и «ослабев» от беспричинного смеха, долго в нем барахтались, помогая друг другу встать на ноги. - Андрей Палыч, - кто-то тронул его за плечо. Он мгновенно открыл глаза. Рядом с ним стояла Катя и озабоченно разглядывала его. - Вы устали, Андрей Палыч? - Что вы, Катенька, я просто позволил себе немного помечтать. Он поднялся и, улыбнувшись, взял ее под руку. - Пойдемте ужинать, Кать? Хороший день, должен заканчиваться хорошим вечером. Отступление. 22 ноября 2005 года. (Семнадцатый день с начала истории) Прошедший воскресный день был одним из самых кошмарных дней в ее жизни. Истерзав себя сомнениями, Катя почти не спала ночью и пришла на работу измученная и уставшая. Сейчас сидя за столом и вяло перебирая документы, она настороженно прислушивалась к каждому шороху в коридоре и боялась только одного, что придет Андрей и ей нужно будет говорить с ним, отвечать на его вопросы, а она не знает, что ему сказать, и у нее совсем нет сил. - «Пусть он забудет обо мне, пусть больше никогда не приходит и никогда не обращает на меня внимания», - повторяла она как заклинание. Так незаметно прошло полдня. Когда она вернулась с обеда, настроение ее несколько изменилось. Она опять прислушивалась к звукам, раздававшимся из коридора, но теперь ей почему-то очень хотелось услышать его шаги, более того, ей почему-то захотелось увидеть его, а еще через час, она откровенно расстраивалась, оттого, что он не торопился ее навестить. - «Вот, значит как, Андрей Палыч! Вся ваша дружба на этом и закончилась? Вам значит не интересно, что со мной, как я себя чувствую, какое у меня настроение. А дружба, между прочим, понятие круглосуточное, как кто-то умный сказал». Когда, прошло еще полчаса, и она совсем отчаялась увидеть Андрея, дверь, наконец, распахнулась, и на пороге возник он - ее президент. Катя так обрадовалась, увидев его, что не сразу поняла, что он ей говорит и о чем просит. - «Какой бизнес-план? Какой загородный клуб? Почему он такой сердитый? Ничего не понимаю». Глава 6. Продолжение. 27 ноября 2005 года. (Ресторан в клубе. Вечер) Они сидели в уютном маленьком ресторане и наслаждались полумраком, тишиной и покоем. - Кать вот вы сказали, что вы сибирячка. Расскажите немного о себе, я ведь о вас ничего не знаю. Вы родились и жили в Сибири, а где? - Ой, Андрей Палыч, - Катя рассмеялась. – Где мы только не жили. Года не хватит, чтобы все рассказать. – Она отпила из стакана пару глотков сока и добавила уже серьезно. – Мой папа был военным, служил на границе, так что мы пожить везде успели от Урала до Приамурья. Андрей заметил, что Катины глаза вдруг стали печальными и уже хотел переменить тему, решив, что ей тяжело вспоминать о прошлом, но Катя опередила его. - А родилась я в Чите и если уж говорить о Родине, то моя Родина – это Забайкалье. - А я там никогда не был, - грустно заметил Андрей. - Жаль, - улыбнулась Катя, - много потеряли. Таких необыкновенных мест, такой неповторимой красоты как там, я уверена, нигде не встретить. Это удивительный край. - Расскажите, - попросил Андрей. - Да, что вы, Андрей Палыч, какой из меня рассказчик, - махнула на него рукой Катерина. - И все-таки. Вот вы сказали удивительный край. А что самое удивительное, Кать? Катя на минуту задумалась. - Как и везде, Андрей Палыч - люди... - Люди? – переспросил Андрей. - Конечно, – Катя немного помолчала, должно быть, подыскивая слова. - Я вот третий год живу в Москве..., – начала она, потом посмотрела ему прямо в глаза, запнулась, и, видимо, передумала говорить то, что хотела сказать сначала. - Хороших людей везде много, но таких как там…, – она улыбнулась мягкой и доверительной улыбкой. - От предков, что ли это им досталось или природа там такая, что и люди ей подстать, не знаю, только таких сильных, мужественных и в тоже время добрых и искренних людей я нигде больше не встречала. В них, знаете, какая-то основательность, крепкость чувствуется, и в них нет того, что я не переношу - суетливости, мелочности, показушности, - добавили она, все больше горячась и волнуясь. - Красивые люди, и знаете, - она опять улыбнулась той мягкой, завораживающей его улыбкой, - говор у них такой чудесный…. Вот послушайте. Я не помню, к сожалению, автора стихов. … Но как прежде, тихий и приятный, Слышен, словно летний ветерок, Отличительный от всех, невероятно, Забайкальцев наших говорок. «Паря, слышь, грозу я чую сёдни, Мож покосом нынче погодим, Опосле начнём. Переночуем, Но, а завтра будет, поглядим. Туточки не надо торопиться Время ещё есть, не поджимат. Може, бог даст, и гроза промчится». И, вздохнув, немного помолчат… Она замолчала, задумавшись, и лицо ее, едва различимое в отблесках горящего в камине огня, показалось ему в этот момент необыкновенно мягким, добрым и в тоже время очень грустным. - Кать, вы скучаете? У вас там много родных и друзей осталось? - Родных? – встрепенулась она. - Нет родных не осталось, а друзья… скорее хорошие знакомые. Мы так часто переезжали с места на место, что друзьями обзавестись не успевали. Нет, - добавила она печально, - никого у меня из близких там не осталось. Андрей опять почувствовал, что воспоминания расстраивают ее, и решительно сменил тему разговора. - А я, Катюш, коренной москвич, родился в Москве, учился в Москве и никуда надолго из нее и не уезжал. Так, что мой опыт путешественника по сравнению с вашим… Кать, - он вдруг воодушевился, - а вот что вы о Москве думаете? - Андрей Палыч, это не честно. Вы все спрашиваете меня и спрашиваете, а сами… Я уверена, вам тоже есть, что рассказать. - Хорошо Кать, я вам расскажу о своих путешествиях, только ответьте на мой вопрос. Мне интересен ваш взгляд, ваше мнение. - Обещаете? - нахмурилась Катерина. - Клянусь, - Андрей поднял вверх раскрытую ладонь. - Хорошо, - Катя кивнула головой в знак согласия. - Самое главное в Москве, на мой взгляд, это сочетание не сочетаемого. На лице Андрея отразились неподдельный интерес и немой вопрос. - Ну, вот например, - продолжила Катя, как бы отвечая ему. – Я, сворачиваю в тихий переулок, только что, оставив за спиной шумную многолюдную Солянку, и вижу, на балконе, на втором этаже старинного особняка, стоит мужик в майке и, извините, трусах и курит. Оборачиваюсь назад, в двух шагах центр города, можно сказать Кремлевские башни видно, а здесь, вот такая вот, домашняя идиллия. Катя улыбнулась, развела руки в стороны, а Андрей уже во всю смеялся, представив себе эту, «нарисованную» Катей, замечательную «идиллию». Глава 6. Продолжение. 27 ноября 2005 года. (Загородный клуб. Поздний вечер) Как только она, попрощавшись с Андреем, закрыла дверь своего номера, все ее показное спокойствие как рукой сняло. Какое может быть спокойствие, когда рядом человек, который тебе дороже, чем все сокровища на свете, которого ты с каждой минутой любишь все сильнее и сильнее и от которого вынуждена скрывать свои чувства, потому, что они ему не нужны. - «Как Русалочка, Андерсена», - подумала она с горечью. – «Ты также истаешь от безответной любви, как она. Бедная, бедная, Катя Пушкарева, полюбила принца, а тому и невдомек, что его любит такая глупая дурочка». Она подошла к окну, отвесила штору и по-привычке забралась с ногами на подоконник. Прямо на нее смотрела большая круглая Луна, освещавшая таинственным светом заснеженную, серебрившуюся от морозного инея поляну перед окном. Миллиарды ярких звезд, будто смеясь, «подмигивали» ей с высоты. - «Как красиво», - восхитилась она открывшейся ей картиной ясного неба. В городе даже в безоблачную ночь звезд почти не видно, мешает электрический свет, а здесь… Катя, как зачарованная всматривалась в ночное небо, и сама не заметила, как заговорила. - Я люблю, его, звездочки. - Любит! Любит! Любит!– повторяли за ней, мерцая в вышине небесные создания. - Что же мне делать, звездочки? - Любить! Любить! Любить! – весело «кричали» они. - Любить? Безответно? Но это так трудно. - Я знаю, милая, - отвечала ей печальная Луна, - но Любовь, даже безответная, прекрасна. Поверь мне, я знаю, я многое видела на своем веку. Не бойся Любви, девочка, иди ей навстречу. Глава 6. Продолжение. 27 ноября 2005 года. (Загородный клуб. Поздний вечер) Как только Катя, попрощавшись с ним, закрыла за собой дверь, Андрей, постоял еще немного, растерянно разглядывая разделившую их, ненавистную, преграду, потом шумно вздохнул, развернулся и побрел к себе. Свет включать не хотелось, и он сел в темноте на кровать. Чувства и эмоции переполняли его и от этого ощущения переполненности, было и хорошо и жутко одновременно. - «Катя, Катенька, что ж ты сделала со мной? Я ведь и не думал и не гадал, что когда-нибудь полюблю так сильно». – Он упал на спину, раскинув в стороны руки. – «Я весь твой, Катенька, делай со мной что хочешь. Никогда, ни одной женщине, я не принадлежал так, как принадлежу тебе, и я знаю, что никогда не будет в моей жизни, другой такой женщины как ты. Единственная моя, как же я хочу увидеть в твоих глазах свет ответного чувства. Пожалей меня, добрая моя. Ведь в твоей власти сделать меня самым счастливым человеком на земле или погубить на век». Не в силах справиться с самим собой, Андрей, встал, оделся и вышел на улицу. Полная Луна, освещала загадочным светом блестевшую серебром поляну и мрачные высокие ели по ее краям. Он, заколдованный, волшебным обаянием ночи, вздохнув полной грудью морозный воздух, осторожно наступая на поскрипывающий под ногами снег, прошел вдоль уснувшего коттеджа, свернул за угол и… в окне второго этажа, увидел ее. Катя сидела на подоконнике, обхватив руками подтянутые к груди ноги, и внимательно всматривалась в звездное небо. Ему показалось, что он даже видит, как она шевелит губами. Потом ее взгляд переместился вниз, и Андрей, испугавшись, что она заметит его, поспешно спрятался за густо разросшимися с этой стороны дома кустами. В просветах, между их оголенными ветками ему хорошо была видна вся ее задумчивая, маленькая фигурка, прислонившаяся к оконному стеклу и он, вдруг почувствовав неизъяснимую, щемящую тоску, опустился безвольно на колени и прошептал. - Я люблю тебя, Катя.
Cплин: Глава 7. 4 декабря 2005 года. (Двадцать девятый день с начала истории) Всю прошедшую неделю, Жданов откровенно избегал встреч с Катей, слишком уж памятной для него, оказалась их поездка загород в прошлые выходные. Что с ним тогда произошло, он так до сих пор и не смог понять. Сначала все было просто замечательно, они катались на лыжах, радовались морозному солнечному дню, красоте подмосковной природы, много разговаривали, ужинали в ресторане. А потом он сам все испортил, потому, что сошел с ума, или у него «крыша поехала», или он потерял над собой контроль – выбирайте кому, что нравится. Другого объяснения своему поведению в ту странную ночь, он не находил, ну не на полнолуние же, в самом деле, грешить! Да и как можно объяснить то, что он, потеряв счет времени, полночи проторчал под ее давно «уснувшим» окном и чуть не замерз. Потом, видимо совсем перестав соображать, что делает, попытался влезть в это самое окно, позорно сорвался, упал и больно ударился спиной об землю. Но ему и этого оказалось мало. Напоследок, он, добравшись, наконец, до своего номера, и решив согреться в ванной, ошпарил кипятком руку, сунув ее бездумно под струю горячей воды. Если сложить все эти несчастья и добавить к ним его отвратительное настроение, то будет понятно, почему разбитый, замерзший и одновременно ошпаренный, молодой, красивый и состоятельный бизнесмен, Андрей Жанов, остаток ночи провел, засунув голову под подушку и, для верности, накрыв ее еще и одеялом. После такого «приключения», Андрей твердо решил, что обязательно возьмет себя в руки и больше ни на йоту не отступит от взятых на себя дружеских обязательств. Сегодня вечером у них с Катей должно было состояться исключительно дружеское свидание. Они договорились пойти в консерваторию, слушать органную музыку. Он любил орган, а тут такой случай – главный органист Вестминстерского собора Джеймс О'Доннелл дает в Москве единственный концерт. Андрей предложил пойти и Катя, с видимым удовольствием, согласилась. Жданов посмотрел на часы. Чем меньше оставалось времени до встречи с Катей, тем явственнее он ощущал, что всем его великолепным планам поддерживать с ней только дружеские отношения не суждено сбыться. Он отбросил в сторону бесполезный журнал, рывком снял с лица очки и, прижимая руками крепко зажмуренные глаза, попытался сосредоточиться и все-таки найти ответ на вопрос, который каждый уважающий себя русский человек, обязан задать хотя бы раз в жизни. - «Что же делать?» Задать-то он его задал, а вот ответить не смог. Что не делай, а все равно получается как по пословице - «куда не кинь – всюду клин». Если он признается Кате в своих чувствах, она, скорее всего, пошлет его куда подальше и тогда ему хоть в петлю головой, а если не признается – то может натворить таких дел, по сравнению с которыми, лазанье по окнам и попытка искупаться в кипятке, покажутся детскими забавами, потому, что он понимал - его «безумие» никуда не делось, оно только притаилось и ждет удобного случая, чтобы завладеть им вновь. Отступление. 28 ноября 2005 года. (Двадцать третий день с начала истории) Этот день останется для нее самым памятным днем в жизни. Накануне, когда она после ужина, вернулась к себе в номер и, устроившись уютно на подоконнике, долго размышляла о своей жизни, ей показалось, что она приняла правильное решение – не пытаться разлюбить Андрея, потому, что это бесполезно, а любить его безответно, таким, какой он есть, не надеяться на взаимное чувство и радоваться тому, что пока она может быть с ним рядом, просто быть рядом. Наступившее утро не оставило от ее «мудрых» полуночных решений, даже воспоминаний. Она сразу поняла, что с Андреем, что-то не так. Когда они встретились в холле, она заметила, что Жданов выглядит как-то странно. Он был бледен, под глазами пролегли черные круги, к тому же двигался он как-то боком и все время пытался спрятать от нее правую руку. - Андрей Палыч, вы себя хорошо чувствуете? - забеспокоилась Катя. - Я прекрасно себя чувствую, Катенька, - бодро ответил он, тем не менее, избегая смотреть ей прямо в глаза. - Да? А что у вас с рукой, Андрей Палыч? – уже не на шутку разволновавшись, задала она ему следующий вопрос. - С рукой? – удивленно переспросил Андрей, – и с рукой все в порядке, Катенька, - поторопился ответить он, но как-то неуверенно и неубедительно. В следующее мгновение, Катя, не раздумывая, схватила его руку и повернула ее ладонью вверх. Красная обожженная кожа ладони и запястья, говорили сами за себя. - Господи, Андрей, как же ты так? – от волнения она забыла и о субординации и о самой же ей установленном правиле, обращаться друг к другу на вы. - Хотел умыться, - смущенно улыбнулся Жданов. - Нужно обезболивающим кремом смазать. Здесь, наверняка, есть аптечный киоск, - Катя стала внимательно оглядываться по сторонам, пытаясь угадать, в каком направлении искать медицинскую помощь, при этом машинально продолжала удерживать руку Андрея и ласково поглаживать ее, будто стремясь облегчить его боль. - Кать, мне уже не больно, - каким-то чужим, охрипшим голосом проговорил Андрей. - Врете, - безапелляционно заявила Катерина и, удерживая его руку в своих ладонях, наклонилась и стала тихонечко на нее дуть. Почему, как она почувствовала, его взгляд? Понять это невозможно, но она вдруг резко повернула голову и попала глазами прямо в его глаза. Он не ожидал этого «попадания» и не успел «спрятаться». И в этом его, пойманном ею, откровенном взгляде, она успела прочитать такую душевную муку, такое отчаяние и мольбу, что невольно зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, Андрей уже не смотрел на нее и только его чуть подрагивающие ресницы выдавали его волнение и говорили о том, что этот влюбленный, тоскующий взгляд не привиделся ей, а был на самом деле. Глава 7. Продолжение. 4 декабря 2005 года. Несмотря на все его опасения, вечер прошел на удивление спокойно. Они, заранее договорившись воспользоваться услугами такси, чтобы не утруждать себя проблемами парковки машины в центре города, без приключений доехали до консерватории, с огромным удовольствием послушали концерт, а потом он предложил Кате поужинать в ресторане и она, к его радости, на этот раз, не стала сопротивляться. Ресторан был уютным, заказанные блюда, очень вкусными и они, забыв о своих страхах и волнениях, весело болтали, делились впечатлениями от концерта и даже строили планы на будущее. Катя, почувствовав, что Андрей, старается быть сдержанным и тактичным, и вряд ли ей сегодня следует опасаться каких-то неожиданных поступков с его стороны, успокоилась. Она была благодарна ему, за то, что он не тревожил ее всю прошедшую неделю. Ей и самой очень хотелось одной, без него, разобраться во всем, попытаться понять, что происходит. Она была уверена, что правильно поняла, о чем молили, и чего просили в ТОТ день его глаза. Но поверить в это, представить себе, что Андрей Жданов ее любит! она не могла, не хватало духу. Сидя долгими вечерами в полумраке своей комнаты, и перебирая в памяти все их встречи, Катя поняла, что все это время была на удивление слепа. Сколько раз она ловила на себе его нежные, тоскующие взгляды и каждый раз приписывала их своему не в меру разыгравшемуся воображению. - «Что же делать?» - спрашивала она себя. – «Это безумие. Роман между Андреем Ждановым и Екатериной Пушкаревой. Что может быть невероятнее?» – а сердце замирало в предвкушении счастья. Еще несколько дней назад она даже и подумать не могла, что такое может с ней случиться, а теперь… – «Я не буду отталкивать Андрея. Я люблю его и не стану сомневаться, и пусть будет, что будет». Субботний вечер подходил к концу. Может быть под расслабляющим воздействием выпитого ими красного вина, а может просто потому, что им вместе было хорошо и уютно, но они, преодолев взаимное чувство неловкости, решили прогуляться до ее дома пешком. Им опять повезло с погодой. Вечер был тихий, безветренный, с неба бесшумно падали редкие пушистые снежинки, легкий мороз, делал воздух чистым и вкусным как пломбир. Они уже почти пришли к Катиному дому и сейчас проходили по небольшому, пустынному в этот час, скверу. Андрей, на мгновение, задумавшись, не заметил, как Катя остановилась и что-то внимательно рассматривает на земле. - Кать, чего вы там увидели? Она повернула к нему восхищенное лицо. - Посмотрите как красиво, – и показала рукой на заснеженный кусок тротуара, освещенный уличным фонарем. Андрей подошел, растерянно посмотрел на Катю, на маленькую снежную «поляну» у края которой она остановилась, и подумал. - «Что здесь красивого?» - но потом, присмотревшись внимательнее, понял, о чем она говорит. Только что выпавший, нетронутый снег, искрился бриллиантовым блеском в неоновом свете уличного фонаря и удивлял своей первозданной чистотой. - Давайте? – шепнула Катя. - Что? – в тон ей спросил Андрей. Она взяла его под руку, прислонилась плечом к его плечу и торжественно прошептала. - Давайте наследим. - Понятно, - заулыбался Андрей – Оставим, так сказать след в истории, да? - Угу, - мотнула головой совсем развеселившаяся Катерина и предложила. – С правой ноги, на раз два, хорошо? Они прошли до середины снежной поляны и обернулись назад. Две дорожки следов – больших мужских и маленьких женских были аккуратно проложены по девственно белому снегу. - Странно, как будто мы одни и мир только сотворен, – Катерина доверчиво и чуть-чуть испуганно посмотрела ему в глаза, а у него от этого взгляда, закружилась голова и он, плохо соображая, что делает, наклонился и прикоснулся губами к ее лицу раз, другой, а потом шумно вздохнул и, поймав губами ее рот, запечатал на нем чувственный долгий поцелуй. Совершив этот необъяснимый поступок, отстранился и внимательно посмотрел на Катю. Два совершенно круглых как у совы, часто моргающих ресницами глаза, смотрели ему, кажется, в самую душу. Немой вопрос: - «Зачем?» застыл в них. «А я не знаю зачем», – ответил сам себе Андрей, а потом порывисто притянул Катерину к себе и крепко обнял. Андрей первым нарушил молчание, почувствовав, как Катя, пытается отстраниться от него. - Кать, нам нужно поговорить, - он наклонил голову и заметно волнуясь, старался поймать ее взгляд. - Андрей… Палыч, я прошу, не сейчас… Катя убрала от себя, его все еще удерживающие ее руки и отступила на шаг. - Проводите меня домой, пожалуйста, - тихо и, как ему показалось очень сурово, попросила она. - Да, Катя, я понимаю, простите, - пробормотал Андрей. Они, молча, не глядя друг на друга, торопливо проделали весь оставшийся небольшой путь до Катиного дома и остановились у ее подъезда. Казалось, что они не знают, как и что сказать, и каждый ждет от другого первого слова. У Андрея вообще язык отнялся, и все разумные слова из головы улетучились. - «Идиот, кретин, руки бы тебе поотрывать вместе с дурной твоей головой. Что ты натворил?» Он как преступник, ждал вынесения приговора и, холодея от ужаса, молил. - «Катя, Катенька, только не прогоняй меня, лучше убей, но не прогоняй!» Затянувшееся молчание, неожиданно, прервал развязный пьяный голос. - Оба на, пацаны, вы только посмотрите, недотрога то наша себе мужика нашла. Что, Пушкарева, надоело одной жить, решила хахаля себе завести? Андрей резко повернулся, колючим взглядом оценивая, направляющуюся к ним, компанию из четырех, приблатненного вида парней. - Чего надо, мужики? – Вышел он вперед, заслоняя собой Катю. В следующее мгновение очнулась и Катерина. - Виктор, что тебе нужно? - обратилась она к разглагольствующему парню. – Шел бы ты домой, да и вы, ребята, не задирайтесь, нехорошо, мы ведь соседи. – Попыталась она урезонить явно агрессивно настроенную пьяную компанию. - Испугалась, - загоготал тот, кого Катя назвала Виктором. – А ты че, боишься, Катюха, что мы твоему хахалю холку начистим? - Это еще вопрос, кто кому начистит, - спокойно произнес Андрей. - Мужики, - Виктор обернулся к молчавшим друзьям. – Нас обижают? - А то, - смачно сплюнул один из них на землю. Виктор оглядел Андрея с ног до головы. - Здоровый экземпляр, - с трудом выговорил он сложное слово, и в ту же секунду размахнулся для удара. Катя еще пыталась урезонить компанию задир, но ее уже никто не слушал. Андрей только успел крикнуть. - Катя отойдите! – и началось… Как началось, так и закончилось. Собственно драки, как таковой, не случилось. Катя даже испугаться не успела, как двое из четырех нападавших парней оказались на земле, один, Витек, зажимал рукой разбитые в кровь нос и губы, а последний, ну очень нетрезвый гражданин, что-то угрожающе бормотал, но при этом, нетвердой походкой отходил от места событий все дальше и дальше. Катя бросилась к Андрею. - Андрей Палыч, боже мой, у вас кровь. Андрей, по подрагивающему от возбуждения и злости лицу которого, тоненькой струйкой стекала кровь из разбитой брови, хмуро непонимающе посмотрел на нее, а затем бросил разъяренный взгляд на своих поверженных противников. - Пойдемте, Андрей Палыч, пойдемте, - потащила его Катерина в сторону своего подъезда. – Вам надо рану йодом обработать и холод приложить, чтоб синяка не было. - Катерина,- догнал их уже у двери голос Витьки, - хорошего мужика себе отхватила. Молодец. Андрей дернулся назад, но Катя, уже успев открыть дверь, молча схватила его за рукав и буквально втащила в подъезд. Глава 7. Продолжение. 4 декабря 2005 года. (23 часа 40 минут) Пока они поднимались на ее этаж, Катя продолжала удерживать Андрея за рукав, как будто опасалась, что он может на ходу выскочить из лифта и опять кинуться в драку. Она никогда не видела его таким, Андрей сейчас был похож на сжатую закрученную до предела пружину, даже через толстую ткань пальто она чувствовала его напряженное словно окаменевшее тело. Смотрела, не отрывая глаз, на его застывшее как маска лицо, плотно сжатые нервно подрагивающие губы, вглядывалась в отрешенные полыхающие мрачным огнем и казавшиеся совсем черными глаза и впервые понимала, какой глубины, и силы чувства владеют им, какой бешенный необузданный темперамент скрывается за его внешним показным спокойствием и благодушием. Заметив, что струйка крови из раны на брови, уже добежала до края его щеки и грозит упасть каплями на воротник белой рубашки, Катя достала из кармана носовой платок и молча промокнула им его испачканную кровью щеку. Андрей, будто очнувшись ото сна, вздрогнул, бросил на нее короткий взгляд, еще горячих, как неостывшие угли, глаз, перехватил руку, прижал к своему лицу и, в туже секунду, она почувствовала, как он весь обмяк и мышцы его тела расслабились. - Спасибо, - совсем тихо, каким-то уставшим отрешенным голосом проговорил он. 4 декабря 2005 года. (23 часа 45 минут) Свиданий наших каждое мгновенье Мы праздновали, как богоявленье, Одни на целом свете. Ты была Смелей и легче птичьего крыла, По лестнице, как головокруженье, Через ступень сбегала и вела Сквозь влажную сирень в свои владенья С той стороны зеркального стекла. Андрей, не до конца еще вышедший из взбудораженного жестокой дракой состояния, и не совсем понимающий, где он находится, как робот выполнял Катины указания: снять пальто, помыть руки, пройти в комнату, сесть на диван. Но, когда она, наклонившись к его лицу, стала, поддерживая одной рукой его голову, второй промокать смоченной в йоде ваткой, ранку на брови, когда он почувствовал на своем лице ее теплое близкое дыхание, он, неожиданно вырвался из ее рук, чуть ли не оттолкнув ее, и пересел на другой конец дивана. - Андрей Палыч, - испугалась Катя. - Что с вами, вам больно? - Извините, Катя, нет…, все в порядке, - замотал он головой. Понимая, как нелепо и неадекватно выглядит в глазах Кати его поведение, Андрей, тем не менее, вынужден был так себя вести, потому, что сейчас его собственное тело не хотело ему подчиняться, и как он не пытался заставить его совершать только правильные поступки, оно доводов рассудка не слушало и отказывалось выполнять его требования. - «Бежать, бежать отсюда пока опять не сорвался, пока еще можешь контролировать себя», - лихорадочно пытался он выбраться из тупика, в который по неосторожности сам себе загнал. – «Но ведь нужно объяснить ей, что произошло? Что объяснить! Как? Горит все внутри, пожаром полыхает так, как будто целый литр этого проклятого йода прямо в кровь вылили. Господи, что же делать, я даже встать не могу». В голове у него все мутилось, сознание путалось, ноги отказывались слушаться. - «Катя, милая моя, хорошая, да уйди же ты куда-нибудь хоть на минуточку, не смотри ты на меня, дай отдышаться. Глупая ты девочка, я же сейчас взорвусь. Так, Жданов, прекрати истерику, возьми себя в руки, постарайся отвлечься, вспомни о чем-нибудь другом!». Но как нарочно все его мысли, все чувства были наполнены только ею, глаза помнили только ее взгляд, кожа, только тепло ее рук, губы-предатели, только сладость и нежность ее поцелуя. - Что с вами, Андрей Палыч? У вас что-то болит? - Нет, Катя, не обращайте внимания…, - с трудом произнес он, чувствуя, что его буквально колотит от сотрясающей все тело лихорадки. - Может быть, вам горячего чаю приготовить? – растерянно пролепетала Катерина. Андрей, несмотря на свое «критическое» состояние, невольно улыбнулся. - Да, можно… - «Мне сейчас не горячего чаю, девочка моя, мне ванну ледяной воды нужно. Ну, что ж ты стоишь, горе ты мое? КАТЯ, УЙДИ!» 4 декабря 2005 года. (23 часа 55 минут) - «Да, что с ним происходит?! - уже чуть не плача спрашивала себя Катерина. – «Что он от меня шарахается?» - всматриваясь в напряженную спину Андрея, пыталась она понять его странное поведение. – «Ах, как же я забыла, он же поцеловал меня!» - похолодела она, вспомнив все, что произошло в парке. – «Да, да, видимо в этом все дело, все вышло случайно, он поддался минутному настроению, и теперь не знает, что мне сказать, как оправдать свой поступок. Он боится меня обидеть, он боится, что я восприняла его поцелуй всерьез?!», - Катерина совсем сникла. – «Конечно, ему просто неловко, он не знает, как выйти из этого положения, а ты, глупая, притащила его к себе, развела тут полевой госпиталь, мать Тереза». – Катя вспомнила, как буквально силой заставила Андрея прийти к себе домой. – «А вдруг он подумал, что я его, как это - домогаюсь? О, Господи», - у нее от страха подкосились колени, и потемнело в глазах. - «Но я же не могла оставить его одного без помощи!», - пыталась она оправдать свой дерзкий поступок. – «Все Катерина, хватит паниковать, напридумывала себе всяких страхов. Ты должна была ему помочь и ты помогла. Сейчас ты вызовешь такси, и он уедет. Главное, чтобы он по твоему лицу не догадался, какие «скромные» мысли бродят в твоей дурной голове». Катя, как будто желая убедиться, что у нее с лицом все в порядке, машинально нашла взглядом зеркало, стоявшее на тумбочке и… увидела в нем отражение Андрея. - «Мамочки рОдные, да что это с ним?» - она чуть не выронила из рук злополучный пузырек с йодом. Поддавшись неистребимому женскому любопытству, осторожно переступила, чтобы лучше видеть его в зеркале и в тот же миг почувствовала, как сердце задохнулось от жалости и любви. Лицо Андрея, его сведенные мучительной судорогой скулы, крепко зажмуренные глаза, напряженные скорбно сломанные брови, говорили только об одном – ее любимый страдает и причина его страдания – ОНА? Глупая Катя Пушкарева? – «Не может этого быть… Да, он же… Бедный. И что теперь делать?» Рой мыслей как торнадо пронесся у нее в голове, заставив щеки густо покраснеть, а сердце забиться с удвоенной силой. Поняв, что Андрей, видимо, решил до конца оставаться партизаном-подпольщиком и скорей умереть, чем признаться ей в своих чувствах, Катя попыталась найти выход из создавшегося положения. - «Мне что, самой надо?» - с ужасом подумала она и тут же почувствовала себя агнцем на заклании. Ей очень захотелось спрятаться куда-нибудь, ну, например, в шкаф, а еще ей, почему-то, очень захотелось подойти, обнять и поцеловать его, но это было так страшно. - «А вдруг, я подойду, а он обернется и скажет: - «У меня зуб заболел, а вы о чем подумали, Екатерина Валерьевна?» Она поставила бутылочку с йодом на стол, сделала несколько осторожных несмелых шагов и молча села у Андрея за спиной, заметив, как при ее приближении по ней одна за другой как волны пробегает дрожь. - Катенька, я должен…, нет…, наоборот, я не должен…, я обещал…, - попытался он что-то ей объяснить. Катя, проникнув рукой за ворот его рубашки, обняла Андрея за шею, прижалась к нему и, крепко зажмурив глаза, тихо прошептала на ухо. - Я люблю вас, Андрей Палыч. В тот же миг два сумасшедших глаза, впились ей в лицо, горячие ладони обхватили за щеки и сдавленный, неверящий голос попросил: - Повтори, что ты сказала? Не в силах больше сопротивляться неистовому взаимному чувству, они сжали друг друга в объятьях и как изголодавшиеся, умирающие от жажды, заблудившиеся в своем одиночестве, путники, бросились утолять этот «голод» и эту «жажду», прижимаясь, друг к другу горячими телами, дотрагиваясь дрожащими руками и касаясь жаркими безудержными губами. Такого с Андреем, а уж тем более с Катей никогда не было. Казалось, если их сейчас разлучат кто-то или что-то, если их оторвут друг от друга, они тут же умрут. Это не было страстью или желанием обладать, вернее это было не только страстью и желанием, скорее это было похоже на высшее проявление радости, на затопившее душу счастье от осознания, что так сильно любимый тобой человек, тоже любит и отвечает тебе взаимностью. Глава 7. Продолжение. Ночь. За окном крупными хлопьями бесшумно падает снег. (Время? Простите, но автор вместе с героями, по вполне понятным причинам, слегка заблудился во времени) Когда настала ночь, была мне милость Дарована, алтарные врата Отворены, и в темноте светилась И медленно клонилась нагота, И, просыпаясь: "Будь благословенна!" - Я говорил и знал, что дерзновенно Мое благословенье: ты спала, И тронуть веки синевой вселенной К тебе сирень тянулась со стола, И синевою тронутые веки Спокойны были, и рука тепла. А в хрустале пульсировали реки, Дымились горы, брезжили моря, И ты держала сферу на ладони Хрустальную, и ты спала на троне, И - боже правый! - ты была моя. Ты пробудилась и преобразила Вседневный человеческий словарь, И речь по горло полнозвучной силой Наполнилась, и слово ТЫ раскрыло Свой новый смысл и означало царь. Катенька доверчиво спала в его объятьях, а он лежал и с той самой глупой непозволительной улыбкой на лице глядел в темноту. - Этого не может быть, - прошептал он, не понимая, как могло случиться, что он, тридцатилетний мужик, перевидавший за полжизни, десятки женщин, всегда гордившийся своим сексуальным опытом, считавший себя чуть ли не идеальным любовником, о Женщине, как оказалось, до сегодняшнего дня, ничего не знал. Каким же ничтожным показался ему сейчас тот, другой прежний Андрей, какими «бесцветными», постыдными увиделись все его прежние отношения с женщинами и каким, в сущности, бездарным и пустым оказался весь его «жизненный опыт». - «Что ты знал о женщинах, Жданов, что ты знал о любви? Ты думал, что станешь для Кати гуру, проводником в мир наслаждений, а все получилось наоборот, эта чистая, любящая девочка открыла тебе, что это такое – любить по-настоящему, без нее, ты так никогда бы и не узнал, что способен любить так сильно». Он склонился к лицу спящей и обнимающей его во сне женщины. – «Любимая моя, как же я благодарен тебя за счастье, что ты мне подарила, ведь сжимать в объятьях любимую женщину - счастье, ощущать на своей коже прикосновения ее рук и губ - счастье, чувствовать, как, в мгновения близости с ней, душа, отделяясь от тела, улетает в невыразимом восторге куда-то в небо – непередаваемое, ни с чем несравнимое счастье. Мне так хорошо с тобой, родная моя, я так бесконечно счастлив, что мечтаю только об одном, никогда ни на одно мгновение не расставаться с тобой, Катенька». Андрей пытался в темноте различить черты любимого лица. - «Маленькая моя, жена моя ненаглядная, поняла, пожалела меня глупого», - и он опять, как тогда, услышав ее робкое: - «Я люблю вас, Андрей Палыч», задохнулся от благодарности и восторга. Он знал, чувствовал, что поступил правильно, когда после ее признания, после их жарких полусумасшедших объятий, не бросился «срывать» этот, только что для него «расцветший бутон», а остановился и послушался мудрого совета своего сердца. - «С ней нельзя, с ней так нельзя! Потому, что ей ты будешь отдавать, отдавать, а не брать». Он посадил ее к себе на колени, и они долго сидели, обнявшись и ему совсем нетрудно было прижимать ее к себе, ласкать, признаваясь поминутно в любви ловить губами ее трогательные робкие поцелуи. Оказалось, что когда мозг не властен над телом, сердце, любящее сердце, может остановить любое желание, не убить, нет – а остановить. - «Остынь, уймись, иначе ты можешь совершить ошибку, обидеть, причинить боль». Ему было легко говорить с ней о себе, признаваться в своей любви. Он слушал ее сбивчивые рассказы о прошлой жизни, и узнал все, что хотел. На секунду «кольнула» ревность - он у нее не первый, «кольнула» и пропала, на смену ей пришла жалость, что вот не было его, в прошлой ее жизни и не мог он защитить ее от ошибок и разочарований, не мог набить морду, тому сопляку, что обидел ее, и только сильнее сжались его руки, только ближе стали объятья и горячее его признания. В какой-то момент, он даже предложил ей, удивившись до изумления, своему поведению. - Катюш, а пойдем пить чай. И ведь пил, этот чертов, казавшийся абсолютно безвкусным чай, чувствуя, как он ядом разливается по жилам и вместе с ним в кровь опять проникает туманящее разум, сводящее с ума желание. И все равно, был готовым ко всему, даже к тому, чтобы по ее желанию, уйти и там, за дверью ее квартиры, умереть в безвоздушном пространстве. И чуть не сошел с ума от восторга, когда ее подрагивающие нежные пальчики коснулись его руки, и он услышал тихое. - Андрей, пойдем со мной. На свете все преобразилось, даже Простые вещи - таз, кувшин,- когда Стояла между нами, как на страже, Слоистая и твердая вода. Нас повело неведомо куда. Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами... Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке. Арсений Тарковский «Первые свидания»
Cплин: Глава 8. 6 декабря 2005 года. (Один месяц и один день с начала истории) БЛАЖенный - В высшей степени счастливый. С.И. Ожегов. Словарь русского языка Он был счастлив, так счастлив, как никогда в жизни, и он не хотел, не мог расстаться с ней. - Милая моя, хорошая, не покидай меня, не уходи, я не могу без тебя, - умолял он, пытаясь задержать ее. Она улыбалась в ответ печально, загадочно и шаг за шагом отступала, уходила от него. Он пытался догнать, обнять ее, но она выскальзывала из его рук и уходила все дальше и дальше в неведомо откуда взявшийся плотный как молоко туман и таяла, как будто растворялась в нем… Андрей с криком, - Катя! - резко сел в постели, окинул непонимающим взглядом пустую кровать, и, успев испугаться до выступившей на лбу испарины, окончательно проснулся и обессилено рухнул обратно на подушки. Сердце счастливо отозвалось гулкими радостными ударами на вновь обретенное сознание. - «Это не сон, она была со мной. Вчера она была со мной, и это был самый счастливый день в моей жизни. НАШ ДЕНЬ! Катенька, единственная, желанная, любимая моя Катенька». Он вспомнил все, вспомнил, как в полумраке комнаты, она, совершенно растерявшаяся прижималась к нему и отчаянно шептала куда-то в плечо: - «Я боюсь, Андрей», - и тут же, решительно отстранившись, вглядывалась в его лицо сверкающими, как звезды глазами и смело признавалась: - «Я люблю тебя! Я так сильно тебя люблю, Андрей!» Вспомнил, как ласкал ее руками и губами, как шептал в ответ: - «Не бойся, родная моя, хорошая, ведь я с тобой». Вспомнил, как кружилась голова и туманом застилало глаза, когда она опустилась на диван, а он, стоя перед ней на коленях, расстегивал и все никак не мог расстегнуть пуговицы у нее на блузке, вспомнил, как задохнулся от восторга, когда ее нежные пальчики стали неумело стаскивать с его плеч рубашку и как почти потерял сознание, когда почувствовал ее прохладные ладони на своем разгоряченном теле. Вспомнил, как шептал пересохшими от волнения и страсти губами. - Катя, Катенька люблю, истосковался, прости… А потом он умер и родился заново беспомощным, ничего не понимающим младенцем. - «Неужели это ей, волшебнице, с которой ты пережил неизъяснимое блаженство, ей, открывшей для тебя истинную красоту женщины и доказавшей, что все, что ты испытывал до сих пор даже близко несравнимо с тем восторгом что тебе подарила она – неужели это ей, ты хотел «дать урок» страстности? Глупец, невежда, что ты знал о настоящей страсти, что ты знал о любви? Разве ты знал, что оргазм может длиться так долго, что, кажется, еще секунда, и ты умрешь в блаженных муках? Разве можно с чем-то из твоей прошлой жизни сравнить, то невероятное, ни на что непохожее ощущение, когда в экстазе, в неземном наслаждении дрожит каждая молекула, когда душа, в момент высшего наслаждения, вдруг улетает на крыльях в небо и ты, как будто с высоты птичьего полета воочию видишь себя, свое распростертое, брошенное, этой вырвавшейся на волю свободной, ликующей душой, тело». Воскресшие в памяти мгновения их близости, тут же вызвали вполне предсказуемую реакцию. Андрей резко перевернулся и зарылся лицом в подушку, пытаясь приглушить вырывающиеся у него откуда-то изнутри утробные, похожие на рычание дикого зверя, звуки и справиться с неистовым, пугающим чувством физической зависимости от маленькой женщины-феи, которой он, сам того не желая, отдал себя в полное и безраздельное владение. - «Зачем ты уехал вчера и так ничего и не сказал ей? Испугался, своим натиском окончательно смутить ее? Ты должен был ей все рассказать: и о том, как впервые увидел ее, как мучительно боролся с самим собой и внезапно возникшим чувством, как не понимал, что происходит и как, поняв, наконец, что влюблен, по-настоящему влюблен, боялся признаться и потерять ее доверие. Трус, болван, кретин, идиот! Вот лежи теперь здесь один, грызи подушку, вой от тоски и мучайся сомнениями». – Он со всей силой врезал кулаком, по несчастному, ни в чем неповинному, мягкому прямоугольнику и потрясенный внезапно наступившим озарением, сел в постели. - «Все неправильно», - понял он. – «Ты все неправильно сделал, Жданов. Ты не должен был с ней соглашаться. Это она ведь о тебе, дураке, думала, когда вчера отправила домой, когда просила не заезжать сегодня и уверяла, что сама прекрасно доберется до работы. Она боится тебя в неловкое положение поставить, а ты? Что ТЫ для нее сделал? Привык, скотина, что все о тебе заботятся, твои желания исполняют». Сердце, только что сладостно изнывавшее от счастливых воспоминаний, кольнула тревога. - «А вдруг, она сожалеет о том, что случилось? Вдруг ругает и себя и меня за несдержанность?» Сразу же вспомнился так сильно испугавший его таинственно-тревожный сон. - «А вдруг это все неслучайно? Вдруг это был пророческий сон?» Он понимал, что это полная чушь, что то, что происходит между ними, не проходит за один день, и, может быть, и за целую жизнь не пройдет, но «бацилл» сомнения уже попал в кровь. Паутина липкого страха, зародившись где-то в груди, проникла под кожу и, опутав его всего с ног до головы, в миг лишила спокойствия. - «А вдруг она станет сомневается в моих чувствах к ней? Вдруг подумает, что для меня наши отношения несерьезные и отвернется, не захочет больше знать меня? Нет, я не смогу спокойно жить и работать, пока между нами не станет все предельно ясно». Он понял, что есть только один способ справиться со всеми страхами, предчувствиями и сомнениями - оказаться сейчас рядом с ней, увидеть ее глаза и сказать ей все те слова, что давно живут в его любящем сердце. - «Прости меня, Катенька, но я не послушаюсь тебя и поступлю по-своему. Сейчас, ни потом, ни вечером, ни завтра, а сейчас я приеду к тебе и все-все расскажу, а потом я сам отвезу тебя на работу, и буду заботиться, и беспокоиться о тебе и так будет всегда, слышишь, Катя! Всегда! Всю нашу жизнь!». Он пулей вылетел из постели, и стал лихорадочно носиться по квартире, с одной целью, быстрее собраться, быстрее уехать и как можно скорее увидеть ее, понимая, что иначе… иначе он сам себе перегрызет горло. Отступление. 5 декабря 2005 года. (Ровно один месяц с начала истории) Сейчас, когда его не было рядом с ней, когда он уехал к себе домой, почему-то вдруг стало страшно. - «Что со мной, чего я так боюсь?» – пыталась понять причину своего страха Катя. Не было никакого, ни малейшего повода, чего-то бояться, а у нее сердце обмирало от тоски и предчувствия надвигающейся беды. - «Я ведь не сомневаюсь в его любви? Нет», - мгновенно отмела она невозможное. – «Я верю ему. Он…, он такой замечательный и он любит меня». Волна жарких воспоминаний, морозной дрожью пробежала по телу и она, переживая вновь и вновь самые волнующие моменты их близости, смущенно улыбалась и, зажмурив глаза, плотнее закутывалась в шерстяной плед. - «А я сама? Может быть дело во мне? Я ведь понимаю насколько не подхожу ему. Рядом с ним должна быть особенная, яркая, величественная как королева девушка, а я… я самая обыкновенная», - она печально вздохнула. - «Да, что за глупое настроение, Пушкарева?» - попыталась она справиться с ненужными сомнениями. – «Разве сердцу прикажешь? И разве только королев любят?» Осознание того, что она любима, что Андрей из всех девушек выбрал именно ее, залило светом радости и счастья все ее существо, в одно мгновение, разукрасив весь мир вокруг безумными красками. Она опять улыбнулась, вспомнив, как, проснувшись утром, боялась открыть глаза и увидеть, серьезный, настороженный, или, что еще страшнее, «чужой» взгляд Андрея. А когда все-таки открыла их, чуть не задохнулась от счастья. Андрей еще спал, как-то по детски подсунув ладонь под голову. Его взъерошенный вид, заметная в рассветных сумерках щетина на щеке, взлохмаченные волосы, и даже ужаснувший ее синяк под глазом, делали его таким своим, домашним, что все ее страхи развеялись сами собой. Родной, самый близкий, самый дорогой, самый любимый человек. И было так естественно и легко лежать обнаженной рядом с ним и не чувствовать неловкости от своей наготы, и так приятно ощущать рядом с собой его большое теплое тело. А потом он проснулся, открыл свои удивительные, самые красивые на свете глаза и она увидела в них столько нежности и столько любви, что почувствовала, как счастливые слезы подступают к глазам и вот-вот уже готовы брызнуть из них. Андрей, как будто поняв ее состояние, вздохнул, притянул ее к себе и прошептал тихо, в самое ухо. – «Доброе утро, плакса моя любимая». А она, глупая, так и не смогла справиться с собой и, всхлипывая, глотая свои дурацкие слезы, обхватила его лицо ладонями и стала покрывать его короткими сухими поцелуями. Он сначала жмурился, улыбался, томно вздыхал, а потом… Катерина зарделась от нахлынувших воспоминаний и с головой спряталась под спасительным пледом. - «Разве могла она когда-нибудь помыслить, что ее будет любить такой мужчина как Андрей? Разве можно передать словами, то восхитительное состояние, которое она переживает рядом с ним? Что она знала о страсти, о настоящей любви? Разве было в ее прошлой жизни что-то, с чем можно было сравнить, то удивительное ощущение, когда от наслаждения дрожит каждая клеточка тела, когда душа, вдруг улетает на крыльях в небо и там, свободная и ликующая радуется счастью быть любимой и любить». Она встала, подошла к окну, вдохнула полной грудью морозный воздух пробиравшийся в комнату через открытую форточку и вглядываясь в бескрайнюю темноту ночи, прошептала. - Андрей, мой Андрей, люблю тебя. Глава 8. Продолжение. 6 декабря 2005 года. (Начало рабочего дня) - Малиновский, кончай меня гипнотизировать. Говори, что надо и вали отсюда! – взревел Андрей, доведенный многозначительным молчанием друга, пришедшего с утра пораньше к нему в кабинет, до «белого каленья». - Что синяка никогда не видел? Любуйся мне не жалко, - проговорил уже более миролюбиво. – А хочешь, я тебе такой же устрою? – он радостно улыбнулся и вежливо поинтересовался. – Тебе, под каким глазом больше нравится, под правым или под левым? - Синяк? Какой синяк? Ой, и, правда - синяк, - «удивился» вальяжно раскинувшийся и, видимо, надолго устроившийся в гостевом кресле Роман. – А я и не заметил, - всплеснул он руками. - Тогда, что ты заметил? Что ты на моей невыспавшейся физиономии заметил? - Вот, - Роман встрепенулся, - вот именно очень даже заметил, только не на физиономии, - он поднял вверх указательный палец, - а на лбу! Андрей, с крайнюю степенью удивления на лице, откинулся на спинку кресла. - Ну, и…, говори дальше, я слушаю? - На твоем лбу, - Малиновский обличительно указал пальцем на эту часть президентского лица, – написано, - продолжил он. – Андрей Павлович Жданов влюбился. Аминь, – и он театрально воздел глаза и руки к небу. Андрей, удивившись про себя, - «неужели написано?» - в слух, тем не менее, довольно спокойно произнес. - Ну и что в этом удивительного? Что я, по-твоему, влюбиться не могу? - Можешь, почему же нет, очень даже можешь, – тут же уверил его Роман. - У меня к тебе только один вопрос. И на сколько все это «можешь» серьезно? Андрей внимательно посмотрел на друга - Серьезно. Я жениться хочу. – Всматриваясь в лицо Романа, Андрей пытался по его выражению понять, что он об этом думает. - Ну, что ты на меня так смотришь? – вспыхнул он. - Я никогда не отрицал, что хочу иметь семью. Это для тебя жениться - невозможно, а я… - Ошибаешься друг, - перебил его Роман. – Для меня жениться - неприемлемо, а вот для тебя - невозможно. - Это почему еще? – опешил Андрей. Роман вместо ответа, пропел. - Все могут короли, все могут короли… Вот только жениться по любви они, как известно, не могут, – добавил он уже без «музыкального» сопровождения и очень серьезно. Андрей, ощутив в груди неприятный холодок, отвернулся, не желая видеть сочувствующего взгляда Романа. Он знал ответ сам, но все-таки спросил. - Почему? - А ты забыл, как устроен ваш «семейный» бизнес? – с готовностью ответил Роман. – Забыл, что ни твои, ни, тем более, Воропаев, не допустят, чтобы он «ушел» в чужие руки? Андрей мрачно посмотрел на друга. - Вот-вот, Жданчик. Ты не хуже меня знаешь, что твой брак с Кирой, - он указал пальцем куда-то наверх, - на Олимпе, дело уже давно решенное. Андрей зло стукнул по столу. - Врешь ты все, Малиновский. Я никогда не собирался жениться на Кире, и она это прекрасно знает. Она знает, что я не люблю ее, и сама не хочет этого брака. Ты забыл, о чем мы с ней договорились полгода назад? Забыл? Так я тебе напомню. Мы договорились, что не будем мешать друг другу жить, что каждый пойдет своим путем. Кира даже уехала и два месяца торчала в Европе. - Договорились. Уехала, - передразнил его Роман. - Какой же ты наивный, Жданов. Кто кроме вас о вашем договоре знает? Ну что молчишь? Павел с Маргаритой в курсе, или Сашке Кира все как на духу выложила? Уехала, а когда ты стал президентом, тут же вернулась и, между прочим, за каждым твоим шагом следит. Да, да, Андрей Палыч, не удивляйся. Ты вот тут уже целый месяц порхаешь как мотылек, ничего вокруг не замечая, а Кира бесится от ревности. Ты знаешь, что она Дашку уволила? - Какую Дашку, когда? - Вот ты даже не заметил, а девочка работы лишилась только потому, что слишком восхищенно на тебя смотрела. Очнись, Жданов, Кира землю роет, пытаясь отыскать ту, о ком ты мечтаешь, и, судя по твоему сегодняшнему лицу, - Роман многозначительно улыбнулся. – Не только мечтаешь. Андрей замахнулся на него рукой, но счастливой улыбки сдержать не смог. - Да ну тебя Малиновский, что ты меня пугаешь. Я, конечно, не говорил с родителями и точек над «и» не ставил, и мама периодически продолжает на меня давить, но мне, кажется, ты преувеличиваешь, они спокойно относятся к тому, что я не хочу жениться на Кире. - Да пойми, дурья твоя голова, они спокойны только потому, что считают, что твоя женитьба на Кире, дело решенное и что у тебя в жизни только два варианта – либо оставаться одному, либо жениться на Воропаевой. А вот, что с ними будет, когда они узнают, что их сыночек влюбился и мечтает о браке с какой-то незнакомой девушкой… Ой, ой, ой, - Роман схватился за голову. - Так, что вот тебе мой совет, спускайся с небес на землю. - Ты, что, ты… Что значит спускайся? – опять загремел Жданов. – Ты тоже хочешь, чтобы я женился на Кире? Роман устало вздохнул. - Да не хочу я, чтобы ты на Кире женился, если честно, я вообще не хочу, чтобы ты женился. – Он опять маетно вздохнул. – Ну, раз уж тебе так приспичило, женись на ком угодно, несчастный, только ты головы-то не теряй, и будь поосторожней. Не ходи ты с утра по офису с блаженной улыбкой на устах. Хорошо, что тебя я, а не Кира или тем паче Сашка увидели. Ты знаешь, - прищурился Роман, - что женсовет уже час в курилке заседает, пытается выяснить, кто тебе в глаз заехал и почему ты после этого выглядишь таким счастливым? И, дай бог, чтобы они подумали, что у тебя такое идиотское выражение на лице из-за легкого сотрясения мозга. Так, что соберись и не расслабляйся, помни, что враг, то бишь Воропаевы, не дремлет. - Ладно, с завтрашнего дня, буду, непроницаем как скала. Кстати, зря волновался, сегодня у меня выходной, Киры в офисе не будет. Она с инспекцией по магазинам поехала. - Замечательно, зато ее братец ненаглядный уже полчаса как нарисовался. - А этому, что здесь надо? – возмутился президент. - Не знаю, к Совету, наверное, готовится, хочет выяснить как наши дела. Он сейчас к Пушкаревой пошел, потом, наверняка, к тебе заявится, так что жди… - Роман осекся на слове. - Что? – вдруг резко изменившись в лице, каким-то странным свистящим шепотом переспросил Андрей. Глава 8. Продолжение. 6 декабря 2005 года. (В это же время, только в другом конце офиса) Он ворвался в ее жизнь как вихрь, как ураган. Горячий, неистовый, перевернул все вверх дном, изменил все вокруг до неузнаваемости, и ее саму изменил. Изменил ее представления о жизни, о себе. Разве могла она еще совсем недавно помыслить, что ее – серая, будничная, обыденная жизнь, вдруг превратится в сказку. Даже после того, что произошло между ними, разве она могла представить, что все изменится настолько, что невозможно будет поверить, что это происходит на самом деле. Да и как можно поверить в то, что произошло сегодня утром. Андрей Жданов сделал ей, Кате Пушкаревой, предложение! Андрей попросил ее стать его женой! - «Этого не может быть. Это сон. Я сплю, и мне все только снится». Она уже битый час неподвижно сидела за своим рабочим столом и пыталась понять, что произошло. Обрушилось ли небо на землю или земля, встав вверх тормашками, опрокинула, сбросила с себя все, что на ней находилось, изменив до неузнаваемости привычный порядок вещей. На душе было так хорошо, что хотелось и плакать и смеяться одновременно. Работа? Какая работа могла быть сейчас. Только он, только о нем все мысли. - «Андрей», - он как живой стоял у нее перед глазами. – «Любимый мой! Счастье мое, радость моя, ненаглядный мой, Андрей!» - не уставала она мысленно повторять и повторять самое прекрасное на свете имя. - «Андрей», - ведь оно как музыка звучит в ушах, как ласковый солнечный лучик, касаясь губ, заставляет улыбаться, согревает ее изнутри своим теплом, превращая промозглый декабрь в цветущий апрель и, кажется, стоит только повернуть голову, посмотреть в окно и… вот она весна! Робкие ростки, раскидав комочки влажной земли, смело тянуться к солнцу, к небу. Весна! На деревьях беременные почки готовы разродиться маленькими зелеными клейкими листочками, а сошедшие с ума от долгожданного тепла птицы, готовы петь не смолкая, с утра до вечера. Весна! Весна! - «Неужели это правда и я скоро стану его женой? Екатерина Валерьевна Жданова», - произнесла она мысленно свое будущее имя и зажмурилась не в силах принять и понять то, что произошло. Вчера, когда она грустила в одиночестве, когда томилась неясными сомнениями, то, прогоняя их, то, вновь поддаваясь тоскливым чувствам, она и помыслить, не могла, что все так переменится. Даже когда Андрей позвонил ей вечером и долго ласково разговаривал, ее тревоги не прошли, и, наверное, поэтому сегодняшнее утро ей казалось таким хмурым, темным и пасмурным. А потом…, потом, раздался нетерпеливый звонок в дверь и Андрей как бешенный влетел в ее квартиру, засыпал цветами, обжег холодными с мороза поцелуями, закружил голову признаниями и вдруг прямо там, в прихожей, рухнул перед ней на колени, обхватил ее всю, прижался сильно, так, что чуть не раздавил и произнес те самые незабываемые, навсегда изменившие ее жизнь, слова. - Кать, я люблю тебя и прошу, стань моей женой. Я не могу без тебя жить, и я хочу, чтобы ты была со мной рядом всегда. Пожалуйста, ответь, ты согласна, Кать? Последние слова он произнес с таким чувством, с такой мольбой в голосе, что казалось, если она сейчас откажет ему, если не согласится, то совершит преступление, по вине сопоставимое только с убийством. Но разве она могла ему отказать? Катя улыбнулась, вспомнив, как она, опустившись рядом с ним на пол, всматривалась в его ждущие, умоляющие глаза, как произнесла тихо, одними губами. – Да, - и смутившись, чувствуя, что сейчас элементарно разрыдается, наклонилась и попыталась собрать почему-то вновь и вновь выпадающие из рук и рассыпающиеся розы, а потом вдруг ни с того ни с сего сказала, не поднимая головы. - Андрюш, пойдем кашу кушать. Я кашу на завтрак сварила, ты же, наверное, голодный… И задохнулась от счастливых слез, от его лихорадочных обжигающих поцелуев в лицо, шею, крепко зажмуренные глаза. - Моя, моя, только моя, - шептал Андрей, прикасаясь к ней горячими губами, а потом, прижав ее к себе, замолчал, и она увидела, как из его глаз сорвались и побежали по щекам две прозрачных капли. - Пойдем кушать твою кашу, - не стесняясь своих слез, тихо произнес Андрей. Катерина так увлеклась своими воспоминаниями, что не сразу поняла, что в дверь кто-то требовательно постучал. В ту же секунду она резко распахнулась, и на пороге ее кабинета оказался один из главных акционеров компании Зималетто - Александр Юрьевич Воропаев. Увидев Воропаева, Катя не смогла скрыть удивления от неожиданного визита. Меньше всего она готова была увидеть в своем кабинете именно этого человека. Ей казалось, что, Александр Юрьевич был настолько далек от любого из сотрудников Зималетто, так безразличен к их существованию, что если бы сейчас рядом с ней прямо в пол ударила молния и той бы она, наверное, меньше удивилась, чем когда увидела его входящим в свой кабинет. - Не ожидали? – заметив ее растерянность, с неким подобием улыбки на лице произнес Воропаев. - Здравствуйте, Александр Юрьевич. Честно скажу, не ожидала. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, - постаралась она за обыденными словами скрыть свое состояние. - У вас ко мне есть какие-то вопросы? - Да, вы угадали, - еще шире улыбнувшись и одновременно смерив ее холодным бесстрастным взглядом, от которого по телу поползли противные мурашки, подтвердил он. - Знаете, вдруг захотелось уточнить, на что наши деньги тратятся. - Вы хотите увидеть результаты моей работы? – невозмутимо спросила Катя. Беспардонность Воропаева, его откровенное хамство, как ни странно, придали ей силы и она прямо, без тени смущения, посмотрела ему в глаза. - Ну, что-то вроде того. Александр небрежно закинул ногу на ногу и, подперев щеку холеной рукой, продемонстрировал, что готов ее слушать. - На ближайшем совете я отчитаюсь по всем поставленным передо мной задачам. Анализ экономической деятельности компании за последние два года мной проведен. Подготовлены рекомендации по упорядочению и оптимизации финансово-хозяйственной деятельности компании. Экономические обоснование проекта реорганизации компании в основе своей подготовлено, определены этапы проведения работ, кредитная политика, просчитаны риски, уточнены сроки и т.д., но эта работа требует, конечно, согласования с руководством компании и советом директоров. После изучения моих предложений, я думаю, акционеры внесут какие-то коррективы и тогда можно будет сделать окончательные расчеты. Она еще некоторое время продолжала рассказывать о проделанной работе, показывала Воропаеву бумаги, графики, постепенно приходя к выводу, что все, о чем она говорит, Александру абсолютно безразлично и все это только предлог, для того чтобы скрыть истинную причину его визита. - Ну, что ж я вижу, во всем, что касается экономики, вы преуспели, и это похвально, - иронично заметил Воропаев. - Но у меня к вам есть еще один вопрос. Скажите, Екатерина…? - Валерьевна, – уточнила Катя, понимая, что вот сейчас собственно и начнется то, ради чего затевался весь этот разговор. - Да, Валерьевна, - чуть ли не по складам произнес Воропаев, не теряя своей странной улыбки. - Так вот, Катерина Валерьевна, скажите, пожалуйста, а так сказать услуги иного характера, входили изначально в ваш договор с Павлом Олеговичем или это исключительно инициатива Жданова-младшего? - Что вы имеете в виду, - похолодела Катя, предчувствуя недоброе, гадкое и вся внутри от этого ожидания съежившаяся в комок. С лица Воропаева вмиг слетела пошленькая ухмылочка. - Я имею в виду, так называемые интимные услуги, Катенька. И не нужно делать невинный и оскорбленный вид. Я позавчера в ресторане имел счастье наблюдать за вами и, судя по вашим с Андрюшей пылким взглядам, ваши отношения с ним совместным ужином не ограничились. Я прав Катерина Валерьевна? Глава 8. Продолжение. - Сашка, какими судьбами? Андрей сделал вид, что несказанно рад лицезреть своего главного партнера по бизнесу. - Да вот ехал мимо, дай, думаю, посмотрю как дела в родной фирме. Как идет подготовка к Совету, - в тон ему, протянув для рукопожатия руку, ответил Воропаев. - Хм, - недобро усмехнулся Андрей, - и для этого ты пришел к моей помощнице? Странный способ узнавать новости. А не проще ли было обратиться за помощью к своей сестре или ко мне, и я и Кира, мы с радостью удовлетворили бы твое любопытство, тем более что Катерина Валерьевна, в силу специфики своих обязанностей, не может быть в курсе всего, что происходит в Зималетто. - А меня как раз интересовали именно ее обязанности и, как ты выразился их специфика. От Андрея не скрылось, как после этих слов и так бледная Катерина, побелела, кажется, еще больше. - «Господи, что ей наговорил этот гад?» Перестав контролировать себя и думая только о Кате, он быстро шагнул к ней, взял в свои ладони ее холодную безвольную руку, наклонился и поцеловал. - Катюш, ты хорошо себя чувствуешь? Может попросить секретаря принести чай или кофе? - обратился он к Кате, заметив краем глаза, как при этом Сашкино лицо вытягивается и с него сползает привычное наглое выражение. Встав рядом с все еще не пришедшей в себя и молчавшей Катей, он приобнял ее за плечи и обратился к Воропаеву, сопровождая свои слова острым и опасным как холодное оружие взглядом. - Ну, раз уж ты здесь, Саша, хочу тебя обрадовать и сообщить приятную новость. Катерина Валерьевна – моя невеста. Я сделал ей предложение, и она согласилась выйти за меня замуж. Можешь нас поздравить дорогой. Глава 8. Продолжение. 6 декабря 2005 года. (Вечером, в квартире Кати) - Кать, что тебе сказал Воропаев? – в очередной раз пытался он узнать, что произошло в ее кабинете до его прихода. - Андрей, я тебе уже говорила, он сказал, что видел нас вместе в ресторане, - вздохнула Катя. - Ну, а дальше? - А дальше пришел ты и зачем-то сказал, что я твоя невеста, - она улыбнулась и попыталась пальчиком обрисовать контур его губ. - Что значит «зачем-то»? Ты, что, Кать, ты думаешь, что я сделал тебе предложение и намерен от всех это скрывать? – воскликнул Андрей и резко приподнялся над ней. - Ни о чем я таком не думаю, - возвращая жениха на место, ласково возразила Катерина. – Я просто боюсь, Андрей. Очень боюсь, что твои родители подумают обо мне, о нас с тобой? Как воспримут наше решение пожениться? – она спрятала голову на его плече. - Все будет хорошо, родная, не бойся, у меня очень хорошие родители, и они все поймут и будут рады, – погладил ее Андрей по волосам и поцеловал в висок. Они обессиленные после очередных жарких «объяснений» в любви, обнявшись, лежали на катином стареньком диванчике и им было хорошо, просто хорошо оттого, что можно вот так лежать рядом. - И все-таки, Катерина, ты мне что-то не договариваешь. - Жданов помолчал немного, как будто ожидая от нее ответа. – Все-таки надо было мне ему морду набить, - так и не дождавшись никаких слов, воинственно закончил он, и Катя сразу почувствовала, какими твердыми вдруг стали его мышцы. - Остынь, вояка, - примирительно прошептала она, а потом потянулась и нежно поцеловала его в губы. Андрей сразу забыл и о Воропаеве, и о родителях, и обо всем на свете. Отступление. 6 декабря 2005 года. (Несколькими часами раньше) Правильно рассудив, что после всего услышанного, Воропаев, отправится поделиться новостями к сестре, Андрей, не желая подвергать Катю, возможному нападению со стороны Киры, сразу же после ухода Сашки забрал ее к себе в кабинет и не отпускал до конца рабочего дня. Он все правильно рассчитал. Не прошло и часа, как в президентском офисе появилась возбужденная, пылающая праведным гневом, Кира. Увидев рядом с ним Пушкареву, она задохнулась от возмущения и еле сдерживаясь, прошипела. - Господин президент, мне необходимо с вами поговорить, наедине, - она бросила на Катю уничтожающий взгляд. - Хорошо, Кира, давай пройдем к тебе, поговорим, - Андрей сделала вид, что не замечает крайнего раздражения подруги детства. - Катюш, ты не беспокойся, продолжай работать, я сейчас, - ответил он на немой вопрос Катерины. О чем беседовали Андрей и Кира, история умалчивает, известно только, что когда их «беседа» закончилась, Воропаева рыдала у себя в кабинете не меньше часа, разбросала по полу все бумаги, запустила в Викторию, не вовремя зашедшую проведать подругу, диванной подушкой, а потом и вовсе уехала, не дождавшись конца рабочего дня. Для Андрея этот разговор был тоже, судя по всему, не из легких. Когда он вернулся, Катя заметила, что он сильно взволнован и что настроение его заметно ухудшилось. - Андрей… Палыч, - попыталась она привлечь его внимание. – Может быть мне лучше уйти? Он повернулся, отошел от окна, у которого, задумавшись, стоял, подошел к ней, как-то устало улыбнулся, потом присел на корточки и положил свою голову к ней на колени. - Не надо, не уходи, - помолчал, вздохнув, и добавил, - я без тебя пропаду. К концу рабочего дня он заметно повеселел, «оттаял», как подумала про себя Катя и они вполне мирно, и славно доработали день в его кабинете. Потом, уже в машине, когда Андрей провожал ее домой, Катя, опять заметила, что он нервничает и, теряясь в догадках, что же стряслось на этот раз, украдкой посматривала на него и все пыталась понять, что его тревожит. Проблема, мучившая Андрея, определилась сразу, как только они подъехали к ее дому. Он помог ей выйти из машины, а потом как-то подозрительно долго ковырялся на заднем сидении своего автомобиля. Когда он повернулся, смущенно пряча глаза, Катя увидела в его руках большую дорожную сумку. - Машину не забудь закрыть, - улыбнулась она, правильно поняв его намерения.
Cплин: Глава 9. 17 декабря 2005 года. (Один месяц и двенадцать дней с начала истории) «Брак между людьми создаётся не священными стихами, встреча двух тел это ещё ни брачный союз, настоящий брак это сангам – слияние двух сердец, когда две души сливаются в одну подобно рекам Гангу и Джамне». Радж Капур. SANGAM. Даже много лет спустя, вспоминая эти дни, Андрей, будет удивляться, какими счастливыми они были с Катей, необыкновенно, безумно счастливыми. Эти две недели они прожили как в раю. Кто-то, наверное, посмеется, что за банальное сравнение. Но дело в том, что ни с чем другим сравнить, то, что было между ними невозможно, все было именно так - они жили как в раю. Ничего особенного вроде и не происходило. Наоборот, на фирме наступило очень напряженное время, он много работал, страшно уставал. Катя помогала ему, была всегда рядом. Они вместе готовились к его первому за время президентства Совету директоров, первому самостоятельному показу и у него и у нее головы шли кругом от обилия дел. Катерина взялась помогать ему с подготовкой доклада к Совету и, как не стыдно ему было в этом сознаться, сняла с его плеч огромный груз. Больше всего на свете он не любил всякие собрания, заседания, обсуждения, его стихией было активное действие – носиться по этажам, принимать экстренные меры для преодоления возникших сбоев в работе, разруливать кризисные ситуации, выявлять возможные резервы… и действовать, действовать, действовать. Вот он и действовал, иногда до такой степени уставая, что после нескольких часов беспрестанных мотаний по городу, по всевозможным сотрудничающим с Зималетто организациям, или после многочасовых «прогулок» по швейным цехам и разборок с гениальным Милко, возвращался к себе в президентский кабинет на автопилоте, не чуя под собой ног, не соображая который сейчас час, не помня, обедал он или нет и вообще, на каком свете находится, – уже на том, или все-таки еще на этом? И почти всегда в эти дни за дверью кабинета его ждала Катя. Поднимала голову, как только он входил, отрываясь от бумаг, улыбалась, потом вставала, молча шла ему на встречу и ласково обнимала. Удивительно, но она делала всегда именно то, что ему в тот момент было нужно. Как, каким образом она угадывала, что он очень хочет пить или проголодался, или просто, хочет немного передохнуть, дать волю гудящим от напряжения ногам? Это непостижимо, но она как будто знала, что ему нужно, он не просил, а она знала. Видимо понимая, как он устал от разговоров, обсуждений и всевозможных согласований, ни говоря, ни слова, молча, усаживала его в кресло и уже через минуту, в его руках был стакан с водой или чашка с горячим чаем и незатейливые, но такие желанные, захваченные из дома его любимые бутерброды с сыром, или, сам не понимая как, но он вдруг оказывался лежащим на диване, головой у нее на коленях, и ее нежные ручки ласково поглаживали его по волосам, по напряженным плечам, успокаивали, помогали расслабиться, снять стресс… А еще у них были изумительные домашние вечера, когда они вместе готовили на кухне ужин, большей частью состоящий, правда, из купленных в ближайшем супермаркете полуфабрикатов. Зная, что Катя панически боится ресторанов, он, настояв на том, что будет делать все наравне с ней и никакой эксплуатации женского труда не потерпит, мужественно чистил картошку или резал овощи для салата, стараясь, чтобы кусочки выглядели ровными, аккуратными, а не как порубанные шашкой в кавалерийской атаке. Потом они сидели за столом, с аппетитом уничтожали приготовленную еду и наперебой рассказывали забавные истории из своей жизни, стараясь, не волновать друг друга ни тяжелыми воспоминаниями о прошлом, ни тревожащими сомнениями в скором будущем, а если и возникали у них грустные мысли, то все печали и тревоги растворялись, забывались в их восхитительных, полных райского наслаждения, ночах… - «Катя, Катенька, как же мне хорошо с тобой, какой же я счастливый», – поймал он себя на мысли, заглядывая в ее лучистые глаза и целуя нежные сладкие губы. Отступление. (В один из вечеров, извините, но автор, как и герои не помнит в какой именно) - Андрюш, - Катя перехватила его руку, которой он, только что погладил ее по лицу, и теперь целовала ее в раскрытую ладонь, чувствуя, как она слегка подрагивает от поцелуев. - Что, милая? – улыбаясь, тихо спросил он. - Люблю, - кивнула головой Катя и прижалась щекой к его теплой ладони. Андрей наклонился и, прошептав ей в губы, - И я тебя люблю, – поцеловал долгим и нежным поцелуем. - Ой, Андрей, что это? – пытаясь перевести дух после его столь продолжительной ласки, и машинально удерживая в своих ладонях его руку, насторожилась она. - Где? – Андрей понял, что она, что-то заметила на его руке. - Шрам, - Катя погладила пальцами проявившуюся на покрасневшей коже запястья белую полоску. – Откуда? – тревожно спросила она. - А, это, - улыбнулся Андрей. – Это давнишнее. Напоминание о первых походах в горы. - Ты занимался альпинизмом? – широко раскрыла от удивления глаза Катя. – Расскажи, - она просительно заглянула ему в глаза, - пожалуйста. И вообще, Андрей Палыч, за вами должок, между прочим, - она заерзала, поудобнее устраиваясь на диване. – Помните, вы мне поклялись, что расскажите о своих путешествиях? Помните? – нахмурившись, требовательно уточнила Катерина. - Ну, раз поклялся, - Андрей притворно вздохнул и, прислонившись к спинке дивана, приобняв Катю и прижав ее к себе, торжественно заявил, - тогда слушай. - Мы с Романом, - он повернул к ней голову и предвосхитил ее вопрос, - да, не удивляйся, мы с Ромкой ходили в одной связке, это было наше общее увлечение и продолжалось оно шесть, - он на секундочку задумался, - да шесть лет. Так вот, это было наше первое самостоятельное восхождение. Мы с ним долго выбирали куда пойдем и, наконец, решили – Кавказ, вершина Донгузорун Главный, высота почти 4500 метров, Донгузорунбаши – как ее еще называют. Готовились долго, тщательно, наверное, поэтому, само восхождение прошло без приключений, но как говорится, «знал бы, где упадешь – соломки бы подстелил», уже на обратном пути, на ровном, так сказать, месте, ваш покорный слуга, Екатерина Валерьевна, споткнулся и распорол себе острым камнем руку. Кровь хлестала как из водопроводного крана, точно, Кать, - он утвердительно покачал головой, - струя с палец толщиной, не меньше. Я попытался рану рукой зажать, куда там… Чувствую у меня, то ли от вида крови, то ли оттого, что ее так много сразу вытекло, уже голова кружиться начинает, все думаю, конец тебе Жданов. Вообщем если бы не Ромка… Он быстро наложил жгут, кровь остановилась, потом перевязал меня. Когда уже все было позади, лежим мы с ним в траве, все в крови перемазанные, у меня от пережитого страха еще коленки трясутся; так вот лежим мы с ним рядышком, смотрим в небо, тишина вокруг такая, что слышно как трава шелестит, волнуясь от ветра, а над нами орел восьмерки выписывает и так низко опустился, что видно как голову поворачивает, на нас смотрит. Я, помню, тогда удивился, всегда раньше думал, что орлы черные, а этот коричневый – красивый, мощный, крылья огромные. А Ромка, вдруг как заорет. – Врешь, не возьмешь. – Андрей улыбнулся воспоминанию и весело посмотрел на Катю. - Мы потом минут десять как сумасшедшие хохотали, остановиться не могли. Глава 9. Продолжение. 17 декабря 2005 года. - «Какими же беззаботно счастливыми мы были эти две недели», - вспоминала она их первые «семейные» дни. Действительно, все это время ничто не омрачало их счастья, ничто не предвещало скорых страданий, грядущего впереди страшного разрыва и расставания. В офисе хотя и чувствовалось некоторое напряжение, но напрямую ее не касалось, а разбираться, кто и как посмотрел и о чем при этом подумал, ей было некогда. Они несколько раз сталкивались в коридорах с Кирой, но Воропаева, полыхая ненавистью, тем не менее, попыток заговорить, не делала, а в последние дни и вовсе на работе отсутствовала, сославшись на плохое самочувствие. Женсовет, правда, бросал на них с Андреем многозначительные взгляды, но ее отношения с секретарями, хоть и были доброжелательными, но ни настолько, чтобы они могли себе позволить поинтересоваться, что между ними происходит, Роман Дмитрич, видимо в силу своей занятости, кажется и вовсе был не в курсе происходящего, во всяком случае, проходя мимо, кроме обычного приветствия никакого интереса к ней не проявлял. У Андрея было много работы, и она старалась помочь ему, чем могла, радуясь, что нужна, что может ослабить бремя его проблем и забот, взять на себя часть его обязанностей, да просто быть рядом. Она в эти напряженные дни чувствовала его как саму себя, казалось, что иногда она читает его мысли. И вообще эти две трудовые недели, сделали для их взаимопонимания больше, чем могли бы сделать месяцы тихой безмятежной жизни. Если бы она могла предположить, чем все это закончится… Но все их страдания были еще впереди, а сейчас…, сейчас они были счастливы. Несмотря на все заботы и хлопоты на работе, на сильную усталость к концу рабочего дня, Андрей, рядом с ней преображался, становился веселым, жизнерадостным. Он постоянно дурачился и заставлял ее смеяться. Она улыбнулась, вспомнив какую снежную войну они устроили, когда после продолжительной оттепели, в Москву опять вернулась зима и на землю лег новый, чистый, молодой снег. А их поход за покупками. Во что он его превратил, сумасшедший. Он все-таки уговорил ее купить подходящую для зимы одежду. Хитрец. Она опять улыбнулась, вспомнив, как в один из вечеров, Андрей сел рядом с ней за стол, взял в руки какие-то бумаги с расчетами и стал серьезно ей доказывать, так сказать с цифрами в руках, какую она, Катя Пушкарева, принесла прибыль фирме, заключив с МакроТекстилем выгодный контракт и какая, ей, соответственно, положена премия. Она сидела, внимательно слушала, не перебивая, и дождалась, когда он основательно разгорячившись, обратился к ней с вопросом. - Кать, ну ты чего молчишь-то? Ты согласна? Пожала плечами и, как нив чем не бывало, согласилась, повергнув тем самым президента в легкий шок. - Конечно, согласна, кто ж от честно заработанных денег отказывается? А ты о других сотрудниках подумал? Андрей шумно выдохнул, попутно издав какой-то рычащий звук, и сложил, как оказалось, ненужные расчеты в папку. - Конечно, подумал, Катюш, перед Новым годом премия никому не помешает. Ей удалось снизить его аппетиты и вместо дорогой шубы в эксклюзивном магазине, они остановились на покупке обычной дубленки в обычном торговом центре, но вот, то, сколько она этих дубленок перемерила, пока Андрей одобрил модель, которую они, в конце концов, купили, чуть не довело ее до обморока. Она смотрела на ворох принесенной разнообразной по цвету и форме одежды и с ужасом ждала, когда терпение у продавцов кончится, и они пошлют их со Ждановым куда подальше…, но то ли продавцы (вернее продавщицы) в магазине попались терпеливые, то ли Андрей умел с ними разговаривать, а, скорее всего, как она подозревала, опять сработало его неотразимое обаяние, но никто, кроме нее не возмущался, не страдал, и все закончилось к всеобщему удовольствию. Когда она потом, уже дома рассматривала себя в зеркале, то вынуждена была согласиться, что вместе с новыми сапогами и меховой шапочкой, она выглядит в этом наряде очень даже ничего и что вкус у ее жениха – отменный. Довольная своим внешним видом, она радостно улыбнулась. - Спасибо, Андрюш. - Слава, Богу, улыбнулась, - засмеялся Андрей. – А то, у тебя в магазине было такое выражение на лице, что я всерьез начал опасаться за свое здоровье. Отступление. (В один из вечеров, больше ничего не могу добавить) - Кать, - он в темноте пытался увидеть ее глаз, - скажи, а тот, ну который у тебя был, он что, оказался мерзавцем? - Мерзавцем? – удивилась она, - нет, ну почему мерзавцем. – Она помолчала, - да нет, обычный человек. Это я во всем виновата, Андрей. Глупая была, ничего не понимала, такая знаешь, дурочка из глухого селенья, - он почувствовал, как она усмехнулась. - Я ведь и правда как из леса вышла, до этого все на заставах с родителями жила, даже школьную программу экстерном сдавала, с людьми, а тем более ровесниками почти не общалась, что я видела – сопки да багульник, и все, вот и обожглась на первом встречном, - добавила она вздохнув. - Расскажи, - глухо попросил он. - Да собственно рассказывать-то и нечего, Андрей. Я тогда в университете училась, жила в общежитии, к нам на втором курсе, отслужив в армии, пришел парень, ну и он мне очень понравился. Я, конечно, скрывала это, но девчонки, с которыми жила в одной комнате как-то догадались и стали меня подначивать, что, мол, ты прячешься, таишься, он на тебя так влюблено смотрит… Так, что к тому моменту, когда он действительно стал за мной ухаживать, я уже напридумывала себе такого, что «ни в сказке сказать, ни пером описать», как говорится. Она опять замолчала, и Андрей не торопил ее, понимая, что сейчас она переживает все случившееся заново. - У одной из наших девочек был день рождения, и кто-то пригласил Сергея. Как-то так получилось, что мы с ним остались одни, он стал признаваться мне в любви, говорил, что сходит с ума… Я и поверила… Вот собственно и вся история. - Как вся? Между вами, что больше ничего не было? И он, что тебе ничего не объяснил? - удивился Андрей. - Можно сказать и так, - вздохнула Катя. Когда я проснулась, его не было. Потом пришли девчонки начали меня поздравлять, а мне так стыдно было и гадко на душе. Я убежала и ходила по улицам не понимая, что произошло. Потом немного успокоилась. От Сергея пришло сообщение: - «Милая, прости, не хотел тебя будить, на несколько дней вынужден уехать по делам, увидимся в субботу». Я знала, что он работает и даже собирается из-за этого перейти учиться на вечернее отделение, поэтому всему поверила и стала ждать субботы. Это было перед Новым годом, у нас должен был состояться новогодний бал, вот на нем все и выяснилось. - Что выяснилось? – взволновано спросил Андрей. - Он действительно пришел, но пришел не один, а со своею будущей женой. У них оказывается, уже заявление в ЗАГС было подано и свадьба скоро, но самое главное Вера, так звали его невесту, была на последних месяцах беременности. Понимаешь, - он, услышав в ее голосе скрытые слезы, быстро обнял и прижал ее к себе. – Они знали об этом, понимаешь, все знали, что у него невеста, что скоро свадьба и не сказали мне ничего. А я до сих пор не могу понять, почему они так со мной поступили? - Как же ты пережила тот вечер? - Не помню, помню только, что мне казалось, что все за моей спиной смеются, и я старалась не заплакать, и все думала, за что они со мной так жестоко? Потом когда, Сергей с Верой ушли, и вечер почти закончился, сказала, что поеду к знакомым, села в какой-то автобус, он меня завез на окраину, вот там я и ходила-бродила до утра. Утром забрала свои вещи и больше в общежитие не вернулась. С Сергеем мы больше тоже не виделись, он действительно перевелся на вечернее отделение, а я вскоре после этой истории переехали в Москву. Глава 9. Продолжение. 17 декабря 2005 года. - «Катя, Катенька, как же мне хорошо с тобой, какой же я счастливый», – поймал он себя на мысли, заглядывая в ее лучистые глаза и целуя нежные сладкие губы. - Кать, завтра приезжают мои родители. Она помотала головой и спряталась у него на плече, обхватив за шею руками, и в этот момент показалась ему такой маленькой, такой беззащитной, что у него предательски защипало в носу и в глазах и, он наклонился к ней и, целуя ее куда-то в ушко, в растрепанные волосы, прошептал. - Ну, ты чего, Кать? Чего ты, а? - Боюсь, - последовал незамедлительный ответ и ее руки еще крепче обняли его. - Не надо бояться, хорошая моя, бери с меня пример, я ведь не боюсь. - Опять ты врешь, Жданов, - приподняла она голову и посмотрела ему прямо в глаза. - Ну, вру немножко, - согласился он. – Кать, - он обхватил ее лицо ладонями. – Понимаешь, я сейчас не смогу все время находиться рядом с тобой и защищать тебя от возможных проблем. - Ты думаешь, он могут быть против меня? Он заметил, как в ее глазах метнулся и застыл испуг. - Не знаю, Кать. Я, правда, еще ничего не знаю. Ты только обещай мне одно, слышишь, - он отчаянно всматривался в ее тревожные глаза. - Чтобы не случилось, кто бы тебе, что не сказал, не принимай решения, не поговорив со мной, хорошо? Ты мне обещаешь, Кать? Обещаешь? - Обещаю.
Cплин: Глава 10. 24 декабря 2005 года. (Один месяц и девятнадцать дней с начала истории) Солнце и Туман Пусть солнце в небе высоко – Слепому не заметно. Так Истина, как солнца свет, Порой нам не приметна. Мешает гордость иль обман, Невежества преграды. А в мире, где царит туман, Обманываться рады. (с) - «А ведь ты ее уже предал, Жданов». Острая боль полоснула по сердцу, остановила дыхание, руки, на мгновение, ослабев, выпустили руль, и машина трусливо вильнула. Кое-как переведя дух и, справившись с дурманящей слабостью, он крепче перехватил руль руками, повернулся и с тоской посмотрел на Катю. Она сидела с закрытыми глазами, прислонившись к боковому стеклу, и выглядела очень усталой, даже измученной. Ее нежные, ласковые руки, безвольно лежали на коленях, и весь ее облик говорил о покорности судьбе, как будто она заранее смирилась с неизбежным, приняла и простила всем несправедливость, жестокость и бездушие. Ему вдруг почудилось, что между ними образовалась и растет вширь прозрачная стеклянная стена и Катя, оставаясь за этой непроницаемой стеной, удаляется от него так, как будто он видит ее в обратную сторону бинокля. Не в силах больше смотреть на ее «умершее» лицо, опущенные плечи, не в силах ощущать эту образовавшуюся между ними и все утолщающуюся стену, он резко сдал машину вправо, заставив тревожно «выругаться» несколько идущих рядом машин и остановился у обочины. Катя открыла глаза. - Андрей, что случилось? А он уже схватил ее за лацканы пальто, притянул к себе и стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, взметнувшиеся вверх и пытавшиеся остановить его безудержный порыв, руки. - Прости…, прости меня…, - шептал он в перерывах между поцелуями. – Пожалуйста, прости меня…, любимая…, хорошая…, единственная моя. Она еще какое-то мгновение, видимо не понимая, что происходит, машинально сопротивлялась его ласкам, а потом вдруг обмякла в его руках, прижалась к нему и горько заплакала. Он гладил ее лицо, волосы, пытался губами высушить, вобрать в себя, горячие слезинки, шептал ласковые слова, успокаивая. - Не надо, не плачь, любимая, все хорошо, я с тобой. – А сердце, бессовестный эгоист, радостно стучало в груди. - «Это она с тобой! Она не бросит тебя! Она любит тебя! Любит!!! И нет никакой стены!» Отступление. 18 декабря 2005 года. (Один месяц и тринадцать дней с начала истории) Рассчитав все заранее и все равно переволновавшись, из-за непредсказуемой, как всегда на московских дорогах, пробки, он, приехал в аэропорт вовремя и с раздражением узнал, что все его старания и волнения были напрасными, самолет из Лондона по метеоусловиям задерживался прилетом больше чем на два часа. Слоняясь бесцельно по притихшему в этот ранний час просторному залу, он, в который раз, пытался определиться, как вести себя с родителями, что им говорить, как убедить их в том, что Катя для него единственная женщина, с которой бы он хотел создать семью, иметь детей, да что там, убедить их, что без нее не будет его жизни, его самого не будет. Он это хорошо понимал, но вот как объяснить все родителям, как доказать им, то, что для него уже давно стало смыслом жизни, самой жизнью? То, что, родители не сразу согласятся с его решением, не сразу примут в их семью Катю, он, после памятного разговора с Кирой, понял однозначно. Бросая ему в лицо, нелепые обвинения в измене, поливая ядом все и всех вокруг, Кира, тем не менее, смогла донести до него, как примерно его родные воспримут известие, о его решении жениться на Кате. Он тогда, глядя на беснующуюся Киру, с отвращением слушая, как она ловко манипулируя приоритетами, устремлениями и желаниями его родителей, пытается заставить его продаться ей, так, как будто он вещь, бездушное приложение к ее имиджу и, чувствуя, как гадостное ощущение брезгливости и недоумения просачивается в кровь, все пытался понять, насколько Кира права и насколько его родные разделяют ее взгляды на жизнь. - «Неужели», - недоумевал он, - «его отец и мать, и в правду хотят, чтобы рядом с ним была эта бездушная, пустая, извращенная полусумасшедшая женщина? Которую и женщиной он в тот момент мог назвать с трудом. Фурия, ненавидящая все, что по ее мнению, мешает ее красивой, наполовину придуманной жизни». Нет, ну, то, что они не сразу согласятся с его выбором, настороженно отнесутся к Кате он, мог понять, но то, что они, находясь в здравом уме и хотя бы наполовину любя его той любовью, о которой говорили всегда и в которою он свято верил, захотят заставить его жениться на Кире? В это, при всем его богатом воображении, он поверить не мог. Действительность доказала ему, что он ошибался и все в тысячу раз серьезней, чем он мог себе представить. Глава 10. Продолжение. 24 декабря 2005 года. Все было как прежде и все было не так, он чувствовал это. И оттого, что все было не так, как прежде и уже, наверное, никогда не будет как прежде, оттого, что он не знал, не понимал, как он может примирить, соединить между собой эти два одинаково дорогих для него мира – дом его родителей, и их с Катей общий дом, от неоднократных безуспешных попыток пробиться через стену отчуждения, выстроенную его отцом и матерью, от страха, что своей нерешительностью, бездействием, тягостным ожиданием, он предает Катю, предает их любовь, от ощущения, что Катя отдаляется от него, смиряясь с неизбежностью, он сходил с ума. Ему казалось, что за прошедшую неделю он постарел на целую жизнь. Да и как было не постареть. Разве было в его прежней жизни, что-нибудь сравнимое? Разве приходилось ему делать выбор «или-или». Или родители, или Катя, потому, что третьего не дано. Ему ясно объяснили, что его родные никогда, ни при каких обстоятельствах, не согласятся на его брак с Катей, более того, если он все-таки решится поступить по-своему, ему будет отказано не только в родительском благословении, но и в родительском доме. Именно так кричала ему мать: - «Выбирай, Андрей, или я, или она». «Катя, Катя», - он смотрел, как она, стараясь выглядеть веселой, беззаботной, суетилась на кухне, бестолково переставляя тарелки, пыталась что-то рассказывать ему, сбиваясь и повторяя одни и те же слова. - «Милая моя, добрая, ненужно меня обманывать и делать вид, что все хорошо. Голубка ты моя ласковая, мужественный ты мой, самоотверженный человечек, не в твоих это силах, оградить меня, спасти от боли и от страдания. Я знаю, ты готова пожертвовать собой, чтобы мне было хорошо, готова уйти с моей дороги, уйти из моей жизни. Только, Катенька, не будет у меня без тебя никакой жизни, вот ведь в чем дело. Люблю я тебя, больше жизни люблю, и ничего страшнее, чем потерять тебя, для меня нет. Да, мне тяжело сейчас, очень тяжело, но в том, что мне предстоит преодолеть, пережить, как бы ты не хотела, ты мне не поможешь. Такое решение, каждый принимает и проживает один на один. Это как родиться или умереть. Ты только верь мне, родная моя, не сомневайся во мне и я смогу, я преодолею эту боль». Отступление. 18 декабря 2005 года. Встреча с родителями была непредсказуемой и незабываемой. Ничего из того, что он «заготовил», для объяснения с ними ему не понадобилось. Потому, что «сценарий» происходящего был написан заранее и ему, по этому «сценарию», отводилась роль зрителя, без права голоса и выражения своих мыслей и желаний. Выглядывая в толпе прилетевших пассажиров отца и мать, он с удивлением обнаружил, рядом с Маргаритой Рудольфовной, ловко и цепко удерживающую ее под руку, что-то бойко щебетавшую Киру. Это, как он понял, несколько позже, был первый акт, первого действия спектакля, специально разыгрываемого для него. Вторым актом, этого же действия - была собственно встреча. Его короткое, - ма, па, привет. Здравствуй Кира, - было обыграно холодным поцелуем матери, сдержанным как никогда приветствием отца, - здравствуй, Андрей, - пожавшим ему руку и слишком эмоциональной, чтобы быть правдивой, реакцией на его невинный вопрос. - Кира, а как ты оказалась в Лондоне, ведь, насколько мне помниться, ты объясняла свое отсутствие на работе, болезнью? - Что за допрос, Андрей? – тут же последовала раздраженная реплика матери. - Допрос? Ты ошибаешься, мам, по-моему, это вполне законный интерес руководителя к причине отсутствия на работе его сотрудника. - Андрей прекрати! Кирочка прилетала к нам по нашей просьбе. Надо же было как-то ей помочь выбраться из создавшейся кошмарной ситуации. Чувствуя, что если он задаст следующий, уже почти сорвавшийся с у него с языка вопрос, и, понимая, что раздражен не на Киру, а на себя, дурака, позволившего ей сделать первый шаг и, судя по всему, успешно настроить родителей против Кати и против его решения жениться на ней, понимая, что дальнейшее выяснение отношений может вылиться в публичный скандал, Андрей, решил, что благоразумнее будет промолчать. - «Антракт, занавес закрывается, актеры и зрители могут передохнуть», - подумал он, выводя машину со стоянки у аэропорта. Глава 10. Продолжение. 24 декабря 2005 года. Сколько нежности и тепла дарили они в эти дни друг другу. Может потому, что впервые почувствовали как хрупко их счастье, как вообще все в этой жизни хрупко, мимолетно, быстротечно. Их, с горчинкой страдания, поцелуи, их обжигающие супружеские ласки, всеобъемлющее безграничное чувство любви друг к другу, все это переживалось ими сейчас в сто крат сильнее, чем всего несколько дней назад, когда им казалось, что счастье вечно и ничто и никто не сможет ему помешать. Он не помнил, как они с Катей оказались в спальне. Просто, в какой-то момент, встал, забрал из ее суетливых рук ненужные тарелки, обнял за плечи и, прижавшись щекой к ее, склоненной к нему на грудь голове, прошептал. - Золушка ты моя, прости, что твой принц не оправдал надежд, что он оказался малодушным… - Не говори так, - с горячностью оборвала она его, прижимаясь сильнее и обнимая за талию. – Ты самый лучший, самый замечательный и я люблю тебя, Андрей. Оказалось, что расстегивать пуговицы на платье любимой женщины и чувствовать, как ее прохладные руки, касаясь твоей кожи, осторожно распахивают рубашку – это такое восхитительное, волшебное, ни с чем несравнимое действие, что если бы не сводящее с ума, все поглощающее желание, он раздевал бы ее и раздевался сам – вечность. Обжигая ее горячим дыханием, покрывая поцелуями податливое волнующее тело, он стремился заставить ее забыть о боли и о страданиях, разжечь в ней пожар страсти, увлечь за собой к вершинам блаженства и наслаждения и когда, наконец, услышал ее тихий призывный стон, одним мощным толчком соединил их страждущие, рвущиеся навстречу друг другу тела и, достигнув последней точки, теряя сознание и из последних сил, пытаясь остановиться на грани реальности, запрокинул вверх искаженное страстью лицо и впервые, не смог сдержаться и закричал, и в этом коротком яростном крике молодого мужчины, слышались, и гортанные звуки, утверждающего свое право первобытного самца, и отчаянная решимость Адама, променявшего вечную жизнь в раю на земную любовь, и предсмертный хрип покинутого любовника, и восторг Петрарки, нашедшего, наконец, свою Лауру, и не было в этот миг в мире счастливей мужчины и женщины, отдающих себя друг другу, с такой великой страстью, с такой силой Любви, что, сама Природа Мать, им улыбалась, радуясь своему совершенству. Отступление. 18 декабря 2005 года. Он был прав, как только они переступили порог родительской квартиры, занавес поднялся, и началось второе действие марлезонского балета. Ему выложили сразу все от А до Я. Слушая, гневный монолог матери, поддерживаемый молчаливым согласием отца и почти не скрываемым торжеством Киры, он не мог отделаться от ощущения, что все они, и он в том числе, бредят и именно в бреду, его любящая мама говорит эти страшные и бессмысленные слова. Чего только в них не было, и мезальянс, Андрей чуть не рассмеялся, услышав это слово из уст матери, происходившей, как и отец из самой простой семьи, и сетования по поводу хищных амбиций ловких провинциалов, пытающихся откусить лакомый кусок от московского пирога. Ему, хорошо знавшему, что и его родители и родители Киры, стали москвичами уже в зрелом возрасте, а до этого были теми же самыми провинциалами, приехавшими искать лучшей жизни в столицу, слушать все это было, по меньшей мере, дико, и как ни странно - смешно, но когда дело дошло до откровенного шантажа, до обвинений, в том, что он предает интересы семьи, что ему наплевать на их с отцом здоровье, и что он из упрямства, пытаясь претворить в жизнь свою нелепую причуду, свою блажь, пойдет по головам, не посчитается ни с чем и ни с кем…, он не выдержал, резко встал, оборвав тем самым уже похожую на истерику речь матери и не говоря ни слова, не слушая несшихся ему в след окриков отца, ушел. Глава 10. Продолжение. 24 декабря 2005 года. И все-таки им удалось разрушить, растопить стену отчуждения, которая, вставая между ними, пугала его до ужаса, до сердечной боли, и сейчас лежа в постели и, молча, любуясь друг другом, они испытывали одинаковое чувство щемящей, замещенной на тоске и страдании, но такой прекрасной и кроткой нежности. Казалось, что вся комната наполнена светом, струящимся из их глаз, а из их сомкнутых в поцелуе губ, льется тихая волшебной музыка. Он, постоянно смаргивая совсем немужские слезы, смотрел на ее счастливое личико, на сияющие глаза и не мог наглядеться. - НЕНАГЛЯДНАЯ МОЯ! – прошептал он, только сейчас поняв смысл этого слова. – Как я жил без тебя, да и жил ли? Катенька, я… Она ласково коснулась его губ, останавливая его очередную попытку повиниться и еще раз попросить у нее прощения. - Не нужно, Андрюш, не мучайся, - она погладила его по щеке, легкими пальчиками коснулась подбородка, и он, откликаясь на ее ласку, поймал ее маленькую ладошку и стал целовать каждый ее пальчик. - Я буду с тобой всегда, пока нужна тебе, - прильнула к нему Катя. – Но я не буду ничего требовать от тебя, заставлять тебя принимать решение. Понимаешь, Андрей, бывает так в жизни человека, что ему не могут помочь даже самые близкие, самые любящие люди. Ты должен сам, понимаешь, сам все решить, а я…, - она на секунду запнулась, - я пойму и приму любое твое решение. Он в ответ только крепче обнял ее, прижал к себе и, восхищаясь ее благородным сердцем, ее жертвенностью, удивляясь тому, как созвучны их мысли и чувства, и понимая, что никакими словами не в силах выразить все, чем переполнена его душа, прошептал. - Я люблю тебя, Кать. Ты самое лучшее, что случилось в моей жизни. Отступление. 19 декабря 2005 года. (Один месяц и четырнадцать дней с начала истории) На следующий день ему позвонил отец и попросил о встрече. Андрей обрадовался, решив, что родители смягчили свое отношение к нему и к Кате, но, встретив отца на пороге своего дома, почти сразу понял, что их позиция не изменилась, и отец пришел к нему, только с одной целью – дать ему еще один шанс для принятия «правильного» решения. Они долго сидели, разговаривая о делах на фирме, о перспективах развития их бизнеса. Отец, давно не употреблявший алкоголь, даже позволил себе немного коньяку, но былого взаимопонимания не наступало, наоборот, Андрей чувствовал, как с каждой минутой, холодок отчуждения подергивает льдом их до этого всегда теплые и сердечные отношения и, не выдержав этой пытки непониманием, резко встал и отошел к окну. - Пап, скажи мне, почему вы с мамой так отрицательон настроены против нас с Катей? Только прошу тебя, про мезальянс и хищных провинциалов не нужно говорить. Отец впервые за время их разговора улыбнулся. - Хорошо не буду. – Он поставил недопитый бокал на стол. – Понимаешь, Андрей, есть такое понятие «свой круг». Если ты попадаешь в тот или иной круг людей, ты должен придерживаться существующих в нем правил, понимаешь? - И что, по правилам «нашего круга», я не могу жениться на Кате? - Именно так, Андрей, - отец сделал останавливающий жест рукой. – Подожди не перебивай меня. Катя хорошая, умная и добрая девушка, я в этом уверен, Андрей, но если ты женишься на ней, ты неизменно окажешься за бортом той жизни, которой живешь, все последние годы и к которой, я думаю, уже сильно привык. - Почему отец? - Потому, что таковы правила. В этот круг не впускают посторонних людей. Конечно, тебе никто ничего не скажет, но тебя и твою жену будут игнорировать, перестанут приглашать в те места, где собираются люди нашего общества, и постепенно, не сразу, просто перестанут замечать. А что для бизнесмена означает стать изгоем в своем кругу, я надеюсь тебе не нужно объяснять? - Значит, вести безнравственный образ жизни или жениться на нелюбимой женщине – это по правилам нашего круга, а связать свою судьбу с чистой, любящей и любимой девушкой – не по правилам? Так? Отец встал из-за стола, показывая тем самым, что разговор окончен. - Я все сказал, Андрей. Решение за тобой. Он видел, что отец сильно переживает, что мучительно ждет его ответа и в этот момент, смалодушничал, не смог сразу обрубить «все концы». - Хорошо, пап, в понедельник состоится Совет, и на нем я объявлю о своем решении. Отец, соглашаясь, покивал головой и уже у двери, вдруг повернулся и добавил. - Я надеюсь, Андрей, что все эти страсти не помешают тебе качественно провести Совет и показ? Не забывай, ПОКА ты президент компании, вся ответственность на тебе. Это нарочито сделанное ударение на слове ПОКА, дало понять Андрею, какова цена его решения. Или он остается Ждановым и президентом компании Зималетто, или… теряет все. Глава 10. Продолжение. 25 декабря 2005 года. (Один месяц и двадцать дней с начала истории) В это утро, он очень хотел и никак не мог заставить Катю улыбнуться. Она как китайский болванчик, кивала головой, соглашаясь с ним, и продолжала оставаться печальной и даже, как ему казалось, испуганной. - Катюш, не грусти, не надо, ну прошу тебя, - теребил он ее, и она опять кивнув, соглашалась. - Хорошо не буду, - и продолжала смотреть на него так, как будто через секунду заплачет. - Кать, но я должен уехать, понимаешь? – он глубоко вздохнул, обнял ее за плечи и прижал к себе. - Послезавтра Совет, я должен все подготовить, Кать, и дела на фирме и личные, все должно быть в порядке. Я не знаю, что потребует от меня отец, но я должен быть готов. По всей видимости, мне придется уйти из Зималетто. - Он мягко, легким поцелуем в губы, остановил ее попытку возразить. - Не нужно Катюш, это мое решение и я от него не отступлюсь. Ты просто пожелай мне удачи и выдержки. Я буду звонить тебе, Золушка. Пока. Увидимся в понедельник. Он наклонился и опять поцеловал ее, а она вдруг, как будто очнувшись, судорожно обхватила его лицо ладонями и стала отчаянно целовать его в губы, глаза, щеки… - Ну что ты, что ты, перестань, как будто навек со мной прощаешься,- остановил он ее, - мы ведь ненадолго расстаемся. Все будет хорошо, слышишь? Все будет хорошо, - повторил он, открывая дверь и уже через порог еще раз обернувшись, послал ей вместе с улыбкой их фирменный жест, два поднятых вверх и сжатых на удачу кулака. Она первый раз за утро, улыбнулась ему в ответ и молча покачала головой, зажмурив глаза. Если бы он мог знать, что прошедшая ночь – последняя, если бы мог догадаться, что этот их поцелуй - прощальный, что его жест и ее печальная ответная улыбка, навсегда врежутся в его память, и будут мучительно преследовать его безнадежными одинокими ночами, что вот эта дверь, навсегда разделит его жизнь на «до» и «после», что, закрываясь сейчас перед ним, она навсегда закрывает для него дорогу в его короткое и такое безмерное счастье…, если бы…, если бы…, если бы…
полная версия страницы