Форум » Ваши Фанфы по НРК » Ты есть (вариация на тему "Бес в ребро") Автор: nadin » Ответить
Ты есть (вариация на тему "Бес в ребро") Автор: nadin
Ангел: Выкладывая с разрешения автора! Ну, вот и я сподобилась. Маленькая предистория. Фик Пален "Бес в ребро" задел меня, что называется, за живое. Доходило до бессонных ночей. Вот тогда-то моя буйная фантазия и завела меня гораздо дальше, чем поведала об этой истории Пален. Я, как видите, не удержалась. Прошу всех обратить внимание на то, что данный фик не является непосредственным продолжением фика Пален. Это всего лишь один из вариантов развития событий в моем представлении. И вот, собственно, с согласия Пален - проба пера. Ты есть. Рейтинг: PG, а там видно будет. Пейринг: Катя, Герман, Павел Жанр: пусть будет мелодрама Герои: Катя, Герман, Павел, Андрей, Коля и др. Сюжет: Кате с Павлом судьба подарила несколько счастливых лет совместной жизни. Но вскоре Павел умирает и Кате предстоит учиться жить без него. Глава 1. Она стояла в приемной нотариуса среди остальных, пришедших сюда людей, одинокая, растерянная и отстраненная от всех и вся. Хрупкая женщина с потухшим взором, в глубинах которого черной пропастью между нею и всем окружающим миром разверзлась безысходность. Весь мир, доселе наполненный жизнью, надеждами и каким-то почти осязаемым счастьем, сузился теперь до размеров этой чужой, неуютной комнаты. Как бы ей хотелось сейчас отключиться от ужаса случившегося, забыться, погрузиться в отрешенность, чтобы, как в замедленной съемке, не касаясь сознания, перед глазами размытыми пятнами проплывали предметы интерьера, силуэты, лица. Лица… Она не хотела их видеть. Среди них не было ни друзей, ни сочувствующих, ни даже просто равнодушных. Напротив, они были враждебны. И она, эта маленькая женщина в строгом черном платье, облегающем точеную фигурку, делающем свою хозяйку так неуместно соблазнительной, была для них врагом номер один. Всем своим видом они давали понять, что ей здесь не место, но при этом никто не осмелился бы указать ей на дверь, поскольку ОНА имела полное право находиться здесь, тем самым, поправ их собственные права. Права, которые, по их мнению, бесстыдно украла у них, так же, как три года назад украла того, чье имя даже после его смерти они не могут не делить. Она стояла, отвернувшись к окну, обхватив себя обеими руками, как будто старалась согреться, не желая встречаться с ними взглядом, в который раз безуспешно пытаясь сбежать от реальности. Но мозг отказывался впадать в прострацию, и мысли с омерзительной ясностью выстраивались в стройные ряды, приводя к очередным ничего незначащим выводам. - Общее горе. Даже оно не в силах объединить нас, - думала она. Только теперь, здесь она поняла, до конца осознала абсолютную истину, таившуюся в услышанной когда-то фразе, затерявшейся до этого момента в пыльных закоулках ее памяти: «Человек всегда одинок в своем горе… всегда одинок». О да, теперь ей не нужно объяснять смысл этих слов, теперь она сама – убедительное им подтверждение. Это сделанное ею только что открытие визгливой мигренью забилось в висках, от чего она зажмурилась так сильно, что солнечный пейзаж за окном запестрел черными пятнами. ОДНА. Совсем одна. Без него. Без него? Господи, как же больно! *** - Екатерина Валерьевна… Екатерина Валерьевна, прошу вас, пройдемте, все уже собрались, - из задумчивости ее вывел голос помощника нотариуса. Одной рукой он показывал на дверь, в которую ей следовало войти, а другой придерживал ее за локоть, подталкивая в нужном направлении. Она вошла, мельком взглянув на присутствующих, и опустилась на оставшийся свободный стул. Маргарита, Андрей и Кира держались вместе. Сейчас они были едины, как никогда. Сейчас они были семьей. Семьей в состоянии отечественной войны, вынужденной временно укрепить свои рубежи. Марго была подавлена. Губы в горькой складке то и дело подрагивали на бледном лице. Кира бросала обеспокоенные взгляды то на свекровь, то на мужа. Андрей был собран и сосредоточен, как будто ожидал подвоха. На Пушкареву никто из них больше не смотрел. Каждый завернулся в свой кокон и смаковал свою боль в одиночестве. *** По мере того, как нотариус зачитывал завещание Павла, постепенно расправлялась напряженная складка на лбу Андрея, как будто тяжелый груз талой горной лавиной сползал с его плеч. И тому были причины. Ведь это его отец, поддавшись влиянию этой лживой вертихвостки, подверг сомнению благосостояние всех членов некогда крепкой семьи, женившись на ней на старость лет и людям на смех. Содержание завещания не стало для Андрея новостью, но стало долгожданным облегчением и подтверждением того, что слово Павла Жданова дорогого стоит (даже после его смерти).
nadin: Глава 8. - Да… да, вот этот поворот, кажется? – говорила Катя, выглядывая в окно автомобиля и пытаясь вспомнить дорогу. - Так этот или следующий, или, может, предыдущий? – волновался Коля. – Кать, ты сколько раз там была? - Много раз, Коля, много, но за рулем-то ни разу, поэтому и не помню точно. Там дальше шлагбаум должен быть… О, вот он… Возле будки охранника притормози… Зорькин облегченно выдохнул. Предъявив охране Катин пропуск, друзья благополучно двинулись дальше, но, не проехав и ста метров, Катя попросила: - Коля, останови, пожалуйста… Отсюда я сама. Николай выполнил просьбу, и оба замолчали на минуту. - Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Зорькин. - Ты настоящий друг, Коль, но я сама должна, понимаешь? Он согласно кивнул. - И не жди меня, езжай домой, а я обратно такси возьму. Кто знает, сколько я здесь пробуду. Она уже собралась выйти, толкая дверцу машины, как Коля, будто вспомнив о чем-то важном, выпалил: - Кать, а деньги-то у тебя есть? - Ну, да… - ответила она, припоминая, что, покупая хлеб для Ивэла, держала кошелек в руках. И достав его из сумки, продемонстрировала Зорькину. - Да я не про мелочь, Кать, я про ДЕНЬГИ, - пояснил он. Достал из кармана несколько купюр и протянул Катерине. - Зачем мне столько? На такси до Чукотки я сегодня не планировала. - Нет, - вздохнул Коля с видом педагога, уставшего в энный раз разжевывать нерадивым студентам элементарную задачу. – Это не на такси. Это на налаживание контактов. Налаживание новых и восстановление старых. Катя нахмурилась, а потом, грустно усмехнувшись, подняла на Колю глаза. - Я совсем несносная, да? - Бывает, - улыбнулся он. Взяв деньги, Катя вышла из машины и, помахав Коле рукой, зашагала вперед. А Зорькин, прежде чем тронуться в путь, высунулся из машины и прокричал: - Кать, а если ты все-таки умудришься заблудиться, выбрось свой компас и доверься коню. Конь - животное умное, выведет куда надо. - У меня нет компаса, Коля! – обернулась она. - Есть, эксклюзивная модель в черепной коробке, только ни чертА не работает! - Да ну тебя, - махнула на него рукой и отправилась прочь, уже не оглядываясь. А про себя подумала: - А ведь прав… - и не смогла сдержать улыбки. *** Катя шла по широкой еловой аллее, не торопясь вдыхая пьянящий аромат хвойного леса. Все те же ели сказочные, все те же домики игрушечные… Все как будто то же. Или нет? Или она сама другая? Верно, другая. Тогда – счастливая, сегодня – потерянная. И одинокая. Никогда еще не бывала она здесь без Павла. А теперь идет, словно в гости, и разрешения спросить хочется, и зайти боязно. Он был здесь своим, а она всего лишь при нем. Задумалась и не заметила, как добрела до бревенчатой избы, где хозяйничала Мария Петровна. Остановилась у порога. Огляделась в нерешительности. Их всегда здесь привечали по-особому. Других таких гостей тут не бывало. Мария Петровна по началу все головой качала, но вскоре оттаяла и только посмеивалась украдкой в сторону Павла с Катей, мол, что с них возьмешь, с влюбленных. А Павла про себя окрестила везунчиком. С тех пор в разговорах с мужем своим, Василичем, иначе Павла и не называла. Неожиданно раздался голос Василича: - Катерина, ты что ли? А чего стоишь, как не родная? Чай не лето, ноябрь месяц на дворе. Ну-ка, пойдем в избу, - и, прихватив, ее за руку потянул в дом. - Петровна, ты посмотри, какого гостя я тебе привел! Ни за что не угадаешь. Мария Петровна вышла на голос мужа и, увидев Катю, радостно всплеснула руками. - Катюша! Приехала, значит… А мы уж и не ждали… Да ты проходи, проходи, сейчас я тебя чайком согрею, а то вон, и нос уже красный, и руки поди озябли. На один только миг взглянув на хозяйку, Кате стало понятно: все знает. Ну и хорошо, не придется ничего объяснять. - Здравствуйте, Мария Петровна. От чая не откажусь, но позже. А сейчас я в конюшню хотела... Василь Василич, можно? - От чего ж нельзя? Иди, милая. Коняка твой уже заждался. Ведь, как чуял, стервец, уж больше месяца никого к себе не подпускает. Подошла к конюшне. Сердце замерло в прыжке. Воспоминания нахлынули лавиной: вот она знакомится с Ивэлом и самозабвенно целуется с Павлом, вот уже вполне самостоятельно сидит в седле, а он над ней слегка подтрунивает, а вот он несет ее в постель после долгой верховой прогулки, и откуда ни возьмись берутся силы и открывается второе дыхание… Несмелым движением Катя толкнула дверь конюшни и прошла к стойлу. - Ну, здравствуй, мой хороший, помнишь меня еще? - всхлипнула она. – Вот мы с тобой и осиротели. Не поднимая скорбно опущенной головы, Ивэл скосил глаза в сторону Кати. - Ты тоже по нему скучаешь, правда? Ну, так знай, ты не один. Катя открыла стойло и вошла. Обняла Ивэла за шею и тихо заплакала, понимая, что, наконец-то, обрела того, с кем могла разделить свое горе. Так и стояли они обнявшись. Катя роняла слезы, прислонившись щекой к шелковой шерсти Ивэла, а он, тихо фырчал ей в макушку. Послышался скрип старых дверных петель и глухой стук закрывающейся двери. Ивэл навострил уши, Катя оторвалась от коня и огляделась. Никого. Ветер, наверное. - Ты уж прости меня, ладно? – сказала она, снова обернувшись к животному. – Больше я тебя не брошу. Обещаю. Ивэл не возражал. Он как будто понимал и соглашался, и Катя это чувствовала. - Ой, что же это я? Совсем забыла… У меня же для тебя гостинец есть. Давай отметим нашу встречу? – проговорила она, быстро извлекая из сумки небольшую буханку хлеба. Отломила кусок и протянула Ивэлу: - Смотри, как ты любишь, я помню, черный с курагой и орехами, так ведь? Немного помедлив, Ивэл заглянул в глаза своей новой хозяйки и потянулся за угощением. А Катя гладила его гриву и приговаривала: «Вот и умница, хороший мальчик». Снова скрипнула дверь и на пороге конюшни появился Василич. - Ну как, не серчает? – обратился он к Катерине, кивая на жующего Ивэла. - По-моему, мы друг друга поняли, - с улыбкой ответила Катя. – Василь Василич, а можно его оседлать? - Да ты чего, девка, конь-то норовистый, он же никого окромя Пал Олегыча, царство ему небесное, да еще конюха нашего, Саньки, к себе не допускал. А теперь и Саньке не подойти. Взяла б уж лучше Динку что ли, иль какую другую кобылку, а? - Это не для меня. Я хочу прогулять Ивэла. Давайте попробуем. А не пустит в седло, под уздцы поведу. Мне все равно, главное, чтобы он был не против. Василич неодобрительно покачал головой. - Ну смотри, Катерина, как бы не покалечилась. - Не покалечусь, - ответила Катя. – Он меня не обидит. Василич позвал Саньку, тот помог оседлать коня, удивляясь при этом внезапной перемене настроения Ивэла и его непривычной покладистости. Катя вывела лошадь из конюшни и, сама себе удивляясь, легко запрыгнула в седло. А в мыслях улыбнулась, отметив, что из тех многочисленных вещей, которым учил ее Павел, кое-что она все-таки усвоила. От непривычной высоты голова немного кружилась. Но в стороне стояли нахмурившийся Василич и довольно заинтересованный Санька, так что об отступлении и речи быть не могло. Слегка отдав поводья, Катя осторожно придавила шенкелями бока лошади и припустилась легкой рысью. Привычным маршрутом объехала конюшню, бревенчатые домики и свернула в лес. А когда поняла, что скрылась из вида наблюдавших за ней людей, слегка осадила коня и расслабилась, упала грудью ему на холку и, обхватив руками шею, уткнулась носом в шелковую гриву. Так и шли они, слившись воедино, бесцельно, не торопясь плутая по дорогам своей памяти, прислушиваясь к дыханию друг друга, исцеляя свою боль. Прошло, вероятно, немало времени, прежде чем Ивэл принес свою ношу обратно. Уже смеркалось, похолодало, и изо рта валили клубы белого пара. Катя отвела Ивэла в стойло и передала на попечение Саньки, но уходить не спешила. Стояла, переминаясь с ноги на ногу, словно собиралась с силами, но все же решилась и, покраснев, обратилась к конюху: - Саша, я хотела вас попросить… присмотреть за Ивэлом получше. Он мне очень дорог. Сказала и решительно протянула ему бумажные купюры. Деньги Санька взял и привычным жестом отправил в карман куртки, деловито заверив гостью, что все будет выполнено в лучшем виде. Покинув конюшню, Катя поняла, что голодна как никогда. И ноги сами понесли ее в избу к Петровне. Лишь только ступила на порог, как в нос ударил дурманящий аромат домашней выпечки, с пылу с жару из русской печи. На встречу выскочила, улыбаясь, Мария Петровна: - А, вот и Катюша вернулась. Я уж заждалась. Специально для тебя блины затеяла. Ты проходи, проходи, - распоряжалась хозяйка. - Пахнет как… закачаешься, - повела носом Катя. Похоже, я на запах и пришла. - И не только ты, - усмехнулась Петровна. Не так давно последних гостей разогнала, вон один Вадим Максимыч и остался. Только тут Катя поняла, что они с Марьей Петровной не одни в доме. За столом, отодвинув от себя огромную дымящуюся кружку, сидел гость и бесцеремонно разглядывал Катерину, от чего она тут же смутилась. Мужчина Катино смущение заметил, и его это, как будто, позабавило. - Вот уж не думал, что в нашем лесу встречаются такие феи, - сказал он. Марья Петровна, где ж вы таких красавиц от меня прячете? - Ты, Вадим Максимыч, не балуй, - ответила Петровна. Вижу, и добавка уже не впрок. Ты беги, еще своих догонишь. - Не, хуже нет ждать, да догонять. Теперь я и сам доберусь, сказал он, по-прежнему рассматривая Катерину. Марья Петровна усадила Катю за стол, поставила перед ней такую же огромную, как у гостя, кружку с травяным чаем и поближе придвинула блюдо с горкой ароматных блинов. Катерина, отметила, что мужчина довольно молод. Слишком молод, а для «Максимыча» и подавно. Но осознание какой-то собственной значимости придавала ему уверенности в себе, от которой его просто распирало. Катя, подумав немного, плюнула на смущение и принялась за еду. - Ты как, Катюш, заночуешь?– спросила Мария Петровна. - Так я домик ваш приготовлю… Упоминание об их с Палом пристанище здесь заставило Катю замереть. И, отрицательно покачав головой, она твердо ответила, рассматривая остатки чая в своей кружке: - Нет. Не останусь. Вызову такси и домой. - Какое такси? Зачем такси? – встрял Вадим. Если до Москвы, то я с удовольствием подвезу! Катя вопросительно посмотрела на Марию Петровну, а та, одобрительно махнув рукой, сказала: - Поезжай Катюш. Дело уж скоро к ночи… когда твое такси приедет, кто знает… Езжай. А насчет Вадима Максимыча ты не переживай, он мне сейчас пообещает не паясничать. Так ведь, соколик? – спросила Петровна, бросив строгий взгляд на Вадима. - Обижаете, Мария Петровна! – притворно разобиделся тот. Можете на меня рассчитывать. На том и порешили, быстро собрались и отправились восвояси. Всю дорогу Вадим пыжился изо всех сил, пытаясь добиться внимания своей спутницы, но тщетно. Катя была далеко, лишь иногда кивала из вежливости, соглашаясь с тем, о чем даже и не старалась расслышать. На следующий день Катя сама позвонила Полянскому с вопросом о том, когда ей можно приступить к работе. (Продолжение следует)
Ангел: Привет nadin ! Грустно, но уже виден лучь света в темноте. Проду!!!
nadin: Глава 9. Что ж так грустит твой взгляд? В голосе трещина… Про тебя говорят: странная женщина. Странная женщина, странная, Схожая с птицею раненой. Грустная, крылья сложившая, радость полета забывшая. В середине ноября Катя вышла на работу. Полянский предложил ей на выбор либо вернуться в финансово-экономический отдел на прежнюю должность, либо возглавить отдел маркетинга и сбыта. Возвращение к финансистам означало бы существование в чисто женском коллективе с непременными сплетнями, пересудами и беспрестанными попытками вторжения в ее личную жизнь. А к этому Катерина была не готова. Как выяснилось, она вообще отвыкла от людей, совершенно одичав в своем добровольном затворничестве. Теперь ей придется учиться жить заново: учиться улыбаться при встрече мало знакомым людям, отвечать на пустяковые вопросы, самой обращаться за помощью и при этом не чувствовать себя виноватой. Ей предстоит вновь осваиваться в коллективе, смирившись с чересчур повышенным вниманием к ее персоне. И, поразмыслив немного, Катя выбрала второе. Полянский такому решению был рад и даже признался, что если бы она сделала иной выбор, ему пришлось бы уговаривать ее передумать. Что ж, в распоряжении Катерины был отдельный кабинет, общая приемная на двоих в первым замом, личный секретарь – совсем молоденькая девочка Настя, и целая рота сотрудников, которым предстояло работать под ее руководством, а также сметы, бизнес-планы и договоры, договоры, договоры (Герман хотел, чтобы все крупные сделки проходили через ее руки). Валерий Сергеевич, посмеиваясь, предлагал помочь дочери в вырабатывании командного голоса, ведь теперь она – начальство, а он по старой памяти и большому блату уж так и быть, дал бы ей несколько уроков. Выпроводив Катю на службу, родители как будто вздохнули с облегчением. Ну, и что, что уходит ни свет, ни заря и приходит еле живая, валясь с ног от усталости. Пусть, лишь бы не хоронила себя заживо в четырех стенах. От переутомления они ее вылечат, а от фантомных болей в сердце – лишь она сама. Вот только самой ей сейчас трудно, а работа – весьма действенное обезболивающее средство. Да, уколоться и забыться, и чем больше доза, тем лучше. А работы было, действительно много, и, окунаясь в нее с головой, Кате и в самом деле удавалось забыться на время. Катина секретарша оказалась совсем неопытной. Выяснилось, что, закончив какие-то компьютерные курсы, а также курсы по делопроизводству, девочка довольно ловко управлялась с бумагами, но панически боялась компьютера. Об этой фобии своей помощницы Катя узнала на следующий день их совместной работы, когда поручила Насте набрать и распечатать список новых клиентов, и наткнулась на ее совершенно невменяемый взгляд. В ее глазах было все: и ужас перед железным монстром и собственным бессилием, и мольба о помощи (и заранее – о прощении), и готовность, тем не менее, выполнить задание способом «пока не знаю как, но сделаю непременно». Глядя на пунцовые щеки девушки, Кате стало смешно. Еще совсем недавно она сама вот так же смущалась и краснела на рабочем месте. Недавно? А кажется, что минула целая жизнь… Подумать только, когда-то она могла убиваться по невыполненным отчетам, всерьез бояться увольнения и переживать из-за трений с начальством... Смешно. Катя взяла с Настиного стола пухлую папку с данными о клиентах и, намереваясь выполнить работу самостоятельно, направилась в свой кабинет. Но вдруг остановилась на полпути, обернулась, посмотрела на сжавшуюся в комочек девушку и внезапно передумала. Вернулась, придвинула к секретарскому столу свободный стул, уселась рядом и начала объяснять той азы работы с компьютером. Объясняла терпеливо, обстоятельно, не спеша, с каждым словом все больше и больше поражая свою горе-помощницу, в конце концов, приобретя в ее лице не только преданного секретаря, но и искреннюю поклонницу. За этим интересным занятием и застал их Полянский, зашедший поинтересоваться делами Катерины. Но, увидев идиллическую картину полного взаимопонимания «отцов и детей», немало удивился. Катя не только не возмущалась нерадивой секретарше, напротив, она улыбалась. Улыбалась! Ну, если так, то он готов нанять ей хоть дюжину желторотых девчонок, только бы она улыбалась! Постоял задумчиво в дверях приемной и незамеченным удалился. *** Декабрь на всех парах мчался к своему апогею. Народ носился по улицам, взбудораженный праздничной суетой. Офис гудел новогодними приготовлениями и лихорадочной возней в упорном стремлении завершить оставшиеся незаконченные дела еще до конца года. Дамы обсуждали наряды, а мужчины уже подсчитывали убытки. Казалось, даже воздух был пропитан безудержным весельем. И некуда было спрятаться от этого праздника жизни. Он без спроса проник во все щели и поры, заставляя каждый винтик, гайку, шестеренку крутиться по его указке. Чем меньше дней оставалось до встречи Нового года, тем более подавленной ощущала себя Катя. Близился час «Х». Для кого-то он был пропуском в новую жизнь, возможностью начать все с чистого листа с прежними надеждами и новыми планами. Для Кати же – всего лишь чистый лист, пустой и равнодушный, как белая пустыня. Еще одно испытание, от которого просто так не отмахнуться. Господи, не сойти бы с ума. *** Утро липкими щупальцами неумолимо пробиралось в сознание. Так не хотелось размыкать ресницы. И сон был такой чудесный... Ей снился Павел в колпаке Санты на оленьей упряжке. Он несся по заснеженным просторам Лапландии и так заразительно смеялся… как тогда… Катя зарылась лицом в подушку. Ей вспомнилась их первая совместная встреча Нового года. Это было в Финляндии среди заснеженных пейзажей, наряженных улиц и веселых финнов. Они радовались как дети, валялись в снегу, катались на оленях, фотографировались с Дедом Морозом и даже клянчили подарки. Павел тогда пообещал, что ощущение той неповторимой сказки Катя запомнит до конца дней. И она запомнила. На всю жизнь. Сквозь полудрему До Катерины доносились голоса… Мама, папа, снова мама… и кажется, Коля… Она резко распахнула глаза: «Лучше бы мне совсем не просыпаться». За дверью Зорькин проявлял завидную активность. - Пушкарева, подъем! Так-то ты встречаешь утро новой жизни? Катя села на постели и обхватила руками голову. Неожиданно, рождая во всем теле паралитическую дрожь, задребезжал будильник. - Значит действительно пора, - сказала она самой себе и спустила ноги на пол. Николай не унимался: - Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры… Катя накинула халат и резко распахнула дверь своей комнаты. Удар пришелся Зорькину прямо в лоб, от чего Катерина окончательно проснулась. - Коля, - Катя виновато разглядывала лицо Зорькина, от которого пыталась отнять его руки. – Ты чего? - Я-то? Да ничего. Вот, шел мимо, дай, думаю, заскочу к старой подруге, поздравлю с днем рождения… Я ж не знал, что послов доброй воли здесь принято встречать нокаутом. Катя замерла, прикрыв глаза. - Я … - начала она, но Зорькин ее перебил. - Знаю, знаю – забыла. Зато мы не забыли и тебе напомним. Откуда ни возьмись появился букет цветов, показались улыбающиеся лица родителей, посыпались поздравления. Катя всех обняла и расцеловала и, уже скрывшись в ванной, услышала снова жующий голос Зорькина: - Кать, сегодня я твой навеки, то есть, я хотел сказать, твой личный шофер. Доставлю, куда скажешь. Хотя, как я понимаю, первым делом самолеты… В офис Катя приехала непривычно вовремя. Настя была уже на месте. Сияя, как начищенный самовар, она поздоровалась с начальницей и проводила ее до кабинета, не пряча хитрых глаз. Лишь только шагнув на свою территорию, Катя поняла, почему. На столе в нарядном ведерке красовался огромный букет, нет, то была охапка разноцветных тюльпанов. Что-то защемило в груди. То ли нежность, то ли благодарность… Зная, что тюльпаны не пахнут, Катя все же не удержалась, провела носом по пестрым бутонам и задержала дыхание. «Почему же не пахнут?», - подумала она, - «Очень даже пахнут. Весенней свежестью». Повернулась к Насте и послала ей благодарную улыбку. В букете обнаружилась записка. Прочла и потянулась к телефону. Услышав на другом конце провода приветственное «да», сказала в трубку: «И тебе, Герман, спасибо». День пролетел незаметно. Офис опустел. Катя, как обычно, коротала вечер за работой, изучая детали предстоящей сделки. Неслышной поступью в дверях кабинета появился Полянский. - Кать, ты все еще здесь? Бросай все, поехали по домам. - Я хотела перепроверить… - Кать, ну только не сегодня. Все завтра. Поехали, я отвезу тебя домой. Возражения не принимаются. В конце концов, я твой босс! - изрек Полянский и, отобрав у Кати документы, увлек ее к выходу. Уже во дворе ее дома, прощаясь в машине, Катя сказала: - Герман, а ведь я так ни разу и не поблагодарила тебя за все, что ты для меня сделал… Полянский нахмурился и хотел возразить, но она его опередила: - А сделал так много… мне давно уже следовало сказать… - Кать, не надо, я все понимаю… - И за понимание тоже. (Продолжение следует)
Ангел: Привет nadin Тюлпаны зимой - такая нежность. Проду
nadin: Привет, Ангел! Одни мы тут с тобой. Глава 10. Как и следовало ожидать, последний рабочий день в уходящем году, выдался совершенно бестолковым. Сотрудники пришли на службу приятно расслабленными и, открыто забросив свои трудовые обязанности, слонялись по офису, вдохновенно обсуждая подробности предстоящей корпоративной вечеринки по случаю встречи Нового года. Дамы прихорашивались и сплетничали, мужчины убивали время в курилке за праздными разговорами. Весь этот день Катерина пряталась от людей в стенах своего кабинета, старательно делая вид, что занята какими-то неотложными делами. Поначалу она всерьез надеялась найти себе хоть сколько-нибудь полезное применение, но вскоре пришлось отказаться от этой мысли. Препятствием послужили ее собственные стахановские подвиги последних недель. Чем занять себя в одиночестве в преддверии всеобщего веселья? Разве что скрепки пересчитать. В дверь тихонько постучали, и на пороге материализовалась Настя. В вечернем платье, в полной «боевой раскраске», когда только успела? - Екатерина Валерьевна, там народ уже собираться начал… Я вам еще нужна? - Нет, Настя, нет. Иди, конечно. - А… вы? – замялась Настя, - пойдете? Настасья, конечно же, была в курсе печальной истории своей начальницы, о которой в первые же дни их совместной с Пушкаревой работы ей поведали осведомленные сослуживицы. И теперь, смутно подозревая, что своим невинным вопросом она все-таки перешла грань дозволенного, стояла смущенная, как провинившаяся школьница. - Да… но я… позже, - ответила Катя. - А ты беги. Настя с готовностью кивнула и скрылась в приемной, но тотчас же в дверном проеме снова появилась ее голова: - А давайте я вам кофе сделаю? Катя открыла рот, чтобы возразить, но Настя не позволила ей начать. - Я все равно сделаю, а вы уж там решите, надо или нет, ага? Я быстро, – протараторила девушка и скрылась из виду. Возражать было уже не кому, и Катя лишь пожала плечами. Конечно, на банкет Катерина идти не хотела, да и не собиралась вовсе (не вовремя все это и… не в ее положении), но на шесть часов вечера была назначена важная встреча с деловыми партнерами, а Полянский очень настаивал на ее личном присутствии. Пришлось сделать над собой нешуточное усилие и целый час просидеть за шумным столом, пока не закончилась официальная часть и появилась возможность незаметно покинуть торжество. Всю дорогу до ресторана Герман украдкой поглядывал на Катерину. Устала, это заметно. Еще бы! Полтора месяца отпахала как заяц на барабане. За такой короткий срок смогла наладить работу своего отдела, успела подготовить и провести две крупные сделки, на доходы от которых можно кормить всю фирму в течение полугода. Вот только на себя совсем махнула рукой. Хотя, может, так и надо пока?.. Разумеется, он понимал, что никакими увеселительными мероприятиями Катерину сейчас не пронять, более того, все это будет ей в тягость. Но так хотелось вытащить ее в свет, растормошить немного, побыть с нею, пусть и не вдвоем. Хотя бы и на деловом ужине. Он просто не удержался. И, глядя на ее бледное лицо, сейчас уже сомневался, правильно ли он поступил. Вполне ведь мог справиться самостоятельно, не в первый раз, но тем не менее нашел для нее тридцать три убедительных довода своей полной несостоятельности без ее поддержки в переговорах. - Устала? - спросил Герман лишь для того, чтобы выловить Катю из забытья, –Думаю, уже можно расслабиться. Клиент почти созрел. Все основные моменты уже утрясли, осталось только расставить акценты и можно праздновать победу, - и ободряюще ей улыбнулся. - Кстати, мы уже на месте, - сказал Полянский. Припарковал автомобиль и помог Кате выйти из машины. Катя вышла, вдохнула морозный воздух и замерла. Только сейчас она поняла, что это место ей знакомо. Она подняла взгляд на сияющую неоновую вывеску. Ну да, конечно, ресторан «Модерн». Тот самый, в котором целую жизнь назад она рассказывала Павлу о делах «Никамоды»… Что же делать? В ногах свинец – ни войти, ни сбежать. Объяснить? Слишком долго придется объяснять, клиенты разбегутся. - Кать… Катя… Все в порядке? – Герман держал ее за локоть, вглядываясь в побелевшее лицо. Катя рассеянно кивнула в ответ. - Тогда пойдем? И они вошли. Их проводили в випзал. Интерьер с тех пор изменился, столики расставлены иначе, окна какие-то другие… витражи? Да, витражей тогда не было… Она вспомнила прохожих за окном, теперь их не видно. Все иначе, как будто и не было ничего, словно ЕГО не было. В груди больно кольнуло. «Все тебе, Пушкарева, не так, - отругала она себя, - А если бы ничего не изменилось, было бы лучше? Как бы тогда тебе дышалось в этих стенах? Довольно, возьми себя в руки и скажи уже что-нибудь умное». Как и предполагал Полянский, все прошло без сучка, без задоринки. Ужин плавно перетек из делового русла в дружеское. Мужчины отошли от темы бизнеса и переключились на обсуждение предстоящих рождественских каникул, горнолыжных курортов и автосалонов. Но при этом, не оставляя свою даму без внимания, следили, чтобы ее бокал был постоянно полон. Весь вечер Герман наблюдал за Катей. Вино сделало свое дело, и на сдержанном поначалу лице заиграл лихорадочный румянец, глаза заискрились неровным блеском, губы задрожали в улыбке. Он с удивлением отметил, что единственным человеком за этим столом, который не замечал ее привлекательности, была сама Катя. Она была чертовски хороша. Маленькое черное платье, облегающее хрупкую фигуру, могло бы сделать его обладательницу аскетично неприметной, если бы не нитка жемчуга на тонкой катиной шее, превратившая универсальный наряд из строго делового в изысканно соблазнительный. Невесомый макияж лишь подчеркивал пренебрежительное отношение Катерины ко всякого рода условностям. Она ничего специально не делала, чтобы нравиться, но по этой же причине вопреки собственным ожиданиям приковывала к себе взоры окружающих. Она была настоящей, без тени фальши и напускного лоска. Кажется, только руку протянуть, и почувствуешь ее живое тепло. Но нельзя. В глазах чернота -пропасть потери. И каким-то парадоксальным образом эта пропасть не отдаляла, а лишь сильнее засасывала. Неожиданно жалобной коровой замычал катин мобильный. Извинившись перед мужчинами, она встала из-за стола и вышла в холл, где у гардероба чуть ли не лбом столкнулась со смутно знакомым лицом. Лицо растянулось в довольной улыбке: - Ба, не уж-то и здесь лесные феи встречаются? Катенька, какими судьбами? Забыли меня? Вижу-вижу, что забыли, да я не в обиде… Лес… избушка… блины Петровны… Ну как, вспомнили? - Да-да, конечно… Вадим… Максимыч… правильно? - Он самый, - продолжал улыбаться тот, - Какая приятная неожиданность… А вы прекрасно выглядите, Катенька, - и смерил ее удовлетворительным взглядом снизу вверх и обратно. Катя снова смутилась, и так же, как тогда, Вадима это позабавило. Ловким движением он завладел обеими руками Катерины и поднес их к своим губам. Она попыталась отнять руки, но он не позволил. - Катенька, раз уж мы так удачно встретились, может, составите мне компанию и поужинаете со мной? Катя вновь попыталась высвободить руки, но с тем же успехом. «ПаЯц», - мысленно ругнулась она, а вслух сказала: - Боюсь, Вадим Максимыч, это невозможно. Я здесь по делу, компания у меня уже есть и давно меня дожидается. - Как жаль, - театрально закатил глаза Вадим, - вы снова разбили мне сердце. И с удовольствием наблюдая за тем, как дергается Катерина, медленно поцеловал по очереди сначала одну, а затем и другую руку. Насладиться этим маленьким спектаклем довелось лишь скучающей гардеробщице да четверым только что вошедшим гостям, перед которыми швейцар услужливо распахнул двери. - Опа! Веселая вдова – картина маслом, - хохотнул первый. - Вот, значит, как… - пробурчал второй и, оторвавшись от пола, медленно двинулся в направлении Катерины и ее спутника. Такого подарка судьбы он уже и не ждал. Но есть, есть в жизни справедливость! Недобро усмехнулся и, бесшумно приблизившись к парочке, остановился прямо у Кати за спиной. - Не помешал? – услышала она знакомый вкрадчивый голос и, вздрогнув, резко обернулась. Криво усмехаясь, над ней возвышался Жданов. - Андрей?.. - Катерина наша Валерьевна! Сколько лет, сколько зим! Вижу, времени вы даром не теряете. Краем глаза Катя заметила у входа Малиновского в обнимку с двумя девицами по метр восемьдесят каждая, с неподдельным интересом наблюдавшего мизансцену. Девицы же, повиснув на нем шнурками, откровенно скучали. Жданов окинул Вадима пренебрежительным взглядом и, наклонившись к Катерине, от чего та шарахнулась в сторону, прошептал ей в ухо: - Уже нашла новую жертву? Она смотрела на него во все глаза, интуитивно понимая, что лучше с ним сегодня не связываться. И, кажется, он был пьян. Или нет? Хотя… все же пьян немного. Не так, чтобы это бросалось в глаза, но было достаточным для того, чтобы выйти из себя. А каким мог быть Андрей Жданов в бешенстве, она еще помнила. И призвав на помощь остатки куда-то подевавшегося самообладания, Катя отступила от него на шаг и спокойно сказала: - Здравствуй, Андрей. - Не познакомишь меня со своим кавалером? – спросил Андрей и, отзеркалив ее же движение, сделал шаг вслед за ней. - Прости, но не сегодня. Катя хотела развернуться и просто уйти. Препираться с ним сегодня у нее не было ни сил, ни желания. Но каким-то дьявольским чутьем Жданов почувствовал ее решительность и поймал ее за руку, крепко схватив чуть выше локтя. - Но-но! – подал голос Вадим. – Полегче! В ответ Жданов метнул на него такой взгляд, что Вадим Максимыч осекся, противно почувствовав себя выскочившим из штанишек и почему-то уже не Мксимычем. Катя дернулась. Да что же это такое, что ж ее сегодня всякие… ммм… за руки-то хватают? - Что, - выдавил Жданов, - переключилась с престарелых дураков на юнцов зеленых? Удар пришелся в самое больное место. Она перестала дергаться, внутренне вся напряглась и застыла. - Оно и понятно, - не унимался Андрей, - так надежней, не надо опасаться снова быть вычеркнутой из завещания… можно просто жить себе припеваючи с каким-нибудь безмозглым молокососом и наставлять ему рога, пока не вышвырнет… Хотя… тебя так просто не вышвырнешь… умеешь ты… Жданов неприятно цокнул языком и, видя, что Пушкарева не пытается вырываться, отпустил ее руку. - Слушай, - процедил он с издевкой, - а ты ни разу не пожалела, что променяла меня на отца? А то все старики да дети… - Ты, - не выдержала Катя, - да ты мизинца его не стоишь… ни тогда, ни теперь, - отчеканила она еле слышно, но, судя по меняющемуся выражению лица Андрея, каждое ее слово достигло своей цели. - Мизинца, может, и не стОю… а вот всего остального… - прошипел он и двинулся на нее. Катя снова отступила назад и уперлась спиной в стену. В какой-то миг паника заплясала в ее глазах, она рванулась в сторону, но поздно, Жданов вцепился в нее мертвой хваткой, ожесточенно впился в нее, больно прикусив губу. Она вырывалась, как взбесившаяся кошка, беспомощно метаясь в кольце его рук, но недолго. Кто-то оттащил его от нее. Ее трясло и колотило. Она по-прежнему стояла, прислонившись к стене, зажав рукой укушенную губу, пока не увидела перед собой испуганное лицо Германа. (Продолжение следует) Все объяснения в следующей проде. А когда она будет, честно, не знаю. Но эта прошла на одном дыхании.
Ангел: Привет nadin nadin пишет: Привет, Ангел! Одни мы тут с тобой. Почему же народ заходит читает, просто ленится потому и отзывы не остовляет. Да и форум у меня маленький. nadin пишет: А когда она будет, честно, не знаю По скорей бы.......... очень жду!! А Жданов совсем зарвался грань перешел. Не ужели до него не дошло или это просто завесть от того что такая женщина его не любит. В любом случаи требую наказания. Бедная Катя.
nadin: Глава 11. Такого не ожидал никто. Конечно, Жданов не подарок, он мог быть вспыльчив и несдержан, но чтобы вот так, средь бела дня в людном месте в яростном остервенении кидаться на женщин?.. Обычно они сами на него вешались. В пылу ссоры он мог запросто дать в морду противнику, невзирая на весовую категорию и социальное положение, наорать так, что несчастных, попавших ему под горячую руку, приходилось откачивать всем, что только можно найти среди скудных запасов офисной аптечки… Но Жданова Андрея, поднимающего руку на представительниц противоположного пола, не видел никто и никогда. А тут такое! Все случилось так быстро, что даже Малиновский не сразу сориентировался в происходящем. Когда же до него дошло, что ситуация явно вышла из-под контроля, одним невообразимым прыжком он преодолел расстояние, отделяющее его от Жданова, и с обезьяньей грацией сиганул ему на плечи. - Эээээ!.. Палыч, Палыч… ты чего? – затараторил Малиновский, хватая Жданова за руки в попытке отлепить его от Пушкаревой. Андрею пришлось оторваться от Катерины, чтобы сбросить со спины Малиновского. Он резко развел локти, размашисто развернулся к другу и грубо оттолкнул его от себя. Роман предусмотрительно выбросил вперед обе руки в останавливающем жесте и, поймав блуждающий взгляд Андрея, с фальшивой беззаботностью в голосе проговорил: - Спокойно, Андрюх... спокойно… Жданов стоял, набычившись, посреди холла, постепенно приходя в себя. Тяжело выдохнув, он запустил пятерню в шапку густых волос, словно сбрасывая наваждение, пошатнулся и, решительно крутнувшись на каблуках своих дорогих ботинок, ринулся к выходу, не оглядываясь. Вслед за ним, воровато озираясь, поспешил раздосадованный Малиновский. В последнее время Жданов охотно составлял ему компанию в вечерних посиделках с бабОчками, но все чаще утраивал беспричинные дебоши, сводившие на нет все усилия Малиновского в организации приятного, ни к чему не обязывающего времяпрепровождения. Вот и теперь, предчувствуя, что полноценной культурной программе все равно уже не состояться, сунул денег на такси недовольным девицам и, отпустив их восвояси, направился к Жданову. Андрей стоял возле своей машины в распахнутом настежь пальто, пытаясь непослушными пальцами выбить сигарету из пачки. Ничего не получалось. И он подумал, что если сейчас, сию же минуту не сделает хотя бы одной затяжки, поубивает всех, к чертовой матери! Наконец, удалось заполучить злосчастную сигарету и зажать ее в зубах. Рассеянно хлопая по карманам, он запрокинул голову в небо, подставляя лицо холодным снежным хлопьям, и почувствовал себя окончательно протрезвевшим. Подошел Малиновский. Выжидательно глядя на закадычного друга, протянул ему горящую зажигалку, подождал, когда тот затянется, и закурил сам. - Ну что, успокоился? - задал вопрос Роман. Жданов не ответил, только умело выпустил изо рта дымовое колечко и задумчиво проводил его взглядом. - А теперь, - продолжал Малиновский, - не торопясь и по порядку, растолкуй мне, недалекому, ЧТО ЭТО БЫЛО? - Что это было? - повторил Жданов. И после недолгой паузы, как-то странно взглянув на приятеля, словно оценивая его умственные способности, с деланным спокойствием сказал: - Ничего... Перебрал. Всем своим видом Андрей давал понять, что разговор окончен, и распространяться на эту тему он не собирается, от чего Малиновский мгновенно взбесился. - Так, значит, да?! Как проблемы за тобой разруливать, так Малиновский, а как объясниться, так рылом не вышел?! Тебе не кажется, что я имею право знать... Андрюх... Жданов, да что происходит?!! - раздраженно выкрикнул он. Жданов затянулся в последний раз, отшвырнул окурок и, молча отодвинув беснующегося Малиновского со своего пути, сел в машину и был таков. *** Жданов гнал автомобиль по вечерней Москве. На душе было скверно. Он сильнее вдавил педаль газа и, поймав свой взгляд в зеркале заднего вида, невесело усмехнулся: "Ну что, можешь себя поздравить: отличился, нечего сказать. Дорвался Тузик до грелки... И как, полегчало?". Но облегчения он не испытывал, наоборот, чувствовал себя еще гаже. Последние несколько месяцев он жил как в тумане. Во сне его преследовали кошмары, в которых ему являлся отец. Он ничего не делал, просто смотрел на сына и молчал. И это было невыносимо. А мать… Он до сих пор не мог поднять на нее глаз. И даже говорить с ней не мог. Сколько времени прошло, а в ее взгляде по-прежнему читался немой укор. А Пушкарева!.. Пигалица эта! Как же хотелось прихватить ее «с поличным», вздернуть за шкирку и растоптать, растереть в порошок, чтобы все поняли, что никакая она не святая, а такая же, как все, как он, чтобы не смела его винить, чтобы не было у нее такого права – глядеть на него с укоризной - и быть не могло уже никогда! А тут такой случай представился… вот и понеслась. В то черное воскресенье, когда он, мучимый похмельем, ввалился в свою квартиру уже под утро, Кира не спала, она ждала прихода мужа, чтобы сообщить о смерти его отца. И Маргарите эту новость сообщила тоже Кира… Кира, а не он. Мать ждала, что Андрей поедет в Швейцарию и привезет тело, возьмет на себя организацию похорон так, как того заслуживал Павел, как хотела она сама, в надежде отвоевать у Пушкаревой хотя бы эту последнюю малость. Но время шло, а Андрей не появлялся и найти его не представлялось никакой возможности. А когда он все же явился, чем он мог объяснить свое отсутствие, что мог сказать в свое оправдание? Что после очередной ссоры с Кирой плюнул на все, сорвался из офиса, а на очередном отрезке пути из бара в бар снял каких-то девиц, лиц которых на следующий день он даже вспомнить не мог, и завис с ними на целые сутки? Что желая досадить жене, не удосужился даже отключить телефон и просто не отвечал на звонки? А ведь мог, мог хотя бы раз, хоть мельком, когда еще мозг способен был отличать действительность… мог взглянуть на дисплей… Он мог успеть. Он все проверил позже: Пушкарева звонила весь день и всю ночь на все его телефоны. Тогда еще отец был жив. А утром… На рассвете было уже поздно… да и сам Андрей к тому времени уже не помнил себя. Он мог бы утешить себя, если бы Катя не позвонила или звонила недостаточное количество раз, или сообщила о случившемся слишком поздно, или… или, или, или… Но этих «или» попросту не существовало. И всякий раз, когда в памяти всплывало лицо Пушкаревой с глазами побитой собаки, внезапно лишившейся хозяина, Андрей не мог подавить в себе желание добить ее, чтобы не отравляла ему жизнь напоминанием о его собственной вине, надгробной плитой давившей на плечи. В последний месяц перед смертью Павел звонил Андрею чаще, чем обычно, просил сына приехать и всякий раз как бы невзначай упоминал о своем неважном самочувствии. Это было на отца совсем не похоже, раньше тот никогда не жаловался. Наверное, другой, более внимательный и менее эгоистичный сын, заподозрил бы неладное… но не Андрей. Каждый раз он обнаруживал важные неотложные дела, препятствующие поездке, среди которых, впрочем, не оказалось ни одного (сейчас он это ясно понимал), на которое нельзя было бы просто плюнуть. Бесцельно поколесив по городу, Жданов выехал на кольцевую, съехал на обочину, заглушив двигатель, и давно уже сидел неподвижно, продолжая мысленный диалог со своим отражением. В памяти всплыло лицо Пушкаревой сначала с непонимающими, а затем расширенными от ужаса глазами, ее отчаянные попытки дать ему отпор… Жданов, Жданов… да ты чудовище! Скоро тобой детей пугать будут! И непривычно серьезные глаза Малиновского с вопросом «Что это было?»… А действительно, что это было, а, Жданов? Что? Что… Избиение младенцев, вот что! Ты так хотел зацепить ее посильнее, пнуть побольнее… Что ж, можешь собой гордиться. Вот только, унизив и оскорбив женщину, которую любил твой отец, ты оскорбил, прежде всего, его, память о нем. Вот она, твоя правда, Жданов. И как ты собираешься с нею жить? Не знаешь?.. Невеселые размышления Андрея прервала мелодия мобильного телефона. Он посмотрел на фото звонившего и обреченно усмехнулся. - Кира-Кира… Черт бы тебя побрал, Кира! – проорал он и, швырнув аппарат куда-то вглубь салона, сказал уже тише: - Говорил же отец «Не совершай моих ошибок»… говорил. «Эх, папа, - подумал Андрей, поворачивая ключ в замке зажигания, - где же ты совершил ошибку, где не доглядел, когда твой золотой мальчик, превратился в форменную скотину?». (Продолжение следует)
Ангел: Очень тяжелая глава. Андрея мне очень жалко, ведь есть вещи которые он уже никогда не исправит. Слова которые не скажет.. Проду
Оксана: nadin, Вы с Ангелом тут не одни!!! Я тоже с Вами! Мне ваш рассказ очень нравится. Постоянно его читаю. Вот бы мне еще научиться так же регялярно оставлять комментарии....
nadin: Оксана, спасибо, что отметилась. Приятно. Это я так, поворчала немножко для порядка (улыбается). А отзывы я и сама оставляю редко, ленивая потому что. Девочки, с праздником всех! Сегодня проды не будет, потому как я с банкета. Удачи всем и любви!
полная версия страницы