Форум » Ваши Фанфы по НРК » Ты есть (вариация на тему "Бес в ребро") Автор: nadin » Ответить
Ты есть (вариация на тему "Бес в ребро") Автор: nadin
Ангел: Выкладывая с разрешения автора! Ну, вот и я сподобилась. Маленькая предистория. Фик Пален "Бес в ребро" задел меня, что называется, за живое. Доходило до бессонных ночей. Вот тогда-то моя буйная фантазия и завела меня гораздо дальше, чем поведала об этой истории Пален. Я, как видите, не удержалась. Прошу всех обратить внимание на то, что данный фик не является непосредственным продолжением фика Пален. Это всего лишь один из вариантов развития событий в моем представлении. И вот, собственно, с согласия Пален - проба пера. Ты есть. Рейтинг: PG, а там видно будет. Пейринг: Катя, Герман, Павел Жанр: пусть будет мелодрама Герои: Катя, Герман, Павел, Андрей, Коля и др. Сюжет: Кате с Павлом судьба подарила несколько счастливых лет совместной жизни. Но вскоре Павел умирает и Кате предстоит учиться жить без него. Глава 1. Она стояла в приемной нотариуса среди остальных, пришедших сюда людей, одинокая, растерянная и отстраненная от всех и вся. Хрупкая женщина с потухшим взором, в глубинах которого черной пропастью между нею и всем окружающим миром разверзлась безысходность. Весь мир, доселе наполненный жизнью, надеждами и каким-то почти осязаемым счастьем, сузился теперь до размеров этой чужой, неуютной комнаты. Как бы ей хотелось сейчас отключиться от ужаса случившегося, забыться, погрузиться в отрешенность, чтобы, как в замедленной съемке, не касаясь сознания, перед глазами размытыми пятнами проплывали предметы интерьера, силуэты, лица. Лица… Она не хотела их видеть. Среди них не было ни друзей, ни сочувствующих, ни даже просто равнодушных. Напротив, они были враждебны. И она, эта маленькая женщина в строгом черном платье, облегающем точеную фигурку, делающем свою хозяйку так неуместно соблазнительной, была для них врагом номер один. Всем своим видом они давали понять, что ей здесь не место, но при этом никто не осмелился бы указать ей на дверь, поскольку ОНА имела полное право находиться здесь, тем самым, поправ их собственные права. Права, которые, по их мнению, бесстыдно украла у них, так же, как три года назад украла того, чье имя даже после его смерти они не могут не делить. Она стояла, отвернувшись к окну, обхватив себя обеими руками, как будто старалась согреться, не желая встречаться с ними взглядом, в который раз безуспешно пытаясь сбежать от реальности. Но мозг отказывался впадать в прострацию, и мысли с омерзительной ясностью выстраивались в стройные ряды, приводя к очередным ничего незначащим выводам. - Общее горе. Даже оно не в силах объединить нас, - думала она. Только теперь, здесь она поняла, до конца осознала абсолютную истину, таившуюся в услышанной когда-то фразе, затерявшейся до этого момента в пыльных закоулках ее памяти: «Человек всегда одинок в своем горе… всегда одинок». О да, теперь ей не нужно объяснять смысл этих слов, теперь она сама – убедительное им подтверждение. Это сделанное ею только что открытие визгливой мигренью забилось в висках, от чего она зажмурилась так сильно, что солнечный пейзаж за окном запестрел черными пятнами. ОДНА. Совсем одна. Без него. Без него? Господи, как же больно! *** - Екатерина Валерьевна… Екатерина Валерьевна, прошу вас, пройдемте, все уже собрались, - из задумчивости ее вывел голос помощника нотариуса. Одной рукой он показывал на дверь, в которую ей следовало войти, а другой придерживал ее за локоть, подталкивая в нужном направлении. Она вошла, мельком взглянув на присутствующих, и опустилась на оставшийся свободный стул. Маргарита, Андрей и Кира держались вместе. Сейчас они были едины, как никогда. Сейчас они были семьей. Семьей в состоянии отечественной войны, вынужденной временно укрепить свои рубежи. Марго была подавлена. Губы в горькой складке то и дело подрагивали на бледном лице. Кира бросала обеспокоенные взгляды то на свекровь, то на мужа. Андрей был собран и сосредоточен, как будто ожидал подвоха. На Пушкареву никто из них больше не смотрел. Каждый завернулся в свой кокон и смаковал свою боль в одиночестве. *** По мере того, как нотариус зачитывал завещание Павла, постепенно расправлялась напряженная складка на лбу Андрея, как будто тяжелый груз талой горной лавиной сползал с его плеч. И тому были причины. Ведь это его отец, поддавшись влиянию этой лживой вертихвостки, подверг сомнению благосостояние всех членов некогда крепкой семьи, женившись на ней на старость лет и людям на смех. Содержание завещания не стало для Андрея новостью, но стало долгожданным облегчением и подтверждением того, что слово Павла Жданова дорогого стоит (даже после его смерти).
Ангел: Глава 2. Лишь спустя месяц после их почти фантастического воссоединения они смогли, наконец, поверить в свое случившееся счастье. Позади остался нелегкий разговор с родителями Кати, не менее трудный разговор Павла с Андреем, хлопоты, связанные с ее переездом и работой (переводом в швейцарское представительство фирмы Полянского). И как-то незаметно пришло осознание того, что никто и ничто уже не покушается на их союз, не тянет за душу ложью, не омрачает минуты близости предстоящей разлукой. И все реже они вздрагивали по ночам от тревожных снов, успокоенные теплом любимых рук. Они обживали свой новый дом уже вдвоем, согревая его заботой и любовью. И вскоре каждый уголок их уютной крепости был пропитан трепетной нежностью, которую ее хозяева дарили друг другу в своем упоительном помешательстве. Из окна гостиной открывался восхитительный вид скалистых холмов над Локарно, где, возвышаясь над всем миром, как будто благословляло их святилище Мадонны Дель Сассо. Они любили проводить здесь вечера, отгородившись от всего мира. Разжигали камин и отдавались во власть своих чувств. В один из таких вечеров они сидели, обнявшись, утопая в необъятных глубинах огромного кресла, завороженные предсмертной агонией затухающего пламени. Катя с бокалом белого вина, Павел – конька. - Знаешь, - выдохнул он ей в макушку, - у нас осталось одно неоконченное дело. Она вопросительно вскинула бровь. - Мы забыли пожениться. - Ты все еще женат, Паша. А чтобы жениться вновь, придется затевать развод. Вот только я уже и не знаю, надо ли. - Что ты хочешь этим сказать? – спросил он, убирая с ее лица непослушный локон. - Паша, - улыбнулась она, - у меня есть все, о чем совсем недавно я и мечтать не могла… У меня есть ты. Нет, конечно, я бы хотела… да, очень хотела бы…, но подумай, не слишком ли высока цена этой «декларации независимости»? Зачем доказывать всему миру то, о чем нам с тобой и так известно? Ведь развод не пройдет бесследно. Для Маргариты это будет последним ударом. Раздел имущества… И Андрей не одобрит, это уж точно. Я помню, Паша, я знаю, что и в нынешней ситуации он не кинется меня благодарить,… но я не хочу обострять и без того непростую ситуацию. Они и так обеспокоены судьбой семейного состояния, а в случае нашей с тобой женитьбы, боюсь, начнутся бои без правил. Паша, Андрей будет драться за то, что принадлежит ему по праву, а я не хочу, чтобы ты лишился единственного сына. Он может быть тысячу раз неправ, но от этого он не перестанет быть твоим сыном. Дай ему время, не настраивай его против себя. - Какая рассудительная у меня девочка, - сказал он. – Обо всех подумала, кроме себя. Катюша, жизнь научила меня смотреть дальше, чем видно, и принимать меры загодя. И ты права, наш брак – вопрос скорее деловой. Тем более, с его решением не стоит затягивать. Он хотел сказать ей, что боится даже подумать о том, что будет с ней здесь, если с ним что-нибудь случится. Совсем не радужные картины предлагало ему воображение. Да, Марго Катю не пожалеет, раскатает асфальтовым катком за все свои обиды, да и Андрей не преминет постоять за честь семьи. Подумал, но вслух не произнес. Коснулся рукой ее щеки и сказал: - Катюш, давай не будем откладывать в долгий ящик. Пора тебе стать моей законной владелицей. Не смогла сдержать улыбки. Поцеловала его в раскрытую ладонь и прижала ее к груди. - Хорошо, - ответила она. – Но с условием. - Каким же? - Мы подпишем брачный договор, по которому я не буду иметь прав на твое имущество. И еще одно… - Она задержала дыхание, как будто собираясь с силами. – Ты оформишь завещание, в котором не будет упоминаться мое имя. Но и это еще не все. Содержание обоих документов ты доведешь до сведения Андрея. - Уф, - выдохнул он. – Катя, ты хоть понимаешь, о чем меня просишь? - Очень хорошо понимаю. Потому и прошу. - Ладно, сказал он после минутной паузы. – Мы что-нибудь придумаем. Она забралась к нему на колени, усевшись верхом, и обвила руками шею. - А ты будешь представлять меня своей женой всем-всем? - Да. - Деловым партнерам и старым друзьям? - Да. - И соседям? - Да. - И почтальону? - Да. - И в супермаркете? Он рассмеялся. - Да. - Я люблю тебя. - И я тебя люблю. Он отодвинул с ее плеча и без того уже съехавший воротник махрового банного халата и вдохнул аромат ее кожи. - Но фамилию я оставлю свою. - Почему? - ОНИ не поймут. Мгновение он смотрел на нее не мигая, а затем прижал к себе так сильно, что у нее перехватило дыхание и желание, вмиг родившееся в паху, шаровой молнией прокатилось по телу и затуманило разум. *** Нотариус закончил оглашать завещание. Все имущество Павла (ценные бумаги, включая акции «ЗимаЛетто», недвижимость в Москве и Европе, средства на счетах в банках) все было распределено между Маргаритой и Андреем. Но Катино имя в завещании все же обнаружилось. Дважды. Ей оставался их дом в Локарно и… Ивэл – редкой красоты конь вороной масти, которого Павел так и не решился перевезти из России в Швейцарию. Катя сидела неподвижно с неестественно прямой спиной, глядя в одну точку. Маргарита, направляясь к выходу, окинула ее снисходительным взглядом. Нет, в нем не было злорадства, но было какое-то глубокое удовлетворение мыслью о том, что содержание недвижимости в Европе, как впрочем, и лошадей в России, требует значительных средств, которых у Пушкаревой быть не могло. Андрей еще что-то уточнял у помощника нотариуса, когда сам нотариус обратился к Кате: - Екатерина Валерьевна, не могли бы вы задержаться? – Все присутствующие непроизвольно устремили на него свои взгляды. – Вам необходимо подписать кое-какие бумаги.
Ангел: И по просьбам некоторых трудящихся (шепотом) немного того, о чем нельзя говорить. Глава 3. Дождавшись, когда остальные посетители покинули кабинет, нотариус открыл сейф и извлек из его недр черную кожаную папку. Екатерина Валерьевна, - начал он. – Ваш покойный супруг поручил мне одно деликатное дело. Он просил передать вам это. Мужчина придвинул папку ближе к Катерине. - Признаться, сначала я был удивлен его просьбой, так как это дело не имеет отношения к наследству, да и к моей практике вообще, но он сказал, что вы все поймете. - О чем вы? – спросила она. - Я думаю, вам лучше самой взглянуть на это, - сказал нотариус, открывая папку и предлагая Кате ознакомиться с ее содержимым. Катя скользнула взглядом по первому листу. Реквизиты швейцарского банка и Лондонской брокерской конторы, какие-то отчеты… о доходах или… - Что это? - Это ваша собственность, Катя. - ? - Вернее сказать, информация о ваших капиталовложениях. - Я не понимаю… - Дело в том, Катя, - он снова назвал ее просто по имени, - что вы владеете весьма существенным пакетом ценных бумаг. Все они успешно инвестированы и приносят стабильный доход. Вы можете убедиться в этом, просмотрев отчеты вашего брокера. Здесь есть его визитка. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы или пожелания, просто позвоните ему. Это очень хороший специалист. Я и сам пользуюсь услугами этой фирмы. Да, и счет в банке на ваше имя… - Он перевернул страницу, нашел нужную строку и ткнул в нее пальцем, - на очень солидную сумму. Какое-то время она просто молчала. Затем подняла глаза на нотариуса: - Как давно? – спросила Катя треснувшим голосом. Мужчина как-то странно посмотрел на нее. - Вы действительно не знали? Она отрицательно качнула головой. - Ну, насколько я понимаю, почти три с половиной года. Все это время ваш капитал «работал», а поскольку средства из оборота не изымались, то на сегодняшний день ваше состояние даже преумножено… Катя судорожно выдохнула и сжала холодными пальцами переносицу. - Вам совершенно не о чем волноваться, - не унимался нотариус. – Я довольно давно занимаюсь делами Павла Олеговича и поверьте мне, в финансовых делах вы можете полностью положиться на его деловое чутье. Он обо всем позаботился. И даже… Но Катя его уже не слышала. Она спряталась лицом в ладонях, и ей почудилось, что Павел стоит за ее спиной, гладит теплой рукой по волосам и улыбается. Напряжение последних дней вязким комом подкатило к горлу и подобно фонтану свежей крови из разорванной аорты вырвалось наружу безудержными рыданиями. Никто не сдерживал ее и не пытался успокоить. Ни тот, кто просто сидел напротив с уже наполненным стаканом воды в ожидании окончания истерики, ни она сама. *** В тот день Павел вернулся домой поздно. Он не позвонил, чтобы предупредить. И она волновалась. Не раз бралась за телефон, чтобы просто услышать его голос и убедиться, что с ним все в порядке, но всякий раз одергивала себя. Не будет же она уподобляться ревнивым истеричкам, в самом-то деле! Павел пришел, когда уже почти стемнело. Она шагнула ему навстречу и облегченно расправила плечи. Он виновато развел руками. - Катюша, прости, родная. Знаю, надо было позвонить. Прости. – И обнял ее. Она отстранилась от него с улыбкой. - Устал? - Немного. - Тогда ужин? Или ты неголоден? - Ужин? Отлично. Он ждал, когда Катя задаст какой-нибудь невинный вопрос о том, как он провел день, или поинтересуется, что так сильно его задержало. Но она не спрашивала. А он все ждал, уже точно зная, что если все-таки спросит, то он солжет, и от этого на душе становилось еще тяжелее. Павлу позвонили еще вчера и просили приехать лично. К назначенному времени он не опоздал, но разговор затянулся. Освободившись, он не поехал домой, а долго бродил по тихим улочкам Локарно, вдыхая его пьянящий воздух. Катя накрывала ужин в столовой. Павел следил за ее нехитрыми передвижениями, бросая на жену тревожные взгляды, как будто искал в ней точку опоры. Она это заметила его напряжение. - Со мной сегодня что-то не так? - спросила она, продолжая расставлять столовые приборы. - Пожалуй, - ответил он. - Расскажешь, что именно? - Сегодня ты особенно красива. От его тихого голоса, прозвучавшего прямо у нее за спиной, она вздрогнула и обернулась. Он стоял совсем близко. Провел рукой по ее щеке и повторил: - Невероятно красива. Взяв в руки ее лицо, вглядывался в каждую его черточку, как будто видел впервые. - Паша… - голос сорвался. - Девочка моя… иди ко мне, - выдохнул он и потянулся к ней губами. Он целовал ее так, как будто упивался ею и не мог напиться, обнимал так, как будто боялся, что она выскользнет из рук и исчезнет навсегда. Его искусные пальцы уже скользили по ее телу, и она, запрокинув голову от наслаждения, подставляя шею поцелуям, покачнулась, оступилась и оперлась рукой о столешницу. Он поймал ее и, недолго думая, посадил на стол. Она раскрылась ему навстречу и под звуки бьющейся об кафельный пол посуды крепко обвила его ногами. С трудом оторвавшись от него на мгновение она спросила, тяжело дыша: - а может, поднимемся… наверх?... Он покачал головой: - Нет… у нас мало… времени… Ответ ее обескуражил, но новый вопрос, вот-вот готовый сорваться с губ, утонул в поцелуе. В эту ночь они занимались любовью самозабвенно, с каким-то необъяснимым отчаянием и почти кричащей нежностью. Позже, лежа в его объятиях, Катя все же спросила: - Паша, у тебя что-то случилось? - Я тебя напугал? - Нет, что ты, - спохватилась она. – Все было чудесно. Как никогда. Просто… - она запнулась, подбирая слова, - как будто в последний раз… Он посмотрел на нее так, если бы у нее было три глаза. И этот самый третий глаз прожигал его насквозь, до самой сути, до той самой лжи, которая теперь не дает ему покоя. *** Немного успокоившись, Катя взяла в руки стакан с водой и сделала глоток. Окинула взглядом кабинет. Дорогая обстановка. Огромное окно, в которое с лучами по летнему наглого осеннего солнца вливалась жизнь. И все более настойчивым и менее контролируемым становилось желание разбить это чертово окно тяжелым прибором для канцелярских принадлежностей из натурального малахита.
nadin: Глава 4. После той ночи жизнь четы Ждановых раскололась надвое: до и после. Дни теперь тянулись мучительно долго. Павел как-то притих и совсем закрылся в себе. Ссылаясь на какие-нибудь неотложные дела в городе, пропадал из дома до темноты. Когда возвращался уставший, о себе предпочитал не рассказывать и прямого взгляда жены не выдерживал, отводил глаза. А по ночам с бесстрастной нежностью обнимал ее за плечи и тихо дышал в затылок. Оба делали вид, что спят, не решаясь сделать первый шаг и порвать, наконец, с мучительной недосказанностью, так нелепо отдалившей их друг от друга, наполнившей их дом тревожным ожиданием беды. Как-то утром за завтраком Катя сказала: - Паша, сегодня приезжает очередная группа москвичей на стажировку. У них там, - махнула рукой в неопределенном направлении, - произошла какая-то накладка. Оказалось, что ими совсем некому заняться… В общем, меня просили их встретить. Так что, сегодня у меня короткий день. Как только закончу с земляками, сразу домой. Он кивнул ей в ответ, допивая свой кофе. - А ты? – робко спросила она. – Может быть, и ты сможешь освободиться пораньше? Она подошла к нему вплотную и, поймав его взгляд, сказала: - Я так скучаю по тебе. Что с нами происходит, Паша? Пытаясь поймать ртом воздух, он притянул ее к себе и, шумно выдохнув, поцеловал в висок. - Я люблю тебя, детка. Больше жизни. Ты ведь знаешь об этом? Он подбородком ощутил ее согласный кивок на своей груди. - Ты только не сомневайся в этом, ладно? Я не буду задерживаться. Обещаю. Провожая Катю, Павел еще раз ободряюще обнял ее, поцеловал и, шутливо приказав не лихачить на дороге, закрыл за ней дверь. Он долго стоял у окна в гостиной, спрятав руки в карманах брюк, как в рукавах смирительной рубашки. О многом передумал он за последние недели, но так ничего и не решил. Мысли блуждали по кругу, словно арестанты в тесном дворике-колодце для прогулок, и неизменно возвращались к исходной точке. Он почувствовал себя заключенным в одиночной камере с почти исчерпанным лимитом незамысловатых благ казенной жизни. Еще немного и он останется наедине лишь с самим собой в холодном пространстве, сужающемся вокруг него с катастрофической скоростью до размеров тюремного карцера, перекрывая кислород. Из раздумий Павла вывела трель мобильного телефона. Он машинально снял с ремня свой и посмотрел на дисплей. Пусто… Ну конечно, это же Катин. Пройдясь по дому, он поискал глазами источник звука, который вскоре обнаружился в столовой. На дисплее высветился последний пропущенный вызов «Полянский». Вскоре зазвонил и домашний телефон. Павел взял трубку. И снова Полянский. - Добрый день! Полянский беспокоит. – послышался в трубке спокойный голос. - Здравствуйте, Герман, это Жданов. - Прошу прощения за вторжение, Павел Олегович, но мне нужна Катя по очень срочному делу. Я не стал бы беспокоить вас, но Кате дозвониться я не могу, ее мобильный не отвечает, так что пришлось звонить вам домой. Герман вкратце изложил суть дела, из которого следовало, что намеченная на завтра встреча со швейцарскими партнерами, для которой Катя готовила документы, была неожиданно перенесена на сегодняшний день. Соответственно необходимые документы требовались ему уже сейчас. - Герман, Катя уехала примерно час назад. И боюсь, дозвониться до нее сегодня вы, действительно, не сможете. Она забыла телефон здесь. Но, может быть, я смогу чем-то помочь? В последние дни она много работала дома. Возможно, я найду то, что вам нужно. Одну минуту… Павел прошел в кабинет и взял со стола предусмотрительно выложенную на видное место папку, которую, по всей видимости, Катя собиралась взять с собой, но и ее тоже забыла. - Бедная моя девочка, - подумал Павел. – Совсем извел ее старый дурак. А вслух произнес: - Так… вот, здесь что-то есть. – Прочел название. – Оно? - Точно, это то, что нужно. А я могу подъехать к вам, чтобы забрать документы? Павел уже было собрался сказать «да, пожалуйста, в любое время», но осекся на полуслове и выпалил в трубку: - Знаете, Герман, лучше я сам. У меня как раз есть дела в городе. К которому часу вам нужны документы? - Встреча назначена на 2 часа дня. - Хорошо. Я буду в полдень. И… мне нужно с вами поговорить. Это возможно? Обсудив последние детали, собеседники разъединились и призадумались каждый о своем. *** Герман был удивлен. Нет, не тем, что Жданов лично собирался доставить ему бумаги (в конце концов, может, и вправду по пути), а предстоящим разговором, о предмете которого Полянский мог только догадываться. Общих тем для беседы у них не было. Все деловые вопросы он решал со Ждановым-Младшим. Андрей успел вырасти из птенца, оперился и весьма успешно справлялся с управлением «Зималетто». Единственной нитью, незримо соединяющей обоих мужчин, была Екатерина Валерьевна Пушкарева. Но только то дело прошлое, да и было ли оно, это дело? Он не на шутку озадачился тогда, узнав, что Катя не вернулась со стажировки в Швейцарии вместе со своей группой. Но, к счастью, под рукой был безотказный автомат для выдачи последних сплетен по имени Алина, которая с превеликим удовольствием, все еще будучи под впечатлением, поведала Полянскому свою версию событий. А через день прилетела и сама Катя. Как только он ее увидел, то сразу понял, что осколки ее разбитого сердца собраны и склеены тем самым безымянным мастером, на месте которого так хотелось оказаться самому Герману. Только слепой мог не увидеть море счастья, плескавшегося в ее глазах. Та спокойная, непоколебимая решительность влюбленной женщины, с которой Катя появилась в дверях его кабинета, сказала ему больше, чем все ее слова. Катя сообщила, что обстоятельства у нее изменились, и ей придется сменить место жительства. На вопрос, где же она решила поселиться, Катя ответила: «Я буду жить в Швейцарии. С любимым человеком», - и не смогла сдержать улыбки. В тот же день состоялось минисовещание, на котором присутствовали генеральный директор, Полянский и Катя. В свете предстоящего открытия в Швейцарии представительства фирмы было решено, что Катя будет полезна в Европе. Со Ждановым-старшим Полянский пересекался нечасто, а за несколько последних лет, когда Павел практически отошел от дел и вновь женился, они виделись всего-то пару раз. Но лишь однажды Герман видел Жданова вместе с Катей. Полянский Случайно увидел их спустя полгода после совещания в закрытом загородном клубе под Москвой. Он приехал сюда с другими акционерами и топменеджерами своей фирмы, чтобы отметить два важных события: заключение важного контракта, которое, собственно, и стало возможным только благодаря усилиям Полянского, а также приобретение Германом части акций компании. Сперва Полянский решил, что ему померещилось, но когда понял, что это все же Катя, неспешно шагает по лугу в обнимку с высоким мужчиной, держащим за уздцы вороного жеребца, то собрался было ретироваться, но опоздал, он был уже замечен. Каково же было его удивление, когда в спутнике Катерины он узнал Павла Олеговича Жданова. Несколько дежурных фраз и сдержанных улыбок - и каждый пошел дальше своей дорогой. Глядя им вслед, Герман не мог не отметить того, как светятся любовью их глаза. А Жданов… Да он помолодел лет на десять! - Так вот какой ты, северный олень… - подумал Герман, не сразу сообразив, что сказал это вслух. (Продолжение следует)
Ангел: СПАСИБО!! nadin Очень жду проду
nadin: Глава 5. Павел встретился с Полянским в кафе на крыше торгового центра. Жданову нравилось это место. Столики утопали в сочной зелени кадочных растений, создававших неповторимый уют, и посетителей обычно было немного. С балкона можно было рассмотреть весь город как на ладони. Там, на балконе за столиком на двоих в тени раскидистой пальмы уже ждал его Полянский с чашкой кофе. Увидев приближающегося Жданова, он встал и протянул руку для приветствия. - Павел Олегович! - Добрый день, Герман! – Павел пожал ему руку. – Рад вас видеть. - Взаимно, - улыбнулся Полянский и, жестом указав на меню, спросил: - что-нибудь закажете? Он отметил про себя, что Жданов выглядит иначе. Совсем другим запомнился он Герману с их последней встречи. Теперь во взгляде сквозит какая-то обреченность… или усталость? Постарел… Павел заказал кофе. - Да, вот то, о чем вы просили, – сказал Павел, протягивая Полянскому папку. - Даже не знаю, как вас благодарить, - совершенно искренно улыбнулся Герман. - Ну что вы, пустяки. С «официальной частью» беседы покончили разом, а о погоде и прочих мелочах ни один из собеседников упоминать не стал, и на какое-то время повисло неловкая пауза. Первым нарушил молчание Жданов. - У меня тоже будет к вам просьба, Герман. Надеюсь, вы мне не откажете. - Если это в моих силах… разумеется. - Думаю, что сделать это вам будет нетрудно. Герман кивнул, давая понять, что внимательно слушает. - Дело в том… - продолжил Павел, - обстоятельства складываются так, что очень скоро Кате придется вернуться в Москву. - Вы решили снова перебраться на Родину? - Нет, только Катя. Герман нахмурился. - Я не совсем понимаю… Павел встал, сделал шаг к перилам балкона, опустил руки в карманы, и устремил взгляд на город, раскинувшийся под ними. Он постоял так немного, обдумывая свои дальнейшие слова, и продолжая смотреть куда-то вдаль, произнес: - Дело в том, что я болен. Как выяснилось, давно и серьезно. Если верить докторам, то времени у меня не то, что мало – его просто нет. Но сейчас речь не обо мне. Речь о Кате. О ней я хочу с вами поговорить. Герман приготовился услышать что-то такое, от чего, как ему казалось, он будет чувствовать неловкость и выглядеть полным идиотом. Внутренне он весь напрягся, ожидая, что Жданов сейчас повернется к нему и попросит приглядеть за его вдовой, которая таковой пока не является, утешить, жениться и нарожать кучу детишек, как в дешевой мыльной опере. Но, тряхнув головой, опомнился. Что за бред лезет в голову? Герман мысленно чертыхнулся, кляня себя последними словами. Вот уж и вправду идиот! - Мне бы не хотелось, чтобы... после… Катя оставалась в Швейцарии, - продолжал Павел, по-прежнему не глядя на Германа. Но здесь работа, и она тоже будет тянуть Катю сюда. Павел повернулся к Полянскому. - Герман, вы ведь не последний человек в компании, да к тому же и акционер… Вам не составит особого труда устроить так, чтобы Катя осталась в Москве. Нельзя, чтобы она сюда возвращалась. Здесь она останется совсем одна… наедине со своей болью. А в Москве родители, старые друзья… Ей нужна будет их поддержка. Вы понимаете меня? Герман не знал, что ответить, как теперь себя вести, но согласно кивнул. А Павел вдруг понял, что уже не может остановиться. Впервые за долгое время он позволил себе кому-то открыться и излить душу. Ему необходимо было все объяснить, оправдаться, да хотя бы и пред Полянским. Уже все равно. Все уже неважно. Он снова сел за столик и потер костяшками пальцев пульсирующий висок. - Она была счастлива здесь. И если вернется, то, скорее всего, закроется в нашем доме, как в ореховой скорлупе, будет жить воспоминаниями и мучить себя мыслями о том, что изменить все равно не в силах. Павел серьезно посмотрел на Полянского, и произнес без тени улыбки: - Она – самое дорогое, что у меня есть. Я не знаю, чем заслужил такое счастье на старость лет. Да наверное, ничем. Но все случилось так, как случилось… Конечно, я знал, что рано или поздно все закончится, но я даже не надеялся, что она будет со мной так долго. Думал, остынет и уйдет в свою новую жизнь… и не увидит моего конца. Он тяжело вздохнул. - За все в жизни приходится платить. Наверное, это расплата... Пора отдавать долги. Павел выговорился, и повисло тягостное молчание. Герман первым разбил тишину, задав короткий вопрос: - А Катя знает? Павел отрицательно покачал головой. - Нет. Я не могу взвалить на нее все это сейчас. Я слишком ее люблю… Пусть поживет еще немного в спокойном неведении. Герман смотрел, как Павел мешал миниатюрной ложечкой нетронутый, давно остывший кофе, и отчетливо понимал, что он и человек, сидящий сейчас напротив на расстоянии всего лишь вытянутой руки, безумно далеки друг от друга, как жители разных планет. И что бы Герман сейчас ни сказал, все это будут просто слова, звуки в пустоту, потому что, чтобы подобрать то самое заветное словечко, надо всего-то оказаться на месте другого – на ТОМ берегу. *** Проехав уже полпути, Катя вспомнила о забытых ею документах. Она должна была оставить их в офисе, чтобы завтра их смог забрать Полянский. Если не привезти документы сегодня, придется перекраивать весь завтрашний день, тогда слишком многих надо будет предупредить об отмене или переносе запланированных встреч. Нет, уж лучше сделать лишний круг сейчас. Она взглянула на часы: время еще есть. - Что ж, бешеной собаке миля – не крюк, - произнесла она вслух и подмигнула себе в зеркало заднего вида. Когда она вернулась, Павла дома уже не было. Катя прошла в дом и, обнаружив в столовой еще и забытый телефон, обозвала себя недозрелой склеротичкой и направилась в кабинет, правда, забытых документов там не обнаружила. Постояв немного в раздумьях посреди комнаты, она пришла к выводу, что склероз ее все-таки дозрел, потому что ни вспомнить, ни даже предположить, куда могла запрятать запропастившиеся документы, она так и не смогла. - Значит, будем искать, - сказала она себе. Сняла пальто и один за другим начала выдвигать ящики письменного стола. Кабинет в их доме был один, и он был общим, так же, как и письменный стол в нем. Личными были только ящики в столе: верхние Катины, нижние – Павла. Безрезультатно обшарив свою территорию, Катя резонно предположила, что по своей рассеянности могла запрятать документы ниже. Выдвинула первый ящик мужа. Сверху лежала довольно объемная стопка счетов и деловых писем. Вряд ли здесь, но вдруг? Пока перебирала пальцами правой руки плотно сложенные папки в надежде обнаружить ту единственную, левая рука, неудобно захватившая слишком большое количество писем, лишилась сил и выпустила свою ношу. - Растяпа, - с досадой выдохнула Катя. – Склеротичка и растяпа! Она опустилась на ковер и спешно стала собирать письма. Взгляд ее остановился на конверте с незнакомым штампом отправителя. Зачем-то руки сами потянулись к нему. На штампе значилось «Онкологический центр». Недоумение сменилось тревогой. И медленно почему-то трясущимися руками она вытряхнула содержимое конверта. На пол вывалился фирменный бланк результатов диагностических исследований. Обследуемый – Жданов Павел. Сердце ухнуло вниз. Она сидела на полу в кабинете и в который раз перечитывала диагноз. - Не может быть! Нет, так просто не может быть! – причитала она. – Должен же быть повторный анализ и не один! Ну где же он? Она выбросила на пол остальные письма и с надеждой кладоискателя, уже позвякивающего лопатой по неведомой находке, принялась их перетряхивать. Нашла. Вот оно. Адреналин впрыснул в кровь лошадиную дозу. Голова закружилась. Открыла. Прочла… То же самое. Дата? Дата обследования трехнедельной давности. Не вставая с пола, Катя стащила со стола телефон и набрала номер, указанный в письмах. На другом конце провода ей ответили, что разговор нетелефонный и предложили встретиться. И да, можно прямо сейчас. Уже из машины она позвонила в офис и, извинившись, перепоручила свои дела сотруднику, взявшему трубку, и, не слушая возражений, отключилась. Разговор с лечащим врачом Павла (а именно к нему Катю услужливо направил администратор клиники) был тяжелым. Ей обстоятельно и подробно, насколько это вообще возможно в такой ситуации, разъяснили природу недуга и его последствия. Выяснилось, что болезнь запущена и обнаружена на той стадии, когда какое-либо медицинское вмешательство не гарантирует никакого результата. Нет, они, конечно же, несмотря ни на что предложили обычную в таких случаях терапию, но пациент отказался, с чем они (то есть медики) в общем-то абсолютно согласны. Катя мерила шагами гостиную, размазывая по щекам слезы, не в силах остановиться. Она отказывалась верить в случившееся. Но факты - штука упрямая, а факты, изложенные весьма уважаемыми и компетентными людьми, упрямы вдвойне и пресекают на корню все возможные «но» с их невнятными, а порой и просто смешными аргументами. А когда линия защиты вопрошающего разбита до основания, на ум приходит только один, последний вопрос: ПОЧЕМУ? Но он всегда остается без ответа. Уже с порога Павел почувствовал неладное. Он полдня размышлял над тем, как и когда лучше сообщить Катерине о своей болезни, так, чтобы это не стало слишком сильным шоком для нее, но и не мучило ее напрасно сколько… сколько еще дней? Катя встречала его в гостиной с какими-то бумагами в руках. Она выглядела расстроенной и даже виноватой, но в покрасневших глазах… в глазах было абсолютное понимание. Он подошел к ней и впервые за много дней не отвел глаз от ее прямого взгляда. - Ты злишься на меня? – спросил он тихо. И тут же на ее глаза предательски выступили слезы. Она хотела что-то сказать, но не смогла, а просто бросилась ему на шею, вцепилась в него с такой силой, как будто могла удержать, не отдать в лапы смерти, защитить от всех и вся. Они проговорили всю ночь, то и дело повторяя друг другу «прости», и уснули уже под утро совершенно вымотанные, покончив, наконец, с недомолвками. На следующий день Катя позвонила Полянскому и сообщила, что берет бессрочный отпуск, когда вернется – не знает, но Герман и не спрашивал. Больше Катя с Павлом не расставались и не притворялись, что ничего не происходит. Она скрашивала его существование уже одним своим присутствием, без истерик и заламывания рук. Она просто ЖИЛА рядом с ним, и он был благодарен ей за это. Через месяц Павла не стало. (Продолжение следует)
Ангел: Как грустно! Когда теряешь близкого это очень, очень больно. Но когда ты точно знаешь, что любимый человек медлено уходит, а ты не в силах его удержать это УЖАСТНО!! nadin Проду!!
nadin: Глава 6. Из клиники Катя приехала домой только под утро. Неуверенной походкой вошла в дом, обнимая бумажный пакет с немногочисленными вещами мужа, и остановилась посреди гостиной. Дом встретил свою хозяйку пугающей тишиной, в унисон которой гнетущей пустотой отозвалась ее душа. Каждая пылинка напоминала о НЕМ, каждая мелочь дышала теплом его недавнего присутствия здесь, но она уже знала, что прямо сейчас неизбежно и необратимо остывают без него родные стены. Слез не было. За эту бесконечную ночь там, у его постели, она выплакала, казалось, их все. И сейчас, иссушенная своим необъятным горем, как изуродованная трещинами твердь выжженной пустыни, застыла в анабиозе. Из оцепенения Катю вывела трель мобильного телефона. Он все звонил и звонил, настойчиво пробиваясь через броню ее отрешенности. Она машинально сунула руку в карман и достала аппарат. То была мама. - Катюша, - послышался ее встревоженный голос. – Здравствуй, доченька. Как ты? Мы вечером звонили, звонили... но никто трубку не брал. Как у вас там дела? Может, мы с папой все-таки приедем? - Нет… не надо. – услышала она собственный голос. – Теперь... уже не надо. Я сама… прилечу… Наверное, завтра… Послышалось, как сдавленно охнула мама. Слишком хорошо Елена Алексанна знала этот глухой, надтреснутый голос дочери. Боль и немое отчаяние обожаемого чада в мгновение ока преодолели тысячи миль, и ядовитыми стрелами вонзились в материнское сердце. Елена тихо охнула и неслышно заплакала в трубку за них обеих. - Катенька... крепись, родная. - всхлипнула мама. - Мы с тобой, слышишь? Как же ты там одна? Может, пусть хоть Коля приедет?... - Я справлюсь, мам... справлюсь, - ответила Катя, как будто смягчившись. - Вы за меня не волнуйтесь, не надо. Скоро я буду дома... там и поговорим, да? Ну, тогда все. Катя первой закончила разговор, сбросив вызов. Вот и все. Вот и все. – повторила она обреченно. – Все. Сделала несколько шагов, сбросила с плеч пальто. Потом, вдруг вспомнив о чем-то важном, резко опустилась на пол и нервными движениями принялась выворачивать его карманы, в поисках сотового телефона. Обнаружив, наконец, пропажу, Катя долго не решалась набрать номер, но знала, что должна, просто обязана сделать это. Сморщившись, словно от боли, в который раз за последние сутки она пыталась дозвониться на знакомый номер, но снова безуспешно. Она звонила и на домашний, однако, страшась предстоящего разговора, в глубине души все же надеялась, что ей снова не ответят. Но маленькие молоточки, отдаваясь тупой болью в мозгу, назойливой морзянкой отбивали слово «надо». И Катя решилась. Прослушав череду бесстрастных гудков, дождалась сигнала автоответчика и после некоторого замешательства произнесла в никуда: - Андрей, это Катя… Пушкарева. Я никак не могу до тебя дозвониться, - и после мучительной паузы продолжила: - Твой отец… умер сегодня ночью. Завтра я привезу его… (она не могла заставить себя выговорить «его тело»). Завтра мы будем в Москве. Она понимала, что сообщать такие новости на автоответчик недопустимо. Это неправильно, это жестоко, в конце концов, все равно, что послать SMS. Но разве у нее был выбор? Это последнее дело, которое Катя обязала себя выполнить, окончательно лишило ее сил. Она почувствовала себя заслуженным донором крови, из которого выкачали живительную влагу, всю до последней капли. И теперь по ее возмущенным венам гудела пустота, со свистом проталкивая себя через карманы и клапаны самого главного сосуда, словно ветер в трубах. Она не знала, сколько времени просидела так на полу, зажав в руке телефон, но удивительный в своей непосредственности инстинкт самосохранения заставил ее очнуться и направиться в кухню, чтобы пополнить давно уже иссякшие запасы жидкости в организме. Залпом осушив стакан воды, Катя двинулась в столовую, зачем-то прижимая к груди мокрое стекло, и обессилено опустилась на стул. Беспомощно зажав в коленях ладони, она приложилась щекой к прохладной поверхности старого стола, словно прислушиваясь к вздохам, стонам, вибрациям их с Павлом близости, память о которых, несомненно, хранил этот безмолвный свидетель чужого счастья, как впрочем, и любая другая вещь в этом доме. *** Наверное, она уснула или просто забылась, но чьи-то неуверенные руки трясли ее за плечи, призывая вернуться в реальность. - Катя, Кать, да что с тобой, Катя? Может, ей воды надо? – послышался знакомый голос. - Да, я сейчас, - ответил другой. Она открыла глаза и, превозмогая свинцовую тяжесть во всем теле, заставила себя поднять голову. Тут же перед ней замельтешило перепуганное лицо Зорькина. - Уф, Кать, как ты нас напугала-то! – пробормотал он. - Коля? Ты как здесь?... – сказала так тихо, что сама себя не услышала. - Прилетел. Да какая разница? Главное, что я здесь. Кать… - Вот. – услышала она за спиной второй голос. – Выпей, Кать. Это просто вода. Сознание окончательно к ней вернулось. Она обернулась и увидела тревожные глаза Германа. - Я здесь уже неделю… Примчался, как только узнал. А тут Николай уже… - сказал Полянский, обеспокоено разглядывая Катино лицо. Они сбивчиво поведали ей, как столкнулись практически нос к носу прямо у двери ее дома. Звонили – никто не открывал. Но поскольку Катина машина стояла не в гараже, а под открытым небом, да еще и с ключами в замке зажигания, они решили, что хозяйка все же внутри, и просто толкнули входную дверь. Она была не заперта. Пройдя в дом мужчины наткнулись на разбросанные по полу Катины вещи и заволновались, а обнаружив ее в столовой, безжизненно стекающей со стола, с осколками битого стекла по ногами, и вовсе перепугались. Катя слушала в вполуха. От их торопливого повествования ее отвлекали собственные ощущения - ее мутило. Зорькин, как будто угадав Катино состояние, внимательно посмотрел на нее и спросил: - Кать, ты когда ела в последний раз? - Я не хочу есть. - Пушкарева, - повторил он более требовательно, - сколько дней назад ты ела в последний раз? - Не помню. Коля, я не могу есть, меня тошнит, - выдавила она из последних сил. - Катя, тебя тошнит от голода! Ты это понимаешь? Сейчас ты съешь то, что я тебе дам. И никаких возражений. Понятно? Препираться не было мочи, есть, впрочем, тоже, но Коля с упорством надсмотрщика, следил как давясь, она проглатывала круасан, найденный впопыхах на ее кухне. Тем временем Герман приготовил кофе и, отдав чашку Зорькину в руки, продолжил наблюдать за экзекуцией. Закончив с кормежкой, мужчины заставили Катю прилечь, уложив ее, уже не особо сопротивляющуюся, на диван в гостиной. - А ты молодец, - сказал Герман. Ловко справился. Как-то легко и незаметно для обоих они перешли на «ты». - Она никогда не ест, когда ей плохо. И не плачет. Это хуже. Если накормить ее еще можно, то заставить выплакаться - практически нереально. Она доведет себя до ручки. И мне кажется, что сейчас она сама этого хочет. - А если попытаться спровоцировать?... - Что? Истерику? И кто из нас двоих будет «Доктором Зло»? Герман пожал плечами, соглашаясь с тем, что сморозил глупость. - Хотя, - закивал Зорькин, - может, ты и прав. Только я не представляю, чем ее сейчас можно пронять так, чтобы не ранить еще сильнее. Катя лежала на диване, свернувшись калачиком, успокаивая свой урчащий живот и предаваясь воспоминаниям. Сон не шел. Напротив, в голове поселилась поразительная ясность, непредвещавшая покоя на много дней вперед. Зорькин с Полянским обосновались на кухне и о чем-то негромко переговаривались. Впервые за весь вечер Катя осознала, что в ее доме в заботах о ней сошлись два совершенно незнакомых человека и, кажется, даже поладили. Поднявшись с дивана физически разбитая, но с отвратительно трезвой головой, не сделав и двух шагов, Катя покачнулась, задев ногой напольную фарфоровую вазу у камина. На звон осколков, разбивших тишину, в один вмиг примчались Герман и Николай. Они появились в дверном проеме, как «двое из ларца» взъерошенные, встревоженные, готовые выполнить любое ее желание, с немым вопросом в глазах. И если бы ситуация не была так трагична, то могла бы вызвать улыбку, на деле же спровоцировав взрыв неконтролируемого истерического хохота. Не имея возможности даже отдышаться, Катя, содрогаясь всем телом, осела на пол, согнувшись в конвульсиях, но уже не безудержного смеха. Она рыдала. Горько, безутешно, в голос. А Герман с Колей так и стояли в дверях, не шелохнувшись, понимая, что самое важное сегодня лекарство «больная» уже приняла. - Ну, вот, и злить не пришлось, - пробурчал Коля себе под нос. Глаз за всю ночь так никто и не сомкнул. А утром все трое уехали. (Продолжение следует)
Ангел: nadin очень, очень грустно. Бедная Катя Жду проду
nadin: Глава 7. Первый месяц в Москве. Первые недели без Павла. Они дались Кате особенно тяжело. В эти дни она в полной мере ощутила, как чувствует себя человек, лишившись ноги или руки. Она представляла себя инвалидом, у которого отняли какую-то очень важную часть тела, только, не знала какую именно, а та продолжала незримо присутствовать в жизни своей хозяйки, постоянно напоминая о себе изнуряющими фантомными болями. Катерина не знала, куда ей деться от этой боли, не осознавая, что сама держит ее изо всех сил, потому что отпустить означало бы предать забвению того, с потерей которого она никак не желала смириться. Так и жила, как будто совершала заплыв на длинную дистанцию: вдох – выдох, нырнула – всплыла и снова вдох – выдох… Только никто не говорил ей, куда и для чего она плывет, и измученной неизвестностью, ей так хотелось перевернуться брюхом кверху и забыться, чтобы уже совсем не думать о том, как вынырнуть снова. Пережив похороны, ставшие для нее очередным испытанием, и последнюю встречу с близкими мужа, Катя совсем раскисла. Она не хотела видеть людей и пряталась от них в тесноте своей детской комнаты под родительской крышей. Апатия стала ее постоянной спутницей, безразлично плетущейся на полшага впереди, предупреждая любое ее движение, искореняя его в самом зародыше. Дни тянулись долгие, серые и пустые. Даже родители старались не докучать дочери наставлениями и все больше отмалчивались. Катя слонялась по квартире как тень, мама украдкой плакала. Отец беспомощно разводил руками, обнимал жену и обещал, что все наладится, все будет хорошо, дай только срок. Только Коля стал бывать у Пушкаревых реже, чем обычно. Ему тоже было нелегко. Но когда он все же бывал у них, не оставлял попыток отвлечь Катерину от тягостных мыслей, а иногда приносил работу с просьбой проверить какие-нибудь расчеты, высказать свое мнение или просто помочь. Разговоров о будущем он не заводил, справедливо полагая, что Кате нужно время, чтобы оплакать Павла и свое горе, пожалеть себя. Но сегодня Зорькин был настроен решительно. Он шагнул в Катину комнату с блюдом пирожков, заботливо приготовленных Еленой Алексанной, в надежде, что удастся накормить и Катю тоже. - Так, рота, подъем! – скомандовал он. Катя вяло поморщилась. - Коля? Который час? - спросила она. - Нет, ну вы на нее посмотрите! Время всех мыслимых завтраков уже прошло, а она еще в пижаме, воротнички не накрахмалены, шнурки не наглажены! - Зачем? - Что зачем? - Вставать зачем? - Ааа, разговор у меня к тебе есть. Поднимайся. Будешь умницей – помогу. - С чем? - Со шнурками. Кать, вставай, а? Одному мне это не съесть, – сказал он с улыбкой, показывая на горку горячих румяных пирожков. Катя нехотя поднялась на постели и исподлобья посмотрела на друга. - С каких это пор, Коля, тебе требуется чья-то помощь в поедании маминых пирожков? От ее взгляда ему стало как-то неуютно, и он чуть было не ляпнул, что с тех пор, как она вернулась, ему вообще кусок в горло не лезет, но вовремя сдержался, а вслух произнес: - Давай-ка, марш-бросок до ванной и обратно. С неумытой и непроснувшейся разговаривать не буду, - сказал Коля, откусывая пирожок. Катя встала и поплелась в ванную. Елена Алексанна, заметив дочь, всплеснула руками и засуетилась. - Катенька, проснулась уже… Так я вам сейчас чайку согрею. - Я не хочу мам, спасибо. - Очень кстати, теть Лен, чайку мы с удовольствием, - встрял Зорькин, посылая Елене Алексанне ободряющий кивок. Через некоторое время, Катя нашла Зорькина на кухне за чашкой чая. Остановилась в дверном проеме, привалившись плечом к косяку, и выжидательно посмотрела на друга. Коля перестал жевать. Кинул взгляд на Катю и сказал: - Чего стоишь? В ногах правды нет. Присоединяйся. Катя продолжала стоять на прежнем месте, но уже с еле заметной улыбкой. Надо же, а он совсем не меняется, как будто и не было этих лет. Только, если раньше Коля просто стоял на довольствии при маминой кухне, то теперь преспокойно здесь командует. - Ну, не хочешь есть, не ешь, - продолжал Коля. - Но могла бы хотя бы вид сделать. Тетя Лена вон уже извелась вся, на тебя глядючи. Ты сама-то давно себя в зеркале видела? Бледная, как поганка, а скоро и вовсе позеленеешь. Катя, уже не скрывая улыбки, села за стол. Коля придвинул к ней ее чашку чая: - С молоком, как ты любишь. Какой же он родной, и как она, оказывается, по нему скучала! - Я чего пришел-то… - начал Коля. – Тебе Полянский когда звонил? Катя неопределенно пожала плечами. - Не помню, на той неделе, кажется, звонил. - Угу, - Кивнул Коля. - И на прошлой, и на позапрошлой, и вчера тоже звонил. Ты уж прости, но за тебя я с ним поговорил. Мама тебя будить не стала. Ну, так у него новость: он теперь не только акционер, но и генеральный директор. Очень просит тебя вернуться. Кать, он там под тебя целый отдел организовал. Он же здорово помог тебе когда-то, помнишь? Не отказывайся, Кать, позвони. Катя грустно покачала головой. - Коля, ну какой из меня сейчас помощник? Коля хотел возразить заранее заготовленной фразой, но передумал. Встал из-за стола и заходил по кухне, загребая пятерней волосы на затылке. Потом резко опустился на стул напротив Кати и тихо сказал, глядя ей в глаза: - Кать, два месяца прошло. Два. Пора уже встряхнуться. Я понимаю, нелегко тебе, но надо же с чего-то начинать. Соглашайся Кать. Тебе же нравилась твоя работа, к тому же тебя там ценят, ты им действительно нужна. А Полянскому помочь ты просто обязана. Она слушала Зорькина, напряженно сдвинув брови, подбирая нужные слова, чтобы возразить ему, но он ее опередил. - Ты думаешь, тебя больше нет? Думаешь, тебя нет без него? – тихо спросил Коля, сосредоточенно глядя ей в глаза, чтобы не отпустить ее взгляда. - Ты думаешь, что без него ты ничто? Но ты ошибаешься. Ты есть, Катя. И ты живее всех живых. Ты сама это знаешь, только поверить в это не хочешь. И я могу тебе это доказать. Катя закрыла лицо руками и отрицательно замотала головой. - Тебе все еще больно, Кать, ведь больно? Не отнимая рук от лица, она утвердительно закивала. - Ну вот, каких еще доказательств тебе не хватает? Если ты чувствуешь боль, Кать, значит, ты есть. Надо только захотеть вернуть себя прежнюю. – и помолчав немного, добавил: - А кое-кому тебя так не хватает… Катя подняла на него покрасневшие глаза. - Нет, ты не подумай, конечно, я тоже по тебе скучаю, но речь не обо мне. Есть кое-кто, кто был лишен твоего общества гораздо дольше. А между тем, ты обещала мужу позаботиться о нем. В ее глазах недоумение. Довольный произведенным эффектом, Зорькин ухмыльнулся. - Ох уж эта память девичья! Собирайся, отвезу тебя на конюшню. Пока Катя растерянно хлопала ресницами, Зорькин, дожевывая свой пирожок, изрек: - А если б у тебя была собака, Кать? Представляешь, в любую погоду, хоть в дождь, хоть в снег, а на пешую прогулку - будьте любезны. (Продолжение следует)
Ангел: nadin Спасибо!!! Жду проду очень, не томи.
полная версия страницы